Человек-амфибия (1961): материалы

Ревич Всеволод. Клокочущая пустота. Или почему у нас нет кинофантастики? // Фантакрим MEGA. – 1991, № 4. – С. 66-69.

КИНОТАВР

Клокочущая пустота

Или почему у нас нет кинофантастики?

Если бы я привел здесь полный перечень фантастических фильмов, снятых за все годы существования отечественного кинематографа, объем этой статьи увеличился бы ненамного. А список удач и подавно занял бы всего две-три строки.

Между тем, в ведущем, то есть в американском, кино фантастика вот уже лет десять-пятнадцать лидирует по прокатным показателям. Сейчас волна ее популярности, может быть, несколько пошла на спад, но все равно жанр удерживает прочные позиции.

В нашем отставании не было ничего удивительного, мало ли какие жанры в советском кино блистательно отсутствуют. Мюзикл, например. Благополучно нас миновала и мода на фильмы-«катастрофы». Лишь на ее излете появился «Экипаж» А. Митты в сопровождении нескольких мелких железнодорожных «крушений». Говорят: нет традиций, нет школы. Действительно, нет. И взяться им неоткуда.

Однако относить подобные утверждения к фантастике было бы неверно. В этой области у нас есть и традиции, и школы. Правда, не в кинематографе, а в изящной словесности. Не исключено, что о расцвете литературной фантастики сегодня уже следует говорить в прошедшем времени. Однако и сейчас к ней сохраняется влечение, и сейчас в ней есть несколько имен, которыми мы можем гордиться, хотя вообще-то предлогов для гордости в стране становится все меньше и меньше. Казалось бы, что с таким обильным и расположенным под рукой источником идей и сюжетов не возникает ни забот, ни горя: черпай из него и твори новую реальность на экране. Строго говоря, черпание происходит постоянно; фильмов, поставленных по оригинальным сценариям, буквально единицы. Но почему-то ни на количество постановок, ни на их качество мощная литературная база не повлияла. Ничего похожего на ажиотаж, возникший в свое время вокруг «Звездных войн» Дж. Лукаса, у нас не наблюдалось.

Однозначно ответить на вопрос – почему так происходит – невозможно. Искать ответ можно только, как сейчас принято говорить, «в пакете» причин.

Совсем уж прибедняться, правда, не стоит. Если бы мы имели в «загашнике» всего лишь два фильма А. Тарковского – «Солярис» и «Сталкер», – и то вклад в мировую копилку был бы достаточно весом. Громко прозвучали несколько лет назад «Письма мертвого человека». Заслуга К. Лопушанского тем больше, что фильм он снимал в последние годы застоя, когда окружающая среда еще оказывала сильное сопротивление выпуску картин, будоражащих общественное сознание. Несколько милых – хотя и не более того – фильмов было поставлено по произведениям К. Булычева, «Шанс» А. Майорова, например.

Две-три телепостановки, преимущественно детские, тоже могут считаться работами вполне профессиональными. Две-три талантливые короткометражки, вроде «Хозяина» А. Хвана… Не густо, конечно…

Режиссеры, в том числе крупные, единодушно сетуют на слабую материально-техническую оснащенность. Вот если бы в их распоряжении оказались современные трюк-машины, результаты были бы иными. Слов нет, значение техники при съемках кинофантастики трудно переоценить. Да и затраты на постановку приличного фантастического боевика не сравнить со сметой, скажем, «Пяти вечеров», которые можно снять в одной декорации. Впрочем, недавно А. Сиренко провел смелый эксперимент и снял по сценарию – не много, не мало! – братьев Стругацких фильм «Искушение Б», не выходя практически за пределы одной комнаты. К несчастью, эксперимент не удался, а то бы проблемы финансирования были решены. Фильм смотреть скучно; это в сущности не кино, а полуторачасовой диалог шести говорящих голов. И самые серьезные идеи не исключают, а предполагают собственно кинематографические средства для их воплощения, что прекрасно доказано фильмами А. Тарковского, если утверждение вообще требует доказательств.

Тем не менее я не рискнул бы предлагать его работы в качестве маяка, освещающего дорогу нашей кинофантастике. Тарковский это Тарковский, подражать ему – дело безнадежное. Огорчительно, конечно, что фильмы режиссеров такого уровня редко попадают в лидеры проката. Однако спор между элитарным и зрелищным кинематографом нелеп: для существования киноискусства необходимы оба крыла.

