12 обезьян (1995): материалы

Караваев Дмитрий. XXI век – эра дистопий? // Видео-Асс Известия. – 1998, № 40 (05). – С. 122-126.

ЖАНРЫ КИНО: АНТИУТОПИЯ

XXI ВЕК – ЭРА ДИСТОПИЙ?

В отличие от великих мечтателей Возрождения и адептов научного коммунизма мировой кинематограф не преуспел в создании идиллических моделей «светлого будущего». Заглядывая в новую эру, следующий век и даже очередное десятилетие, кино с унылым постоянством предрекало нам новые проблемы, кошмары и катаклизмы.

Даже при наличии традиционного голливудского «хэппи-энда» фильмы о грядущем сплошь и рядом именуют «антиутопиями» или, по-английски, «дистопиями».

ТАК ДАЛЕКО – ТАК БЛИЗКО…

Если попробовать хотя бы приблизительно определить, где, за каким «верстовым столбом» для кинематографа начинается это самое «будущее», то картина получится весьма противоречивая.

В «Метрополисе» (1926) Фрица Ланга – фильме-прародителе современной кинофутуристики – действие происходит в 2000 году. Ланг не стал размениваться на десятилетия и взял круглую дату – канун нового тысячелетия, время, когда, по его прикидкам, должна была сформироваться новая технологическая среда, но сохраниться – прежние социальные конфликты и нравственные пороки. Впечатляюще обрисовав архитектуру и транспорт города будущего (снующие между небоскребами летательные аппараты стали фирменным знаком – теперь их можно увидеть где угодно, хотя бы в «Пятом элементе»), немецкий режиссер, как и большинство его современников, не проявил должной интуиции в отношении электронных коммуникаций, масс-медиа и виртуальной реальности.

Немудрено, что американка Кэтрин Бигилоу, показавшая мегаполис 2000 года семью десятилетиями позже – в своей антиутопии «Странные дни» (1995), продемонстрировала в этом смысле больше предвидения. Технологической новацией, «взрывающей» жизнь общества и индивида на пороге XXI века, становится не «летающая лодка» или робот-андроид, а «виртуальный наркотик» – маленький компакт-диск, позволяющий человеку стать героем щекочущего нервы виртуального зрелища. Заметим мимоходом, что Бигилоу не была здесь первооткрывательницей. В фильме «Человек с электронной схемой» (1990) героям примерно с той же целью вживляют в мозг микрочипы: череп главного злодея по кличке Плагхед снабжен специальными гнездами и «портами» – точь-в-точь как систем-

122

ный блок компьютера. А у Вима Вендерса в ленте «До самого конца света» (1991) фигурирует устройство, позволяющее записывать и воспроизводить сны.

Иногда «темное будущее» начиналось не в 2000 году, а несколько раньше. Пример, из числа самых известных – «1984», экранизация знаменитой антиутопии Джорджа Оруэлла, как бы предсказывавшего, что 80-е годы станут апофеозом тоталитаризма и подавления личности на нашей планете. Впервые роман был экранизирован в 1956 году. Вторая, более глубокая и пессимистичная экранизация сделана Майклом Рэдфордом как раз в 1984 году, но по прихоти истории примерно в это время начали происходить серьезные деформации тоталитарных режимов в СССР и Китае.

Француз Франсуа Дюпейрон в «Машине» сделал поистине «спринтерский» забег во времени – из 1994 в 1996 год: в итоге для нас вот уже два года как ясно, что его идея с устройством для переселения душ осталась нереализованным патентом. Точно так же не сбылось предсказание создателей фильма «Крипозоиды» (1987) о ядерной войне 1992 года и Джеймса Кэмерона («Терминатор-2: Судный день», 1991), «назначившего» эту войну на 29 августа 1997 года. В том же 97-м, вопреки ожиданиям Джона Карпентера, остров Манхэттен не стал тюрьмой строгого режима («Побег из Нью-Йорка», 1981). А через год могут вздохнуть с облегчением те, кто поверил, что школы грядущего станут «зонами для свободной стрельбы», а преподавать в них будут андроиды со стальными манипуляторами («Класс 1999», 1990).

