Чаплин / Chaplin (1992)

Рейзен О. Фестиваль умер – да здравствует фестиваль // Видео-Асс Фаворит. – 1994, № 7. – С. 13-17.

Фестивальные заметки с кухонной табуретки

ФЕСТИВАЛЬ УМЕР – ДА ЗДРАВСТВУЕТ ФЕСТИВАЛЬ

… А какого числа приезжает Мерилин Монро? – спросила известная журналистка. Пресс-центр не взорвался хохотом. Через тридцать один год и миллионы публикаций-расследований сё гибели быть ожидаемой на фестивале и Москве – это ли не свидетельство бессмертия?

Итак, Мерилин Монро ждали.

Неприкаянная, прожившая недолгие, но опасные годы, побывавшая и девушкой из кордебалета и в джазе – только девушкой, заблудившаяся в асфальтовых джунглях, опутанная обезьяньими шалостями, она не была счастлива в любви, ни когда свила любовное гнездышко, ни на седьмом году супружества. Ни говоря: «Давай поженимся», ни «Займёмся любовью». Она знала всё о Еве и о том, как выйти замуж за миллионера, и все-таки для нее, знавшей, что нет лучше бизнеса, чем шоу-бизнес, жизнь-шоу обернулась ночной схваткой. Купив билет до Томагавка на мирной автобусной остановке, она оказалась в центре Ниагары, и, одна из немногих, сумела не утонуть в реке, не текущей вспять – реке забвенья.

Джентльмены, предпочитающие блондинок и те, кто любит погорячее, дождались Мерилин Монро и насладились выделенными крупными буквами фильмами из перечисленного выше списка.

Но чего стоит фестиваль, одним из главных событий которого становится макабрический приезд звезды-покойницы (по слухам кинематографисты собирались встречать в Шереметьево и не менее почившего в бозе Франсуа Трюффо), а несомненно самым значительным фильмом «Аталанта» Ж.Виго, 1934 года выпуска, а самым премированным – «Я – Иван, ты – Абрам» – тоже французский и – самый незначительный в конкурсной программе? И стоит ли чего-то? Или кладбищенский флер успеха старых фильмов, умерших актёров и режиссёров только подтверждает единый крематориальный пресс-клич постфестивальных заметок: «Фестиваль умер!»…

Сидя в полупустом зале на «торжественном» (?) закрытии фестиваля, глядя на бессмысленно струящийся на сцене фонтанчик и облаченных в убогие туалеты – не от всемирно неизвестной фирмы Ле Монтили? – новоявленных неузнаваемых старлеток, кинематографисты невольно вспоминали прежние открытия и закрытия, аляповато-безвкусные, помпезные, но, оказывается, по-настоящему торжественные, с

13

поднимающимся и опускающимся фестивальным флагом, со знакомыми лицами на помоете – Самойловой, Савельевой, Скобцевой, Смирновой – на предыдущем появилась хотя бы одна привычная «С» – Софи Лорен. Однако – вот свойство человеческой памяти – брюзжания из кресел просмотровых залов и недовольства, выплескивавшиеся на стульях пресс-центра, сменила – хотя и месяца не прошло со дня закрытия МКФ – ностальгия на кухонной табуретке уже по поводу этого последнего киносмотра. Чего-то он все-таки стоил, кое-что на нем было. Ретроспективы «8 1/2» и «Панорама» давали высоколобым интеллектуалам и киноманам отличный повод для споров о преимуществах разбивания яйца с круглой или заострённой стороны: программа французского кино, возглавляемая фирмой «Гомон», позволила давно одуревшему от американской видео- и кинопродукции зрителю переключиться на европейскую, фильмы отечественного-и-ближне-зарубежного производства. сгруппированные по разным принципам, хотя и сильно повторяющие друг друга, шли в Союзе кинематографистов и Киноцентре, но – с одной целью привлечь к нашим и почти нашим картинам внимание иностранной прессы, прокатчиков и директоров чужеродных фестивалей. А привлекли – зрителя, которому как раз эти-то ленты посмотреть и негде. Дожили. На международном фестивале зритель не жалеет времени на ленту, снятую когда-то в этой стране – непонятно как ее теперь называть, а некоторые импортные идут при полу- и даже почти пустых залах.