В отечественной истории помню, пожалуй, только один случай шумного успеха: при выходе на экраны «Человека-амфибии» Г. Казанского и В. Чеботарева в середине 60-х годов… Критика билась в истерике, обвиняя картину в пошлости, а зрителей в невзыскательности, но народ на картину ломился. Наверное, в ней все-таки было что-то симпатичное, прежде всего – молодые, приятные, располагающие к себе актерские лица: В. Коренев, превративший застенчивого Ихтиандра в рубаху-парня тарзаньей хватки, А. Вертинская, М. Козаков… По устам и репродукторам порхала прилипчивая песенка «Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно…» Конечно, все это оказалось быстро забывшимся пустячком, но в дальнейшем и такого не было.

Можно ли себе представить идеальный случай: сочетание экспрессивной зрелищности, темпераментного сюжета, лихих трюков с большими и гуманными идеями? Можно. Хотя такие случаи редки не только в фантастическом жанре. Но все же бывают.

На мой взгляд, одной из лучших работ мирового экрана в данной области стала картина С. Спилберга «Ити», фигурирующая в наших журналах под именем «Инопланетянина», что ускучняет название. («И», «ТИ» – две буквы английского алфавита, которыми начинается слово exterritorial – экстерриториальный, внеземной.) Вроде бы не столь уж и затейливая выдумка: опять на Земле терпит бедствие летающее блюдце, а уцелевший космонавт находит прибежище в одном из домов. Между этим сапиенсом и мальчиком, живущим в доме, возникает сначала привязанность, потом настоящая дружба; к их союзу постепенно подключаются и другие дети из поселка, что держится в строгом секрете от родителей. Взрослым разве понять… В фильме немало забавных и волнующих сцен, мораль его ненавязчива, но и недвусмысленна: доброта, верность, человечность способны порушить все предрассудки, все преграды между расами, классами, даже цивилизациями. Совершенно непостижимо, почему этот добрый и трогательный фильм не появляется на наших экранах.

А сколько выдумки в «Ити», какой там превосходный дизайн! Недаром долгое время магазины США были переполнены изображениями смешного и неуклюжего Ити.

У советского зрителя «Ити» ко всему прочему разрушал бы внушавшееся долгие годы представление об американских мальчиках и девочках: и меркантильны-де они, и к наркотикам с малых лет пристращиваются, и учителей с родителями не уважают…

Я чуть подробнее остановился на работе режиссера из США, так как не отыскал среди советских фильмов образца, столь же подходящего для того, чтобы показать, что же хотелось бы видеть в хорошей кинофантастике.

Дорогие друзья-кинематографисты, не в отсутствии трюк-машин дело! Машины нужны, однако прежде всего нужны идеи, мысли и чувства. Но не я ли только что говорил о богатейшей сокровищнице литературной фантастики, из которой можно черпать до бесконечности? Можно. Но для этого нужно хотеть, уметь и мочь.

Хотеть – значит отдавать себе отчет, чего хотеть, понимать, для чего ты собираешься ставить данный фильм. Прежде всего – «для чего», а уж потом – «о чем». И тогда режиссер будет искать не бойкий сюжетец, а духовно близкое ему сочинение. Между тем у нас получило распространение устойчивое заблуждение: фантастика – на де-

67

вяносто процентов антураж, видимость, работа декоратора, художника и костюмера, это всякие там туманности, роботы, звездолеты, чьи пульты перемигиваются разноцветными лампочками. А с лампочками и роботами какое может быть духовное сродство? Не нужно никаких средств, раскрашивай поярче пенопластовые макеты, вызывай осветителей и отдавай команду «Мотор!». Вот почему в большинстве наших фильмов можно обнаружить профессионально поставленный свет, но совершенно нет людей. А есть действующие лица, то есть перенесенные на пленку плоские фигурки, различаемые нами лишь в том случае, если к ним приспособлена физиономия знакомого актера. Фигурки совершают произвольные и немотивированные действия, которые никак не вытекают из их характеров и не могут вытекать за полным отсутствием последних. Частенько не знаешь, понимают ли авторы картин, что они несут с экрана и что они собирались нам сказать, пока, наконец, не догадываешься, что они ничего не собирались. Как известно, немотивированные действия совершают только психически ненормальные личности. Именно по этой причине упомянутую категорию приходится временами изолировать от общения с нормальными людьми. В этом отношении с питомцами богоугодных заведений могут конкурировать персонажи многих фантастических фильмов, скажем, таких как «Акванавты», «Звездный инспектор», «Петля «Ориона», «Семь стихий», «День гнева», «Инопланетянка», «Лунная радуга», «Конец вечности»… Удивительное сходство в столь далеких сферах проявления человеческого духа не получило пока убедительного научного объяснения, но прослеживается четко.

