Дикие сердцем / Wild at Heart (1990)

Шепотинник Пётр. Ещё вчера // Искусство кино. – 1991, № 11. – С. 158-164.

Петр Шепотинник

Еще вчера

Американское кино в программе Белградского ФЕСТа-91

1

«Чтобы попасть в Америку, достаточно взять билет до Белграда».

Эта фраза, черкнутая в блокноте еще в феврале и иронично комментировавшая изобилие американского кино на белградском ФЕСТе, уже кажется кощунственной. Вот сейчас, мучая статью, я мельком бросил взгляд на покорный телевизор, лишенный звука, и вижу там то, что хмуро предсказывали мои собеседники за жарким столом в артистическом кафе «Аргумент», где мы спасались от внезапного снегопада, впрочем, слишком наивного для москвича, которого на пути в Шереметьево преследовал двадцатисемиградусный мороз.

А на телеэкране-то – танки. Люди под танками. Беда. Какой тут Голливуд, постмодернизм, «Wild at Heart»! Название этого фильма зловеще паясничающего Дэвида Линча уже воспринимается непроизвольным вызовом, насмешкой, нечаянным высоколобым издевательством над положением журналиста, который пробует как-то увязать в сознании пышные премьеры заокеанских кинохи-

158

тов в «Сава-центре» и сегодняшние «неголливудские» политические впечатления. Вот в этом уютном, хотя и предчувствовавшем беду всерьез, Белграде с его озадачиваюше сверхизобильными прилавками, практически ничем не отличающимися от прилавков любых соседних капстран Адриатики, держащих танки на замке, – там, в этом райском – даже при внезапной слякоти – уголке Европы, действительно, времена более чем «wild», дикие. «Шальные», как я бы перевел это название фильма Линча. «Необузданные души» – так, может быть, наиболее точно перевел название этого фильма, гвоздя ФЕСТа, любимец всех континентов журнал «Ридерз дайджест», продающийся теперь в нашей перестроечной стране в газетном киоске Орехово-Борисова.

«Необузданные души»… Горящая спичка во всю безмерную широту кричащего экрана. Сверхкрупно – помада на женских губах. Мгновение – и уже не помада: сукровица. Лак для ногтей. Уже и не ногти, а когти. Помада и блевотина. Гнилые зубы лысых ловеласов. Сентиментальное блеянье и расквашенные мозги. Визг хард-рока и баритональный бархат Пресли: «Love me tender…»

Там же, в замусоленном блокноте, еще одна случайная запись в связи с Линчем, чей фильм читается неосторожным задним умом как уже чуть ли не ненавистное пророчество: «Огонь спички у Линча может разжечь пожар в Персидском заливе». Вот и разжег, как бы срабатывает примитивная аллюзивная логика. И не только там – ближе, по соседству с «Сава-центром». Это чудное здание как-то вдруг сиротливо мелькнуло на неотступно напоминающем о себе немом телеэкране. И там же, на телеэкране, в уголочке – метка – CNN. Нет, все же от Америки никуда не деться. Только там, в Персидском заливе, камера едва ли не режиссировала войной и даже, по точному замечанию Юрия Богомолова, сделала ее быстротечной, ибо устроила очный всемирный суд над бесчинствами в момент совершения самих бесчинств. Тут же, в Белграде, увы, она лишь посильный наблюдатель, столь меткий, сколь и беспомощный…

2

Вот уж никак нс думал, что статья вдруг приобретет, так сказать внешнеполитический оттенок. Ведь все мои киноведческие впечатления – о времени, которое было в Югославии «до войны». Эта метка, если судить по отечественному опыту, очень удобна для извлечения из памяти событий. Я побывал в Белграде «до войны», «до войны» видел Линча, Бертолуччи, тем, кто сейчас живет там, это время, наверное, кажется безмерно далеким.

3

Написал и внезапно сообразил остатками подцензурных извилин – не дай Бог кто-нибудь подумает, что я веду к тому, что Линч с его разудалыми героями как бы косвенно доводят до «шального» состояния. Что называется «влияние Америки».