Наиболее дальновидные сценаристы разместили мир будущего во втором – третьем десятилетии XXI века: «Почтальон» – в 2013 году, «Колючая проволока» – в 2017-м, «Бегущий человек» – в 2019-м, «Блейд-раннер» («Бегущий по лезвию бритвы») – в 2020-м… Сие предпочтительно с двух точек зрения: во-первых, это не настолько далеко, чтобы двигатели внутреннего сгорания, помповые ружья, музыка в стиле «трэш-металл» и прочие атрибуты дня сегодняшнего выглядели вопиющим анахронизмом; во-вторых, это достаточно далеко, чтобы поверить в реальность Второй гражданской войны в США или транспортировки гигабайтов информации в голове курьеров-мнемоников («Джонни-мнемоник»).

Если действие переносится в более отдаленные века и эпохи, то, зна-

123

чит, дело пахнет космическими пришельцами – и обезоруживающей логикой комикса. Действие «Пятого элемента» (1997) Люка Бессона происходит в 2259 году. Название кинокомикса Лэрри Бакэнена говорит само за себя – «В году 2889». Фильм «Женщины в плену» (1952), в котором племена мутантов боролись за господство в разрушенном ядерной войной Нью-Йорке, имел альтернативное название «Трехтысячный год от рождества Христова». Французская «Барбарелла» (1968) Роже Вадима устремлялась аж в сорок первый век. Ну а рекорд побила, наверно, «Дюна» (1984) Дэвида Линча по культовому фантастическому роману Фрэнка Херберта – действие происходит на далекой планете Дюна в не менее далеком 10991 году!

КАК МЫ ДОШЛИ ДО ЖИЗНИ ТАКОЙ?

Если мир, изображенный в антиутопии – продукт «нормального», эволюционного развития, то источником главных неприятностей для героев становится тоталитарное государство. Оно следит за каждым шагом, проникает в дом, прячет под обшивкой стен чудовищные сплетения труб, шлангов и проводов («Бразилия» Терри Гиллиама, 1984 – появление фильма именно в этом «оруэлловском году» говорит само за себя). Выступая в образе зловещего Большого Брата, государство делает всех своими рабами, лишает элементарных человеческих благ (чашка кофе и фруктовый джем – это уже роскошь) и права любить кого угодно, кроме самого верховного правителя («1984»).

Иногда оно запрещает размножаться («ТНХ-1138», первый фильм Джорджа Лукаса, снятый еще в 1971 году). Иногда, наоборот, принуждает к насильственному размножению – как в «Истории служанки» (1990) Фолькера Шлендорфа. Партийный вождь оплодотворяет подвластную ему «фертильную» женщину в присутствии счастливой бесплодной супруги. Правда, надо отдать должное, что в картине «Зардоз» (1973) Джона Бурмена проблема принудительного размножения трактуется не в философском, а в легкомысленно-комедийном ключе: герой Шона Коннери играет роль самца-производителя для правящих государством будущего интеллектуалок (не для этой ли цели нужны мужчины и в польской комедии 1983 года «Секс-миссия» Юлиуша Махульского, порезанной и обозванной в советском прокате «Новыми амазонками»).

Если власть слаба и беспомощна, то положительному герою-одиночке это тоже не сулит ничего хорошего. Его судьбой начинают распоряжаться могущественные и злонамеренные корпорации, мафиозные кланы, гангстерские группировки. Они обуреваемы желанием оставить нормальных членов общества будущего без воды («Девушка из танка»), воздуха («Вспомнить все»), бензина («Последняя погоня») или спасительного лекарства («Джонни-мнемоник»), загнать их в подземные трущобы, а самим жить в «верхних ярусах», утопая в роскоши и разврате.