Тоже не очень. Все ведь не от хорошей жизни. И цены на привозное кусаются – по 1000 за билет. И голод на «про себя посмотреть»…

Хотя «про себя» – не всегда и не впрямую, ибо определенный анималистский абрис XVIII МКФ наметился как тематически, так и образными названиями. Начать с того, что в центральном фестивальном зале проходила выставка художника-коровиста. приверженца только этой изобразительной «стилистики» и мечтающего, чтобы его натура научилась летать. Тоже «Коровы» – испанский фильм был включен в «Панораму», соседствуя с «Охотой на бабочек» О. Иоселлиани и «Перстнем с орлом в короне» А. Вайды. Пресс-центр спонсировали «кошки с мягкой шерсткой», в конкурс попали «Крылья летучей мыши» (Норвегия) и «Иона, который жил во чреве кита» (Италия), а героиней испанских «Теней одного сражения» стала ветеринар! Очевидно, сказалось соседство Киноцентра, превратившегося по многим причинам в Центрофест, и Зоопарка. Но при всей любви к братьям нашим меньшим, хотелось и про людей посмотреть. Такую возможность экран тоже предоставлял. В том числе и экран конкурсный.

В картине «Роджа» присутствовали все привычные параметры «индийского жанра»: любовь, свадьба, расставание, песни, танцы; сюжет был несколько отягощен политическим нюансом – молодожена похитили террористы, требуя его обмена на своего лидера. Но это дела не меняло. Нравится – не нравится, а единственный по-прежнему конкурент американского кино индийское, продолжает собирать аудиторию, может, ещё и потому, что кино это – добренькое.

Да и в целом, утомленному кровавыми видео- и телеизлишествами зрителю, фестиваль дал возможность окунуться в атмосферу опримитивленной пиросманиевской жизни в таких лентах как китайский «Дедушка Гэ» или новозеландской «Самовольном отлучке», лишний раз доказав, что аскетизм стиля способен оказать не меньшее эмоциональное воздействие, чем «страсти в клочья».

Так в американской ленте «Отцы и сыновья» реж. П. Моунса Джефф Голдблум не превращается в Муху и вообще ничего нестандартного не совершает. Наоборот, его неординарная внешность неожиданно легко

14

приспособилась к скромной обытовленной атмосфере фильма. Почти неузнаваемый – подстриженный, очкастый, погрузневший и будто бы раздавшийся в кости, он тем не менее узнается – единственная звезда в весьма недорогостоящей постановке. Более того, своей игрой в сочетании со зловеще-фантастическим ореолом прошлых ролей полунасекомого. Голдблум оправдывает сюжет тривиальный. В самом деле, что может быть банальней рассказа о вдовце и подростке сыне, то находящих общий язык, то нет, и окончательно понявших друг друга после спасения ребенка от убийцы-маньяка? Надо сказать, что Голдблума немало не смущает сентиментально-мелодраматичная канва образа; он расслабленно застенчив в сценах дома, обаятельно сосредоточен на службе в принадлежащем ему книжном магазинчике, восторженно-романтичен в театре, приливаясь любимому занятию – режиссуре; и, наконец, тяжеловесно неуклюж во время обязательных ежедневных пробежек. И квинтэссенция положительно стопроцентного американца, олицетворением которого предстает в данном случае актёр, может, не столь оригинальна, как его предыдущий персонаж, зато, несомненно, куда более привлекательна.