Думаю, что «Америка» – если использовать такое не вполне научное определение в толстом журнале – как раз очень активно печется о репутации «влияния», блестяще репрезентированного в кинематографе, влияния, когда навязчиво, когда ненавязчиво определяющего вкусы мирового кинорынка.

Это касается даже и такого, казалось бы, не по-американски экстравагантного Линча. Его «Шальные» демонстративно соединяют в себе и броский аттракцион, и скрытую идеологему. Этот фильм есть чуть ли не оргиастический восторг о том, что я, Линч, американец, оказывается, могу соединить функциональную сюжетную схему, достойную рекламы жевательной резинки, с высоким искусством, сделать это назло чистым эстетам Годарам и Ангелопулосам! Да еще полмира мне будут при этом подражать. Американское кино конца 80-х годов вообще менее всего страдает рефлексией по отношению к окружающему миру, которой по традиции болеет Европа с ее изучающим, наблюдающим, комплексующим, осторожничающим, разведующим новые языковые территории с последующей «обработкой» их за океаном кинематографом.

Может, это прозвучит несколько рискованно, но за «Америкой» в последнее время числится не так уж много чисто языковых кинематографических открытий. Такие поиски – скажем, гипердокументализм Поля Морисси, снимавшего в начале 70-х фильмы под покровительством Энди Уорхола, быстро становятся предметом скрытой, замаскированной боязни у прагматиков из Голливуда. Будучи несколько лет назад на кинофестивале молодого независимого американского кино в городе Парк-Сити, я не увидел там ни одного фильма, хоть отдаленно напоминающего об «авангардизме», – в любых – эстонском, ленфильмовском, алма-атинском, венгерском – вариантах. Это были, как правило, фильмы маленьких Спилбергов, Поллаков, Лукасов, Джюисонов – не доросшие до блокбастеров сюжеты, до смешного герметичные, с попыткой расчета зрительских эмоций, но расчета словно еще не на самом дорогом «компьютере».

Еще не на таком, что способен выдать стопроцентный успех. Вот у Спилберга – у того есть «компьютер», поэтому он и победитель.

Правда, там была одна странная, медленная, целиком состоящая из диалогов картина, впервые показанная своим юным друзьям юным же Стивеном Содербергом. Название фильма вам, конечно же, известно – «Секс, ложь и видео». Уже в мае это имя было известно всему миру. Фильм получил Гран-при в Канне. Но Канн – это Европа.

Все это, впрочем, было уже давно. Но если сейчас попытаться найти хотя бы отдаленные аналогии давним фильмам Морисси, некогда шокировавшим общественное мнение, скажем «Мусору» или «Плоти», то их скандальная проблематика, скажем, неудовлетворенность сексуальной жизнью или мытарства наркоманов, осторожно проведены общественным голливудским мнением в регистр добропорядочных драм, желательно с мелодраматическим отливом. Блестящее тому доказательство новые фильмы «Постоянный партнер» Нормана Рене и «Ковбой из аптеки» Гас Ван Сэнта, показанные на ФЕСТе в этом году.

Оба фильма отчетливо «тематичны» и «идеологичны». В первом речь идет о гомосексуалистах, во втором – о наркоманах. Но – никаких фасбиндеровских дизайнов с очертаниями фаллосов в первом, во втором – ни малейшего желания кинематографизировать кайф – разве что какие-то листики, елочки в течение нескольких секунд сентиментально, будто в рождественском видеоклипе, поплывут по диагонали экрана. Все остальное – то, что мы уже привыкли называть за отсутствием других терминов американским соцреализмом. У Рене – одна за другой смерти от СПИДа, сентиментальный финал наподобие «Сибириады», когда все и живые, и истаявшие в муках любовники по воле автора вдруг вновь собираются на пляже, чтобы только там, в толпе единомышленников по сексу не чувствовать себя изгоями. У Ван Сэнта – герой, ровно полфильма напоминавший прилизанного Джо Далессандро (героя Морисси), с каждым кадром все больше похож на героя «школьных» серий фильмов студии имени Горького времен застоя. Он завязывает с «травкой», идет на производство, автор его лелеет, отмывает, протирает и ставит на обозрение, как украшение. В глазах Мэтта Дилона, играющего

160

всю эту рапсодию, – несметная тоска. Имидж отщепенца насильственно облагораживается, кажется, что в фильмах «комильфо», то есть класса «А», он не может быть просто отщепенцем, просто изгоем. Он не может быть исключением из правил. Ибо исключения из правил – не то, к чему устремлено американское. Американское вообще всегда тяготеет, стремится именно к правилу.

