Дорога / La strada (1954)

Кедзик Туллио. Джульетта и Федерико // Ровесник. – 1986, № 5. – С. 24-26.

Джульетта и Федерико

Туллио КЕДЗИК, итальянским журналист

Возможно, не всем довелось видеть фильмы с участием Джульетты Мазины. И все-таки каждый любитель кино, даже того не подозревая, так или иначе ощутил на себе обаяние се огромного и щедрого таланта, словно бы по наследству перешедшего в работы других актеров, наложив на них свой ненавязчивый отпечаток. Джульетта Мазина – это целая эпоха в послевоенном кино. Эпоха мудрого понимания человека, тонкой иронии и сострадания. Без Мазины немыслимо представить последние сорок кино лет.

Лучшие свои роли она сыграла в фильмах, которые делал великий итальянский режиссер Федерико Феллини. «Дорога», «Ночи Кабирии», «Джульетта и духи» – эти картины составляют славу кинематографа; Феллини делал их для Мазины и из-за Мазины.

Это интервью Джульетта Мазина дала накануне выхода на экраны нового фильма Федерико Феллини «Джинджер и Фред», в котором партнером Мазины был Марчелло Мастроянни.

…– Трудно припомнить, что было раньше, что позже,– все перемешалось… Итак, мне было лет двадцать, я играла на сцене университетского театpa. Там я не получала ни гроша, и когда меня пригласили в труппу музкомедии ЭИАР (итальянского радио.– Ред.), обрадовалась: они давали твердую зарплату! В ЭИАР приходилось делать все, даже петь, а больше всего я любила передачу «Терцильо» – о приключениях жениха и невесты Чико и Паллины. Я играла Паллину. Кстати, Чико – это уменьшительное от Федерико, но моего Федерико так никто никогда не называл…

– И что дало вам радио?

– Я могла бы сказать: деньги. Но не это главное. Тогда программы шли напрямую в эфир. Представляете, какая ответственность? Но она давала и опыт. Телевидения еще не было, и люди вечерами слушали радио, и спорили, и обсуждали радиопередачи, как теперь обсуждают телевизионные. А серия о Чико и Паллине была очень популярной, их имена вошли даже в пословицы и поговорки. Они были обыкновенными людьми, с ними случались грустные или забавные повседневные истории. Сначала Чико и Паллина были женихом и невестой, потом поженились… Передачи так и назывались: «Первая любовь», «Рождество», «Жена и муж», «Новый дом»…

– А как вы встретились с Федерико?

– Это произошло в офисе одного из радиопродюсеров. Меня познакомили с высоким, симпатичным парнем. Я знала, что он делал тексты для передач, в том числе и для «Терцильо», но его имя мне. в общем-то, ничего не говорило. В доме моей тетушки – я жила с нею – читали многие газеты и журналы. Но юмористический журнал «Марк Аврелий» мы почему-то не покупали. А Феллини писал в нем. и его рассказики – он подписывал их «Федерико» – были, оказывается. весьма популярными среди молодежи. Я узнала об этом позднее, от подруг, которые никак не могли поверить, что я видела «живого Федерико»…

– Расскажите побольше о той первой встрече.

– Да ничего особенного в той встрече и не было, а Федерико о ней совершенно не помнит. Он вообще считает, что «родился вместе со мной». Короче, потом он мне позвонил и попросил фотографию: итальянское кинообъединение готовило фильм под названием «Каждый день – воскресенье», и вроде была возможность получить роль. Федерико предложил встретиться утром у входа в ЭИАР и позавтракать вместе. Сейчас это, наверное, смешно, но в те времена существовали определенные правила, и тетушка ни за что не разрешила бы мне пойти в ресторан с мужчиной. Поэтому я ей ничего не сказала. Позавтракала дома, сытно, как положено, и побежала на встречу, чтобы еще раз поесть вместе с Федерико. Ресторан показался мне невероятно роскошным, помню, я волновалась: а вдруг ему не хватит денег?

– Так и случилось?

– Ничего подобного! Он выдернул из кармана пачку банкнотов – знаете, таким вот жестом, как фокусник,– и преспокойно оплатил счет. Между прочим, такого количества карманных денег я у него больше никогда не видела. Он тогда был худющим, с длинными волосами, и вечно ходил в плаще. И еще он был остроумный и очень мягкий.