Иногда в дефиците не вода, а земля – как, например, в «Водном мире» (1995) Кевина Рейнолдса, но это уже антиутопия из разряда тех, где отправной точкой в сюжете становится «революционный» импульс, катаклизм, вселенская катастрофа (в данном случае – глобальное потепление на Земле). Особое же место среди таких сюжетов занимают фильмы о последствиях ядерной войны.

Как ни странно, к этой теме не всегда относились с подобающей серьезностью. В 1969 году англича-

124

нин Ричард Лестер поставил абсурдистскую комедию «Жилая комната», героями которой были два десятка лондонцев, уцелевших после атомной бомбардировки. Однако в 70-х и особенно в начале 80-х постядерная реальность начинает выглядеть более сурово и драматично.

У нас хорошо известен телефильм Николаса Мейера «На следующий день» (1983), где с леденящими кровь подробностями показаны последствия атомной войны в одном из городов Америки. Однако, на мой взгляд, еще убедительнее и проникновеннее рассказала о жизни после ядерной катастрофы Линн Литмен в фильме «Завещание» (тоже 1983).

Здесь мы не видим ядерных грибов, смерчей и пожаров. Глобальная катастрофа прослеживается на микроуровне. Жители небольшого городка в Калифорнии, даже получив страшное известие и оказавшись отрезанными от всего мира, не хотят поверить в то, что все уже кончено. В школьном театре решено продолжать репетиции. Мать (прекрасная работа актрисы Джейн Александер) с надеждой и умилением смотрит на подрастающих детей. Но именно дети – под воздействием радиации – и начинают умирать первыми. Небо все больше и больше затягивается темной пеленой…

Наше кино пополнило список постядерных антиутопий экспрессионистской драмой Константина Лопушанского «Письма мертвого человека» (1986). Фильм получился незаурядным даже в контексте всего мирового кино – думается, свою роль сыграло то, что фильм делался под свежим впечатлением от Чернобыля. К тому же тема последствий атомной войны была, пожалуй, единственной темой антиутопии в советском доперестроечном кино – здесь режиссеру позволялось «сгущать краски» и не слишком разбавлять все казенным оптимизмом.

В забористом постмодернистском коктейле трилогии о «Безумном Максе» (1979 – 1985) австралийца Джорджа Миллера тоже присутствует тема ядерной катастрофы. Пустыня, усеянная остовами изувеченных автомобилей, по которой носятся банды диких мотоциклистов – это тоже последствие атомной войны. Но в «партитуре» агрессивного и динамичного зрелища, где тон задает стилистика мотоциклетного боевика, рок-фильма и гангстерского триллера, нота предостережения о ядерной угрозе звучит весьма и весьма приглушенно.

Тема атомного катаклизма остается «на вторых ролях» в футуристическом боевике «Кровь героев» (1990) Дэвида Пиплза (между прочим, одного из сценаристов упоминавшегося «Блейд-раннера» Ридли Скотта) – здесь большее внимание зрителя привлекает такой аттракцион, как «постядерное регби»: череп собаки надо насадить на шест, установленный на зачетной линии зоны противника.

По причинам, вполне понятным (разрядка, распад СССР, конец напряженного ядерного противостояния), антиутопия 90-х перестает видеть в последствиях «атомной дуэли» основной импульс своей сюжетной интриги. Более актуальной и захватывающей завязкой становится пандемия – распространение страшного неведомого вируса или столкновение с космическим телом. Самые свежие подтверждения этого дает голливудская афиша начавшегося 1998 года. В новом фильме Ридли Скотта «Я – легенда» (повторный ремейк известной фантастической ленты 50-х) Арнольд Шварценеггер играет героя-одиночку, единственного жителя Земли, не подвергшегося воздействию губительного вируса (все другие – либо погибли, либо превратились в мутантов-вампиров; они-то и будут осаждать убежище «железного Шварца»). Довольно интригующим представляется сюжет «Глубокого воздействия» Мими Ледер: после катастрофического столкновения Земли с кометой земляне отбирают 800 тысяч своих представителей, чтобы продолжить жизнь земной расы на новой планете. В картине заняты хорошие драматические актеры – Роберт Дювалл, Максимилиан Шелл, Ванесса Редгрейв, Морган Фримен, а ее исполнительным продюсером является сам Спилберг, и это позволяет надеяться, что она не станет заурядным фантастическим боевиком. Я едва не

125

поставил в этот ряд и «Армагеддон» Майкла Бея, но его сюжетная схема (герой, которого играет Брюс Уиллис, предотвращает столкновение астероида с Землей) основному канону антиутопии (катастрофа должна произойти!) явно не соответствует.