«Ковбой из аптеки» и «Постоянный партнер» вообще правильные фильмы. Их строй искусственно гармонизируется плавным повествовательным сюжетом, игрой «по Станиславскому», аккуратной расстановкой психологических акцентов. Хотя во втором из названных фильмов героям, как говорится, не до хэппи-энда…

4

На ФЕСТе, как вы понимаете, показывались нс только американские фильмы. Там было что смотреть и кроме Америки. Могу кратко перечислить. Последняя, не слишком удачная картина братьев Тавиани «И свет во тьме светит» по Л. Н. Толстому (позже она шла в Москве в кинотеатре «Форум», а потом и в Доме кинематографистов с переводом, достойным Зощенко: «И солнце даже ночью» (?!), там был новый англо-итальянский фильм Бернардо Бертолуччи «Под покровом небес»1, не всегда, на мой взгляд, органично соединяющий оптику эпоса и камерность частной истории; там были едва ли не все прошлогодние фавориты – «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» Тома Стоппарда, «Сирано де Бержерак» Жан-Поля Раппно, «Открытые двери» Джанни Амелио, признанные полуевропейские, полусоветские фавориты – «Такси-блюз» П. Лунгина, «Мать» Г. Панфилова, несколько ретроспектив… впрочем, нс буду продолжать, чтобы ненароком не свернуть на колею приевшихся терзаний по поводу отечественного репертуара. Тем более что с каждым днем чувствуешь, что эти упреки ты по праву все больше и больше должен адресовать самому себе. И все же почему у нас при всех политических климатах идет какое-то принципиально другое кино?

Я вот сейчас мысленно представляю подобие белградского ФЕСТа где-нибудь в приличном уголке нашей не слишком комфортной страны и рисую в воображении следующее расписание просмотров американских лент. Открытие фестиваля: «Иллюзия смерти», днем – «Смертельные игры», вечером – «Методичный убийца» и «Скорпион», на следующий день: «Горячая цель» и «Феникс-воин, или Война амазонок». Специальный ночной просмотр: «Гадюка» (названия выписал из свежего «Досуга в Москве»). Такое трудно представить в какой-либо другой стране! Чтобы кто-то серьезно, пусть даже и с чисто прагматической, коммерческой точки зрения относился к этой дребедени?

В подавляющем большинстве названия таких фильмов, украшающих афиши наших самых престижных кинотеатров «Октябрь» (!) и «Россия», не сыщешь ни в одном специализированном каталоге, там их никто не смотрит, это в лучшем случае удел припортовых киношек, радость безработных, люмпенов и бедных эмигрантов, сто первая программа самого дешевого кабельного телевидения в Гондурасе. А мы, как все больше выясняется, из этого же ряда, перевыполняем

_______
1 На XVII МКФ в Москве фильм шел под названием «Раскаленное небо». О фильме см. в «Искусстве кино». 1991, № 12.

161

«амазонками» наши социалистические планы сборов. Мне, честно говоря, обидно, что в сознании сегодняшнего советского кинозрителя впечатления от попавших-таки в наш прокат хороших фильмов – «Чужого» Ридли Скотта, «Крепкого орешка» Джона Мактирнана, «Деловой женщины» Майка Николса – затуманиваются воздействием низкопробного хлама про «семью, попавшую в логово людоедов», который завалил под завязку все какие только можно киноточки по воле перекупщиков, приобщающих нас таким образом к «мировой культуре». Механизмы культурной саморегуляции нс срабатывают, коммерческие, оттесняющие качественное от поделки, не разработаны, общественное мнение безразлично. Словом, беспредел.