– И все это случилось?..

– …Осенью 1942 года. Осенью 1942 года состоялась помолвка. Поженились мы почти что через год, и в течение всего этого года Федерико всячески уклонялся от призыва в армию. Война уже шла к развязке, в июле сорок третьего Муссолини свергли, но в сентябре немцы оккупировали Ита-

24

лию… Сначала Федерико получал отсрочки под предлогом болезни, а потом просто скрывался у нас в доме. Итак, поженились мы 30 октября 1943 года. На церемонии присутствовали: моя тетушка Джулиа, служанка, художник Ринальдо Геленг, актер Витторио Каприоли, родственники Федерико, родители невесты брата Федерико – Риккардо. Риккардо спел нам «Аве Марию» Шуберта. Федерико потом вспомнил об этом в фильме «Телята».

– Когда и как родилась героиня «Дороги» Джельсомина?

– Федерико давно хотел сделать «Дорогу», но никак не удавалось. Отчасти из-за неудачи первого фильма: в прокате он прогорел, отчасти из-за того, что желание снять сказку казалось безумным, отчасти потому, что в главной роли Федерико хотел снять именно меня. В общем, о фильме и слышать ничего не хотели. Некоторое представление о том, как трудно было выпустить «Дорогу», да еще с моим участием, дает письмо, которое прислал Федерико писатель Джузеппе Маротта, тогда он был кинокритиком журнала «Эуропео». Это письмо я храню как святыню. И если вы позволите мне минуту тщеславия, я прочту ту часть, где обо мне: «…Что до Мазины. то я поставил бы на нее все, вплоть до своей одежды. Это великая актриса, рожденная для кино, как Грета Гарбо или Бетт Дэвис. Возможно, я даже не смогу объяснить это словами. Но великий день кино настанет тогда, когда Мазины изгонят X или У (здесь он называет парочку красоток, имевших успех), и дай бог, чтобы я дожил до такого… Сражайся за нее, не стесняйся показывать ее публике, лучшим образом и любыми средствами используя ее прежде всего в своих фильмах».

– А когда Федерико впервые заговорил с вами об этом фильме?

– Он не говорил о нем. он дал мне прочесть набросок сценария. Я читала и плакала. Потом вытерла слезы, и между нами началась борьба за Джельсомину. Она казалась мне Золушкой, изначальной жертвой, мягким, нежным созданием. У Федерико были иные представления… Помню, пробы костюмов и грима мы сделали очень быстро. Федерико отрезал мне волосы, выкрасил их в соломенный цвет и, чтобы они стали пожестче и торчали перьями, покрыл смесью пены для бритья и талька. Где-то раздобыли драную майку, теннисные тапочки, цилиндр, юбку на резинке, военную шинель и короткую накидку, какую носили солдаты в первую мировую войну. Накидку взяли у какого-то пастуха. Она была из такой грубой шерсти, что натерла шею, и здесь, сзади, еще долго оставался шрам.

– Премьера «Дороги» состоялась в Венеции 7 сентября 1954 года. Как это было?

– Битва, настоящий конец света! Зал разделился на два лагеря: одни аплодировали как безумные, другие свистели. Наш фильм получил Серебряного Льва, но премию как лучшей актрисе мне не дали. Говорили, из-за того, что я не понравилась итальянским членам жюри: итальянцы были за «Чувство» Висконти.

– После «Дороги» вас сравнивали с великим французским актером Жаном Луи Барро, с мимом Марселем Марсо, а потом критики прозвали вас «женщина Чаплин».

– О фильме и обо мне чего только не писали – и плохого и хорошего! Что же касается Чаплина, могу заверить: ни я, ни Федерико не только не пытались подражать ему, но даже совсем о нем не думали. Тем более сравнение удивило меня и польстило. Но я долго беспокоилась: а вдруг Чаплин подумает, что я «примазываюсь» к его имени? И наконец в феврале 1966 года на страницах «Нью-Йорк таймс» появились его слова, которые дороже всех полученных мною премий: «She is the actress I admire the most»¹.Из скромности не буду переводить.

– Именно «Дорога» вывела семейную пару Феллини на международную орбиту?