Многие, если не большинство, свято уверены в том, что фантастика или детектив – это кинематография второго сорта, и серьезным людям за нее браться зазорно.

Тарковский, как видим, так не считал. На самом деле фантастика – вовсе не легчайший, а труднейший вид кинематографа, требующий изощренного и специфичного мастерства, что убедительнее всего доказывается неудачами, настигающими не каких-нибудь середнячков, а безусловно талантливых кинематографистов.

Так, неудачу на втором фильме потерпел уже упомянутый К. Лопушанский. Хороший режиссер, он решил, что может стать и столь же хорошим сценаристом; в результате возник тяжеловесный и ложноглубокомысленный «Посетитель музея». А у Б. Мансурова в «Блистающем мире», с таким соавтором как Александр Грин, было все в порядке, но, очевидно, режиссерская стилистика не состыковалась с парящим в четвертом измерении романтичным миром Грина. Герои фильма, на роль которых постановщик пригласил артистов балета, прекрасны, как греческие статуи, и так же холодны, как мрамор этих статуй. Даже у многоопытного Г. Данелия «Кин-дза-дза» не стала успехом, несмотря на сильнейший актерский состав, потому, возможно, что над ее сценарием работали люди, компетентные в своей области, но не в области фантастики.

Но, конечно, было бы неверным сваливать вину только на режиссерскую неумелость. Были основательные объективные причины, препятствовавшие развитию жанра и, в конце концов, изведшие под корень и без того немногочисленную генерацию кинематографистов, проявлявших интерес к фантастике. После смерти Ричарда Викторова у нас и нет, пожалуй, ни одного режиссера-фантаста. Ларчик открывается просто: несмотря на высокопоставленные призывы к желательности и необходимости светлых мечтаний и заглядываний за хребты веков, фантастика, даже благонамеренная, всегда представлялась идеологическому начальству жанром опасным и нежелательным.

Само начальство, как правило, было лишено воображения, а потому относилось с подозрением ко всему, что выходило за рамки обыденности. Хотел бы тут заметить, что оно не всегда было неправо в своих подозрениях. В фантастике действительно заложена взрывчатая смесь непокорности и антиконформизма. «Охота на ведьм» активно велась и на литературном фронте. Но там начальство порой все-таки проигрывало сражения. Литературные произведения человек пишет в одиночку. Можно, конечно, запретить публикацию, но он, на худой конец, выпустит свою книгу в самиздате или за «бугром». В кутузку всех писателей не засадишь. Кино же пало жертвой своего артельного характера. Тайком от руководства фильм не снимешь не выпустишь. Поэтому возможностей «хватать и не пущать» все самое свежее и смелое здесь значительно больше. Так долгие годы – не всегда, правда, победоносно – шла борьба с появлением на экране братьев Стругацких. Самый их, пожалуй, кинематографичный роман «Трудно быть богом», который просто просится на съемочную площадку, был поставлен в конце концов не советским, а немецким режиссером. Но и ему много лет ставили палки в колеса. Зато бездарная чепуха проникала в планы студий сравнительно беспрепятственно. Именно потому, что она не будила ни у кого никаких мыслей.

Перестроечные времена мало что изменили в состоянии традиционной кинофантастики, хотя, казалось бы, что снятые запреты должны были подстегнуть по крайней мере обличительную струю в ней. Самое новое из того, что появилось в этой области, – неплохая телеэкранизация повести М. Булгакова «Собачье сердце», сделанная В. Бортко.

Из-за множества децентрализованных студий и объединений затруднительно уследить за тем, что ныне планируется и снимается. Создается, однако, впечатление, что советский кинематограф сорвался с катушек и несется без оглядки в неизвестном направлении. Но, может быть, в такое время, как наше, ничего иного и ожидать нельзя. Фантастика, в литературе по крайней мере, всегда отражала генеральные тенденции общественного развития. Не обязательно официальные, но и официальные тоже. О чем же сейчас говорить, если не вполне ясно, есть ли они сами, эти генеральные тенденции?