5

Но самое любопытное, что и на ФЕСТе в специальной программе были-таки картины примерно типа вышеупомянутых «Амазонок», класса «Б», т. н. «культовые» фильмы, – то есть такие, в которых нарочито упрощенные, уцененные жанрово-тематические блоки складываются в незатейливые цепочки сюжетов – что-то вроде сдвинувшегося с места диафильма, распрощавшегося со своей врожденной статикой. Скажем, фильм под названием «Ядовитый мститель» Майкла Херца и Сэмюэла Вайла. Имена создателей, впрочем, можно забыть без сердечных мук. То, что снимают эти двое уже не в первый раз, с сериями и продолжениями, лишено даже малейших признаков интеллектуальной обработки. Тут есть всего понемногу: и софт-порно, и драки, и аэробика, и голова в серной кислоте, и нарочито идиотские шутки, которые требуют не иначе как – это случается в простодушной Америке – записанного за кадром коллективного подхихикивания. Все эти «ядовитые мстители», как и сотни им подобных, имеют ограниченную, но весьма преданную аудиторию, причем механизм любви к таким произведениям весьма незамысловат – он тот же, что и в случае с каким-нибудь стиральным порошком или черешневым джемом. Я привык к зубной пасте «Колгейт» точно так же, как и к дебильным героям «Мстителя», поэтому я, как свободный в выборе гражданин Америки, сегодня ношу майку с рекламой пасты, а завтра – с физиономией «мстителя». То есть в данном случае фильм абсолютно недвусмысленно заявляет о своей стопроцентной эстетической неполноценности – во-первых и – во-вторых – о себе как об объекте для употребления. Но все это, подчеркиваю, не вместо серьезной добротной коммерции, не вместо Спилберга, а параллельно – для большего охвата зрительских предпочтений. В «культовых» фильмах не увидишь ни Барбры Стрейзанд в главной роли, ни режиссером Формана, оператором Сторраро, композитором – Джона Вильямса или Морриконе. Спрашивается: к чему на ФЕСТе эта программа? Прежде всего она есть любопытный объект для социологических наблюдений, что называется «специальный интерес». Ну и, конечно, она говорила о наличии в Югославии таких покупателей от кинопроката, у которых в кармане не так уж много валюты, чтобы раскошелиться на «Танец с волками».

6

Можно спорить, впрочем, в каких случаях суровое деление фильмов на категории оправдано. Мне, скажем, кажутся весьма примитивными фильмы Айвона Рейтмена, особенно его «Полицейский из детского сада» со Шварценеггером. Примеры можно умножать. Но в этой схеме, исповедующей жесткую вкусовую иерархичность, есть важнейшее рациональное зерно. В конце концов (приведу пример по аналогии) на трикотаже, помеченном знаком «Вулмарк», цена соответствует качеству – это настоящая признанная экспертами шерсть, а нс дешевое рукоделие, которое расползается на покупателе через неделю и окрашивает его нижнее белье в соответствующий цвет после легкого дождика.

Возвращаясь к нашим комплексам, скажу, что и мы, пожалуй, тоже выстрадали право суровой профессиональной оценки качества фильма как товара, циркулирующего на внутреннем рынке. По мне, все эти наши бесчисленные гильдии если и должны чем-то заниматься, то (без каких бы то ни было, разумеется, санкций) классифицировать кинопродукцию по степени ее качества (не только за-