На другом «фестивальном полюсе» – ироничное исследование фрейдистской киноэстетики и канадских «Осколках» или фильм бывшего актёра и документалиста, финна К. Линблада «Риты». Надо было обладать известным мастерством, чтобы в игровом дебюте освоить чуть ли не все направления мирового кино. Гангстерский фильм и французская новая волна, неореализм и нью-йоркская школа, действительность а‘ля Висконти, переливающаяся в экранную реальность по Джармушу, телереклама, видеоклипы – и все это предстает отнюдь не эклектикой упивающегося только что полученными знаниями неофита. Манера режиссёра Линдблада органично вытекает из замысла сценариста Линдблада: вероятно, отчасти автобиографического рассказа о жизнь заглавного героя Рипы, коллеги автора картины. Но, если горько-ироничное повествование о человеке, чье бытие предстает пародией на всевозможные жанры, течения и вехи кинематографа, оправдано его безработицей, отторженностью от съемочной площадки, если невозможность творчества возмещается творческими играми в жизнь, то восприятие ленты в обобщенном смысле читается уже как портрет всего поколения эпохи постмодернизма, дли которого игра в цитирование постепенно вытесняет вес остальное.

В мексиканском «Хроносе» тоже немало цитат, в основном Хичкока. В этом смешном триллере много крови, драк и жути, но. в итоге, несмотря на подходящее картине название фирмы, взявшей на себя заботу о гриме. – «Некрофилия», речь идет о человеке хорошем, случайно узнавшем секрет вечной жизни, но отказавшемся от нее, поскольку – чревата вампиризмом.

Любопытно, что вольно или невольно – вопрос к членам отборочной комиссии – конкурсная программа сохранила верность так и не канувшему в лету основному девизу московского МКФ «За гуманизм киноискусства…», чуть ли не каждым фильмом доказывая: и люди ничего, не хуже коров, мышей и всяких прочих тварей.

Это подтвердил и фильм, фестиваль открывший, – «Чаплин». На свете мало крупных кинематографистов, которые отказались бы создать биографию сэра Чарльза Чаплина. Этой чести удостоился сэр Ричард Аттенбо-

15

ро – и дело не только в титуле. Он оказался единственным режиссёром, одобренным Уной Чаплин (умершей в прошлом году), поскольку ей понравился его фильм «Ганди», поскольку она знала его лично, поскольку была уверена, что он не допустит преувеличений. А биография Чаплина, весьма бурная, словно подталкивала создателей фильма о нем к преувеличенно-мелодраматическому жанру; его многочисленные браки и ещё более многочисленные связи, его потомство, проклятие классика и тестя Ю. О’Нила, так и не смирившегося с замужеством Уны, эпатаж, вылившийся в переезд в Швейцарию и даже посмертное осквернение могилы. Но, согласно Аттенборо, фильм вовсе не о «смачных» деталях. Он о кино и его власти. И даже формально кинематографическая форма этого биографического эпоса вторит различным этапам развития кино. Он начинается черно-белым, камера статична, и до момента, когда повествование достигает 20-х годов, не используется ни одной панорамы; смена планов возникает лишь с началом второй мировой войны. Аттенборо хотел заставить зрителя ощутить, что кино развивается и вместе с сюжетом картины и вторит жизни великого комика. Сэр Ричард насытил фильм известными актёрами, играющими известных людей: К. Клайн – Д. Фербенкс, Д. Акройд – Мак Сеннет, Д. Лэйн – П. Годар, Э. Хопкинс – в роли вымышленного биографа Чарли, Д. Вудс – его врага, прокурора; дочь Чаплина, Джеральдина, играет свою грустную полубезумную бабушку… Единственный проблемой было найти и вписать в это звездное окружение актёра, способного сыграть тайного героя. «Три года я обдумывал кандидатуры всех значительных актёров в Америке и Англии, включая Д. Хоффмана, Б. Кристала, Р. Уильямса. И в результате сомнений не осталось – Роберт Дауни мл. затмил всех». Сын режиссёра, сам пока малоизвестный актёр. Дауни получил роль благодаря огромному желанию её получить. 26-летнему актеру предстояло сыграть самого знаменитого кинематографиста в диапазоне от 19 до 83. в престижной ленте стоимостью 30 млн. долларов. И хотя он с этой задачей справился великолепно, ни разу не давая сбоя, не вызывая раздражения, не допустив ни одной бестактности и даже (танец с булочками!) конкурируя со своим прототипом, съемки, кажется, отразились на его умственных способностях; продолжая отождествлять себя с героем уже в жизни, он тоже теперь снимает, снимается, пишет музыку и ещё говорит: «Самый плохой фильм Чаплина лучше самого хорошего фильма любого другого режиссёра. Ни Гриффит, ни Орсон Уэллс не стоят ни фига».