НАДЕЖНЫЕ ГЕРОИ В БЕЗНАДЕЖНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ

Нетрудно заметить, что главным героем в антиутопии 80 – 90-х становится «герой действия» – персона атлетического сложения с сильной волей, отменной реакцией и здоровой психикой. Даже в том случае, если это не герой, а героиня, она все равно наделена качествами «крутого парня». В «Странных днях» такую бой-девку (она водитель и охранник-«секьюрити») играет афро-американка Анджела Бассет – статная, мускулистая, мгновенно переходящая от флегматичного созерцания к «взрыву». А что говорить о ершистой и отчаянной Ребекке Бак (Лори Петти) – «девушке из танка» или «Колючке Барб» (Памела Андерсон) с перекинутыми через плечо патронташами…

Конечно, все эти персонажи сохраняют столь характерный для антиутопии статус отщепенца, оппозиционера, «черной овцы в стаде». Если они и действуют в интересах структур власти, как Безумный Макс или «Змей» Плисскен (герой Керта Рассела в «Побеге из Нью-Йорка» и «Побеге из Лос-Анджелеса»), то преследуют при этом собственные цели и дорожат своей независимостью больше, чем общественным воздаянием за их заслуги. И все-таки контраст между Джонни-мнемоником и Сталкером, Безумным Максом и Максом-«посети-телем музея» (из одноименной антиутопии Лопушанского) разителен. Не только потому, что первые в основном действуют, а вторые – рефлектируют, мучительно задумываясь над вечными вопросами бытия. Положительные герои 60 – 70-х (а в нашем кино – и 80-х) несли в себе тот «знак беды», которым была помечена вся сюжетная канва фильма (а что уж говорить о героях со знаком «минус», как, например, Алекс из «Заводного апельсина» Стенли Кубрика!).

Герои 80-х и тем более 90-х берут на себя бремя избавления от беды – и с присущей им силой, ловкостью, энергией направляют антиутопию в русло триллера, гангстерского боевика, фантастического комикса. Редкие исключения вроде Джеймса Коула, героя Брюса Уиллиса из «12 обезьян» (1995) Терри Гиллиама, с его внутренней «лабильностью» (унаследованной явно от прототипа из французского фильма 60-х – «Взлетная полоса» Криса Маркера) только подтверждают правило. Чем кошмарнее и отвратительнее мир будущего, тем больше энтузиазма и энергии у противостоящего ему героя. «Мутирование» персонажей и конфликтов антиутопии приводит к тому, что жанр утрачивает «дар Кассандры», способность к «штормовому предупреждению» и приучает публику относиться к нему как к разновидности компьютерной «стрелялки».

Возможно, кто-то возразит: после того как исчез дамоклов меч «ядерного апокалипсиса», зрителям и вправду стало нечего бояться. Столкновением с кометой Галлея никого всерьез не запугаешь. «Апокалиптическая» и некогда недосягаемая цифра 2000 уже появилась на талонах техосмотра под лобовым стеклом автомобилей… Все это так. Но если бы зрителям начала 70-х показали фильм, где живущие в 2000 году земляне вот уже тридцать лет не могут направить ни одного пилотируемого корабля к Луне, где ежегодно сотни тысяч человек становятся жертвами неизлечимого вируса и где на территории России, Канады и Европы идет борьба за образование крошечных самостоятельных государств – наверное, многие бы покачали головой и сказали, что это безнадежная антиутопия.         

Дмитрий КАРАВАЕВ

126