162

рубежную, но и отечественную). Это необходимо прежде всего в интересах престижа кинематографических профессий, который у нас стремительно падает. Ведь, скажем, хорошему оператору (а они, слава Богу, у нас есть и не хуже, чем в Америке, где господствует весьма безличный, так сказать, абсолютный стиль операторского языка) сейчас совершенно все равно, что и как снимать: критерием становится только рубль (или доллар), отсюда – безнаказанность безостановочной халтуры – ведь тот, кто платит, не вдается в эстетические тонкости. Если незримые художественные нормы, которые до известной степени определяют законы любого грамотно функционирующего кинорынка, будут сходить на нет в нашей киножизни, мы очень скоро останемся и без генофонда мастерства, который худо-бедно дает нам возможность говорить о каких-то традициях «Тарковского и Урусевского» и время от времени побеждать на тех или иных западных кинофестивалях – В прагматический расчет, ориентацию на спрос – главные составляющие успеха американского кино – эта эстетическая норма, базирующаяся на высоком профессионализме, входит обязательно. Может быть, это и есть то самое «влияние Америки» на мировой кинопроцесс, хотя на нас в основном влияют всякие «Фениксы» и «Амазонки», которые по сути и в американском-то кинопроцессе не участвуют.

Хотя то американское, что хорошо для Америки, не всегда хорошо для нас. Американское кино сильно заложенной в нем генетически космополитичностью, из его репертуара можно свободно извлечь фильмы, которые в разных странах найдут разную степень понимания. Мне даже кажется, что некоторые из них, может быть, в силу европейского происхождения создателей бессознательно или сознательно делаются как бы «на вынос». Давний пример – неуспех в США великолепного мюзикла Милоша Формана «Волосы» и его успех в Европе. Я уже не говорю о парадоксах восприятия в нашей стране, где «Амадею» предпочитают «Полицейского по найму» и где из всех возможных вестернов выбирают лишь «Великолепную семерку».

Думаю, что у нас огромный успех имел бы весьма скромный фильм Мориса Филипса «Инид заснула», которому явно не видать ни «Оскаров», ни миллионных сборов. Типичная комедия положений, глуповатая и бесшабашная, свидетельствующая о громадном запасе духовного здоровья американцев.

Более утонченный, в духе, я бы сказал, Клера и Капры вместе взятых образец мелодраматической комедии явил Питер Уир в «Зеленой карточке» – лучший, да простят меня поклонники постмодернистских фантазий Линча, фильм, увиденный мною на ФЕСТе. Я его ставлю выше, как ни странно, как раз за сознательную старомодность, литературность сюжета, а это означает – беспримесность лирического чувства, отсутствие авторской агрессии – словом, некое удивительно ровное, классическое балансирование на зрительских эмоциях без желания им льстиво потакать. Напомню еще раз: в фильме Уира эмигрант из Франции (его играет Жерар Депардье, да как!) отрабатывает свою «зеленую карточку», обеспечивающую ему жизнь полноправного гражданина США в качестве фиктивного мужа знакомой своих друзей, ботаника по профессии (ее играет жена Уира Энди Макдауэлл). Иммиграционные службы тщательно сверяют все поступающие к ним попеременно «данные» после интимных бесед с «мужем» и «женой», дабы выяснить истинность брака. Так что необходимость узнать все друг о друге до малейших деталей встает перед этой парой во весь рост. Совершенно чужие, даже поначалу испытывающие неприязнь друг к другу люди постепенно сближаются. Вот, собственно, и все, с печальным штрихом – на последних минутах фильма обман раскрывается. Все-то все, но как тщательно, с каким остроумием, с каким здоровым чувством снята эта картина, как небанально Уир вовлекает нас в процесс этого взаимопроникновения двух людей! Уир увлеченно рассказал историю с богато разветвленным сюжетом, историю, которой – в угоду технологическим эффектам, визуальным аттракционам – частенько жертвует все тот же американский кинематограф.

Эффект может достигаться и за счет лжероманного охвата событий, стремления шпионскую историю раздуть до вселенских масштабов. Вот «Русский отдел» Фреда Скепси, продолжателя традиций юлиансеменовских телесериалов. Три радости я испытал «при встрече» с этим фильмом – первая, эгоистическая, что в титрах увидел хорошо знакомого человека – Раису Фомину, заведующую международными программами «Киноцентра» («Special thanks tо…» в титрах удостаиваются немногие советские в Голливуде). Вторая радость – необычайно тонкое исполнение Мишель Пфайфер роли советской гражданки Кати Орловой, которую судьба связывает с агентом ЦРУ (Шон Коннери) – как мило они смотрятся в лирико-шпионском дуэте с колокольни Троице-Сергиевой лавры. Пфайфер в гомеопатических дозах, но очень точно передала влияние пресловутого астенического синдрома на советских женщин: зачумленность, легкие синяки под глазами, вымученная улыбка, зато все в полном порядке с духовным миром. Третья радость – что мне уже не придется читать первоисточник, вдохновивший Скепси на фильм, – многостраничное одноименное детище Джона Ле Карре в «Иностранке».