А по мере того, как жизнь кинематографистов всё чаше попадает в кадр, жизнь фестивальная всё чаше из него ускользает. Впрочем, совещаниям жюри и положено до поры до времени оставаться в тайне. В итоге она становится явью.

Судя по тому, как невразумительно-беспомощно отбивались члены жюри на финальной пресс-конференции от вопросов изумленных распределением призов журналистов, судьи и сами не знали, отчего приняли такое решение. Или знали? В развитие фестиваля вторглась детективная интрига. Почему при наличии фильмов достойных, премировались недостойные? Вместо Р. Дауни мл., воистину реанимировавшего Чаплина, – корейский актёр, весьма по-корейски передавший страсти и страдания в ленте «Я буду жить»; вместо выдающейся испанской актрисы, дважды лауреата «Феликса» Кармен Мауры, сдержанно и трогательно сыгравшей героиню в довольно посредственной картине М. Камуса «Тени одного сражения» – призом за лучшую женскую роль отметили достаточно скромную работу актрисы из хорошей турецкой картины «Берлин в Берлине»… И так далее. Разумеется, решения жюри всегда субъективны, всегда подвергаются критике, ведь это – всего-навсего решения людей, с их вкусами, маленькими и большими слабостями. Однако такого количества нареканий, как на этот раз – вряд ли удастся припомнить, особенно – в отношении гран-при, доставшегося французской ленте столь безыскусной, что она даже не вытягивает на уровень вгиковской дипломной, только – курсовой.

Когда в былые годы борьбы за «гуманизм в киноискусстве, за мир и дружбу между народами» награды раздавали по идеологическому принципу, на них никто не обращал внимания, и люди просто смотрели кино. Когда ныне и кино не очень смотрит и награды неизвестно за что дают, возникает вопрос – зачем он нужен, этот фестиваль, может, ему и вправду лучше умереть?

Ясно, что из пяти членов жюри, две актрисы, израильская Гила Альмагор и английская Тильда Суинтон, равно как и скромный польский режиссёр Я. Бромский, не могли оказать сопротивление вот уже более 20 лет не снимающему французскому режиссёру К. Лелюшу, нашедшему выход энергии в деятельности председателя жюри, и увесисто-агрессивному полуфранцузу (во всяком случае в финансово-кинематографическом отношении) П. Лунгину. Но и, учитывая патриотические чувства к родине Жанны Д’Арк. приз, врученный ее нервно почесывавшейся соотечественнице И. Зоберман, оправдан лишь огромными средствами, стоящими за фирмой, осуществившей постановку «Я – Иван, ты – Абрам». Похоже, идеологические рычаги действия сменили экономические.

Время (лето) и место (Москва) – те же.

Выходит, фестиваль жив. И если не «Да», то – «здравствует». Со своими кознями, закулисными интригами, гостями и хозяевами, фильмами и зрителями, одна из которых на закрытии поднялась на сцену и заняла словно специально для нее оставленный стул рядом с лауреаткой гран-при. И этот парадоксально мажорно прозвучавший аккорд в минорной фестивальной какофонической полифонии отразил всю двойственность и кинематографического праздника и нашей жизни вообще.

О. Рейзен,

главный редактор «Пресс-релиза», XVIII Международного кинофестиваля в Москве

17