Отражением этого состояния стало появление совсем нового типа картин. Можно спорить, надо ли их причислять к фантастике. К традиционной, бесспорно, не надо. Но, как и всякая фантастика, они отражают окружающую действительность

68

не прямо, не непосредственно, а через призму авторской выдумки, через сочетание на экране таких элементов реальности, которое возможно только в сновидениях, через путаницу невероятных совпадений и еще черт-те чего, что не укладывается ни в какие киноведческие определения. Я имею в виду такие фильмы, как «Парад планет», «Город Зеро», «Зеркало для героя», «День ангела»…

В таких фильмах затурканные жители одного дома в лютый мороз единогласно голосуют за отключение отопления ради экономии электроэнергии («Фонтан» Ю. Мамина). По вагонам, мчащимся в никуда, непринужденно гуляют коровы, генералиссимусы и голые девицы («СВ» В. Хотиненко и В. Седовой). Родственники, съехавшиеся на похороны деда, в наши дни внезапно решают создать партизанский отряд («Духов день» С. Сельянова). А какими словами передать то, что происходит на экране в фильмах А. Сокурова? Но, может быть, именно бессилие слов перед ликом изображения лучше многого другого говорит о том, что перед нами подлинный кинематограф, хотя и не всегда легкий для восприятия. В раздражающих иного зрителя фантасмагориях порой таится поболее смысла, нежели в понятных с первого предъявления, но бестелесных космонавтах и роботах. Может быть, именно эти фильмы адекватнее других отражают зыбкость сегодняшней действительности. Абсурд на экране зачастую выглядит лишь жалким слепком с жизненного абсурда.

Стоит ли, правда, повторять еще раз, что зритель ходит в кино не только для того, чтобы его в очередной раз ткнули носом в общественные несовершенства. Порой очень хочется отвлечься от всех несовершенств. И такая социальная роль кинематографа нужна и полезна ничуть не менее, чем все остальные его роли. Важно только, чтобы отвлекали нас хорошо – с умом и со вкусом. Отыскивая фантастические фильмы, отвечающие подобным требованиям, зрителю приходится тащиться в ближайший видеосалон, где, наряду с огромным количеством шелухи, все же можно увидеть и Спилберга. Чтобы наши режиссеры могли ставить подобные ленты, им, кроме материального достатка, потребна еще и некоторая доля оптимизма. Боюсь, что ни того, ни другого в ближайшее время у них не появится.

Впрочем, фантастика хороша еще и своей непредсказуемостью. Вдруг она возьмет да и выкинет что-нибудь такое, что не укладывается ни в одну из привычных схем?..

Всеволод РЕВИЧ

69

Богомолов Юрий. И ихтиандры будут нашими // Экран. – 1992, № 1. – С. 22.

по диагонали

Ведет Юрий БОГОМОЛОВ

И ИХТИАНДРЫ БУДУТ НАШИМИ

Показали без умысла, но получилось со значением

Незадолго до того, как всем окунуться с головой в стихию рынка и оказаться погребенными под волнами свободных цен, нам показали фильм «Человек-амфибия», снятый в самом начале 60-х годов.

Показали без умысла, но получилось со значением. Нынче все не случайно. И, тыча пальцем в небо, имеешь шанс попасть в самую точку.

В свое время эта картина с А. Вертинской, В. Кореневым, с музыкой А. Петрова стала хитом. Критика страшно ругалась, а публика была в диком восторге. Сегодня надо согласиться: правы были и те, и другие. Картину было за что бранить, но было в ней и нечто, от чего стоило прийти в восхищение.

То было время первой оттепели. Снежная королева отлучилась ненадолго, и мальчик Кай, который до этого складывал из ледяшек: «Слава КПСС», отправился за солнцем.

Его сердце оттаивало в фильмах М. Калика – «Человек идет за солнцем», В. Ордынского – «Человек родился», Э. Рязанова – «Человек ниоткуда» и в других столь же человечных не только по названиям лентах того и около того времени.

Но ни в одной из них сердца зрителей не оттаивали в столь массовом порядке, как в картине про юношу с жабрами, влюбившегося в простую земную девушку. Все сочувствовали Ихтиандру в его переживаниях и приключениях. Сколь ни был гармонично сложенный юноша экзотичен по своему происхождению и импозантен, каждый гражданин Страны Советов довольно легко входил в его положение. В положение человека, поднявшегося из морских глубин и впервые ступившего на сушь земную.