7

«И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле и верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии выходят и нисходят по ней». Нет, нет, эта цитата из Библии (Быт., 28, 12) вовсе не дань современной моде на цитирование Священного Писания к случаю и без. Эта выдержка отсылает нас к названию нового фильма Эдриена Лайна «Лестница Иакова», хотя режиссер, являясь представителем самого атеистического из кинематографических обществ – американского, озаглавил так свой фильм с немалой долей рекламного лукавства. Библейские аллюзии мало что добавляют и этой абсолютно прозрачной картине. Тем более что название её можно перевести и как «Лестница Джекоба» – по имени главного героя фильма, страдающего от психических галлюцинаций. Причина недуга Джекоба более чем прозаична – использование

163

Пентагоном психотропных средств во время войны во Вьетнаме, где служил Джекоб. Этот посыл дает Лайну возможность развернуть перед зрителями серию оглушительных аттракционов, на которых режиссер набил себе руку в «Роковом влечении» (См.: «Искусство кино», 1988, № 10). Шоковыми эффектами, встрясками Лайн компенсирует недостаток полноценной интриги, причем каждый удар по психике зрителя абсолютно неожидан. Это нечто обратное саспенсу – обычно ужас готовится, его предвкушение сочится из двусмысленных сюжетных ходов, предстоящие кошмары нашептываются ритмом, шумами, музыкой и так далее. Здесь все иначе – кошмары ударяют нас внезапно, как током оголенного провода. Эффект, не скрою, силен, но слишком искуствен, чтобы оправдать обнаженную публицистичность посыла. (Например, герой на вечеринке, какие-то птицы в клетке на столе, все весело танцуют, и вдруг со страшным сатанинским клекотом эти птицы разлетаются по комнате, останавливая на мгновение кровь у опешившего зрителя. И вновь все спокойно до следующего припадка Иакова-Джекоба.) Баланс эффекта и серьезности темы здесь не всегда соблюден – если неудавшийся адюльтер во «Влечении» позволял взглянуть на изощренную поножовщину между героями иронически (фильм ужасов всегда оставляет зрителю такой шанс), то здесь как-то не до смеха. Тем более что сюжет овит библейскими ассоциациями. Впрочем, они годятся к любому эпизоду из жизни многострадального человечества. На то они и библейские.

8

…Ими, заглядывая уже в Апокалипсис, наверное, можно было и закончить эти заметки, ведь по телевизору в Белграде все танки и танки. Линч здесь, конечно, ни при чем. Смешно говорить. Хотя я в принципе не возражал бы, если бы на белградских улицах появился некий герой, чей мускулистый торс рекламно украшает газетные киоски города и чья благородная сила смогла бы остановить то, что произошло в Белграде уже после ФЕСТа, вчера, еще вчера. Это только в американском кино знают безошибочные ответы на самые запутанные вопросы, только там царство хэппи-эндов. А на улицах Белграда что-то я не вижу всепобеждающих, умеющих за полтора часа экранного времени уладить все мировые проблемы Сталлоне и Шварценеггеров.

Р. S. Я допечатывал статью ночью с 18 на 19 августа 1991 года. А только что, в восемь утра, меня разбудили тревожные звонки друзей. Что будет дальше, вы знаете. А вот я сейчас, в эту минуту, пока нс знаю. Получается, что и свою статью я писал «еще вчера».

164

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Можно использовать следующие HTML-теги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <strike> <strong>

Яндекс.Метрика Сайт в Google+