– «Дорога» обошла все фестивали планеты, куда нас только не приглашали, мы получали кубки, медали, статуэтки из мест, о которых никогда не слышали. В общей сложности призов было пятьдесят. Когда волна, казалось, улеглась. пришла самая престижная премия: «Оскар» за лучший зарубежный фильм. Вручали ее нам 27 марта 1957 года в Голливуде. Мы были в полном сборе: Федерико, Пинелли, Дино де Лаурентис, Энтони Куинн ² и я. Все это походило на какой-то нелепый сон. и когда на обеде я обнаружила, что сижу рядом со знаменитым голливудским актером Кларком Гейблом, я не смогла удержаться и попросила у него автограф. Он сказал: «Сегодня я должен просить у тебя автограф». Из Лондона поступило предложение выпустить продолжение – «Приключения Джельсомины», называли умопомрачительную сумму, но Федерико, как всегда в таких случаях, лишь рассмеялся…

– Как вы работаете?

– Все зависит от того, с кем работаю, с Федерико или с другими режиссерами. Если с другими – а это бывает гораздо чаще,– я читаю сценарий, стараюсь понять, вникнуть в него, потом вынашиваю свою роль. Никогда не пробую произносить свои слова вслух, не работаю перед зеркалом. Я не пытаюсь переделать роль по-своему, нет. Наоборот, ищу героиню внутри себя, и. когда мне кажется, что ее нашла, все остальное – одежда, прическа, жесты и стиль игры – приходит само собой.

– А как проходит работа с Федерико?

– Федерико мне никогда ничего не говорит. Так. какая-нибудь незначительная фраза, намек, и не дай бог попытаться проникнуть глубже. Всякое вмешательство в подготовительную стадию ему крайне неприятно. Потом он дает мне прочитать мою роль. Читаю. Он спрашивает, что я думаю, и я пытаюсь высказать свое мнение. Он топает ногой, нервно сжимает руки и приказывает: «Обобщи!» После нескольких бесплодных попыток передать все на словах я пишу ему длинные письма, страница за страницей, где излагаю наблюдения, предложения, вопросы. Никогда не видела, как он их читает, но потом не раз замечала, что он воспользовался всем тем, что я написала. И все же от меня он требует, чтобы я понимала все без слов. Вот так: с другими режиссерами я обсуждаю персонаж, размышляю, задаю вопросы, а с ним нет, с ним все должно происходить на уровне телепатии. Когда такой связи нет, Федерико приходит в бешенство. Порой мне передается его нервное возбуждение, и я выплескиваю свои чувства, взрываюсь. А Федерико не любит этого. Он считает, что актер должен как можно меньше демонстрировать свои эмоции, но зритель должен их чувствовать как можно острее. А как этого добиться с таким лицом, как у меня? Я же ничего не умею скрывать. Но иногда, когда и по роли от меня требуется взрыв, между мной и Федерико возникает согласие. Он мне ничего не говорит, он знает: что-нибудь я сделаю. Обычно он остается доволен и в эти минуты терзает меня поменьше.

– А что вы можете сказать о пашем последнем фильме – «Джинджер и Фред»?

– Это фильм о людях, которые стоят на пороге старости, как мы с Федерико. Активная, вызывающая, побеждающая – это ее старость. Старость шутовская, меланхоличная, закатная – его. Фильм проникнут грустью по тому, чего не было, что не состоялось,– это грусть Федерико, грусть мужская, и мне было трудно ее выразить. Я не говорю, что это недостаток фильма, нет, он просто такой. Хотя, думаю, благодаря молчаливому сговору между мной и Марчелло в «Джинджер и Фреде», наверное, есть такие выражения чувств, которых Федерико очень боится. Например, в сцене встречи через тридцать лет Фред в пижаме, непричесанный, не очень трезвый. и я не могу не подумать: боже, до чего он дошел!.. Я поражена. готова заплакать. А Федерико кричит: «Не разыгрывай мне… Ты не Элеонора, не Камилла, не Джельсомина!» Он разрешил мне всего лишь одну слезинку, и то – повернувшись спиной. Будем надеяться, что этого достаточно.

– А такая «мужская» сдержанность – она противоречит вашему характеру?

– Не думаю, потому что я сама, хоть никогда и не жалела, что родилась женщиной, всегда сохраняла в себе некоторые

_______
1 «Этой актрисой я восхищен больше, чем кем бы то ни было». – Прим. ред.
2 Энтони Куинн был партнером Мазины в «Дороге», Пинелли – один из авторов сценария, Дино де Лаурентис – продюсер фильма.– Прим. ред.