На дне морском – изумрудная чистота, святая простота… На берегу – пороки, страсти, проблемы…

Ихтиандр в чем-то повторил судьбу первого человека – с той лишь разницей, что рай для него был не на небесах, а под водой.

Впрочем, он много чего повторял. Отчасти – Маугли, отчасти – Тарзана…

Но сказки такого рода мы готовы слушать бесконечно – в них есть потребность. В них есть какой-то важный витамин, который на протяжении многих лет отсутствовал в нашем зрелищном рационе.

За построением коммунизма и борьбой с империализмом как-то подзабылось. что мы, живущие в совершенно особой и уникальной стране, все-таки дети природы, а не только дети революции. Это стерлось в памяти, но не ушло из подсознания.

Поэтому так жадно «набросились» на «Тарзана» в свое время и с таким наслаждением его смаковали.

Поэтому и «Человек-амфибия» довольно прочно завоевал наши симпатии.

Не хотелось признаваться в космополитизме, но влекло еще и то, что картина несла на себе печать заграничности. Любовь ко всему иностранному тогда (не в пример нынешнему времени) была бескорыстной.

В те годы иностранец, как в наши – инопланетянин. Мы его побаивались и тянулись к нему. Он казался посланцем какого-то иного, иначе устроенного мира. Не то что бы нам хотелось променять отечественный трамвай на подержанный «бьюик». Ни в коем случав. Хотелось полюбопытствовать, поглазеть издалека. Кино казалось наилучшим средством удовлетворения этого нездорового интереса.

Фильм М. Ромма «Русский вопрос» был для меня, например, вопросом американским. Вопросом о том, как выглядят положительные граждане США. как они живут, в каких домах, с какой мебелью и т. д. В тех «американцах» что-то заинтриговывало… В манерах, навыках, жестах…

Теперь я понимаю: интриговал тусклый намек на образ внутренне свободного индивида.

В другом фильме Ромма (тоже из иностранной жизни) – «Убийство на улице Данте» – демонстрировались «французы», в основном прогрессивные. за немногими исключениями.

Кинофранцузы в исполнении М. Штрауха и Р. Плятта были прогрессивными и остроумными одновременно. В отличив от советских положительных героев, которые либо остроумны, либо прогрессивны. Остроумные да разбитные на позерку оказывались, как правило. морально неустойчивыми, а иногда и политически невыдержанными. Игра ума была поразительна сама по себе – она считалась признаком внутренне свободного человека. Человека, который сам по себе много понимает. Советскому кино потребовалось несколько пет оттепели, чтобы острослов Илья Куликов из «Девяти дней одного года» явился нам в ореоле положительного героя.

Чужеземность до поры до времени позволяла мотивировать нездоровый интерес кинематографистов к лицу неординарному, внутренне противоречивому.

В фильме из зарубежной жизни герой мог разрешить себе станцевать рок-н-ролл, послушать джазовую композицию…

Хотя Ихтиандр явился на советский экран со страниц отечественной прозы – повести В. Беляева, – для нас-то он был, конечно же, иностранцем. Правда, социально близким – он стоял за народ и противостоял хищным эксплуататорам.

Серьезным критикам мешала отнестись к картине с детской непосредственностью ее обремененность социально-идеологическими проблемами: борьбой угнетаемых с угнетателями, утопической идеей великого ученого социально обустроить обездоленных на дне морском и прочее.

Но как поступали нормальные люди, купившие с нагрузкой билеты на желанный спектакль? Смотрели желанный спектакль, а «нагрузку» выбрасывали…

Критики «Человека-амфибии» внимательно отсмотрели «нагрузку», но признать ее ненужным балластом не могли и стали рассуждать о легковесном подходе к отражению дела борьбы за освобождение простого народа от гнета капитала.

Сегодня сказка об экологически чистом и простодушном человеке смотрится иначе.

Тогда она, как андерсеновская Герда, размораживала коллективное подсознание и вдохновляла. А также звала… И не в подводные утопии, а к земным радостям.

Теперь эта сказка смотрится как быль о давно минувшем, безвозвратно канувшем неведении, по-своему милом и обаятельном. Теперь, перед лицом свободных цен, мы готовы всерьез рассмотреть предложенный отцом Ихтиандра проект, связанный с возможностью проживания на дне какого-нибудь теплого моря и перехода с подножного корма на подводный.

Будем потреблять морскую капусту в неконсервированном виде – это здоровев.

22