25

чисто мужские черты. У меня было больше друзей среди мужчин, чем среди женщин. Даже девчонкой я не переносила женские сплетни, мелкую зависть. Да и сейчас у меня немного подруг сестры, да еще одна-две. Мне никогда не нравились слишком открытые женские разговоры о чувствах, семейных отношениях и т. д. Мужчина больше стесняется выражать свои чувства, если они искренни.

– Обычно для актрисы сложен переход из возраста в возраст, от роли дочери к роли матери. Как это было у вас?

– Этой проблемы у меня никогда не было. Конечно, мне пришлось принять к сведению, что я не могу больше играть тридцатилетних. Но и в этом моя внешность мне помогает. Думаю, я достойно справилась бы с ролями женщин лет пятидесяти, если режиссеры придумают их для меня. Это Федерико страдает оттого, что у меня уже не округлое лицо, что с годами щеки немного ввалились. Конечно, раньше я могла быть более чудной, комичной. Но, например, танец Джинджер я все равно сделала в этом своем счастливом возрасте, и все остались довольны. Я репетировала его полтора месяца, и Федерико, когда увидел, сам был поражен. Мне было приятно доставить ему удовольствие, но я все же сказала: «А не лучше, если б ты придумал мне роль балерины лет тридцать назад?» Но если говорить серьезно, я всегда нацелена на то, что должна делать сегодня или завтра. Назад я никогда не оглядываюсь. Не хочу тоски, сожалений и прочего.

– Значит, сегодня вы чувствуете себя более уверенной, чем в молодости?

– Конечно. Когда-то у меня было много комплексов, сегодня их нет. Меня наделили ими продюсеры, которые считали, что актриса непременно должна быть красивой. Но сегодня, когда я смотрю вокруг и вижу, где оказались эти курортные красавицы, мне хочется смеяться. Да, старость приходит, но она не обязательно должна быть трагедией. Моя мать в восемьдесят лет была молода духом, да и отец также. Сила, оптимизм, желание всегда что-нибудь делать – это характерная особенность моей семьи. Я хотела бы, чтобы и Федерико относился к этому так же. Ведь временами он грустит, начинает сожалеть о молодости, хотя он работает в таком ритме и с такой энергией, что перед ним любой юноша покажется вялым.

– А какой образ жизни нравится вам?

– Такой, какой есть. Обычная повседневная жизнь в моем доме, с вещами, к которым я привязана, с друзьями, телефоном. Некоторые из тех, кто приходит к нам в гости сюда, на виа Mapгуттa, удивляются, когда видят, что наша квартира совсем не такая большая и уж, конечно, не подходящая для светских приемов. Некоторые подруги спрашивали меня, как же Федерико живет в таком доме? Люди думают, что человек искусства – Артист (я говорю о Федерико, себя я считаю лишь актрисой, и этого мне достаточно) должен жить как-то особо, не так, как все. А я люблю жить так. как жили в доме моих родителей, как я жила всегда. Порой мне кажется, что я и живу так же, как в детстве, только стала чуточку старше. Думаю, что Федерико такой же. Это, вероятно, один из тех моментов, которые нас сближают.

– В чем вы не похожи?

– Во многом… Например, мне нравится, когда у нас гости, а у него всегда вид человека, которому нужно куда-то бежать. Я люблю путешествовать, а Федерико с удовольствием никогда бы не покидал пределы Рима. Мне нравится театр, а ему подавай только варьете. Я обожаю музыку, а Федерико называет ее назойливым шумом. Если он приходит домой и видит меня у радио или проигрывателя, тут же их выключает.

– А по отношению к людям?

– Федерико – человек более расположенный к другим, я же более недоверчива. И в результате он чаще, чем я, бывает разочарован. У нас нет детей, так что мы как бы не настоящая семья. Мы товарищи, друзья, сотрудники. Никто не заставляет нас жить вместе, никто не связывает, это выбрали мы сами, и мы утверждаем этот выбор ежедневно. Каждый из нас сам решает, какую работу делать, с кем дружить, да и зарабатываем мы оба. Наверное, поэтому мы никогда не были друг для друга обузой…

Перевел с итальянского А. МУДРОВ

26