Франкенштейн Мэри Шелли (1994): материалы

Самонов Георгий. Драма Франкенштейна // Видео-Асс Экспресс. – 1995, № 32. – С. 10-11.

ДРАМА ФРАНКЕНШТЕЙНА

Тот, кто думает, что новая экранизация готического романа Мэри Шелли – очередной фильм ужасов, глубоко ошибается. Эта картина – драма, самая настоящая драма, полная шекспировских страстей, безумства, любви и ненависти.

Интересно, предполагал ли такой результат Фрэнсис Форд Коппола, когда отдавал сценарий Стефа Лейди, написанный в 1987 году, в руки британского актера и режиссера Кеннета Брэна (именно так правильно звучит его фамилия) и решался на продюсирование этого проекта. Во всяком случае, теперь у постановщика «Дракулы Брэма Стокера» появился довольно значительный повод для зависти. И, безусловно, причина тому – неординарная натура и самобытное мастерство постановщика «Франкенштейна Мэри Шелли».

Рассказывая классическую, ставшую уже хрестоматийной историю о докторе Франкенштейне и его чудовищном Творении, Кеннету Брэна удалось избежать штампов жанра «хоррора». И в то же время, оставаясь верным духу и букве литературного первоисточника, режиссер сумел создать мощнейшую по эмоциональному заряду трагедию, в центре которой – драма нескольких людей, попавших в бурный водоворот страстей, захлестнувших их и заставивших сделать свой единственный и последний выбор в этой жизни.

В трактовке Брэна личная драма Франкенштейна не в том. что он близок к безумию и одержим навязчивой идеей создать из органов мертвецов живого монстра. Будучи страстным фанатиком своего дела,

10

Франкенштейн переступает грань между жизнью и смертью, решив попрать все законы бытия. Тем самым он подписывает приговор не только себе, но и самым дорогим для него людям.

По собственному признанию режиссера, он снимал картину о стихийной страсти. Действительно, весь фильм пронизан темой трагической, несбывшейся любви. И, в первую очередь, между Виктором и его приемной сестрой Элизабет, ставшей в последствии его невестой. В других лентах о Франкенштейне Элизабет всегда выполняла роль некоего декоративного создания. Здесь же этот персонаж наделен сильным и независимым характером, от чего любовная линия фильма наполнилась довольно мощным звучанием.

Смешанные чувства любви и ненависти терзают и самого Монстра в прекрасном исполнении Роберта Де Ниро. Его персонаж, существо одновременно беззащитное и беспощадное, страдает так же как обычный человек и обладает такой же способностью любить. Он испытывает нежные чувства к семье бедняков, к которым он случайно попадает, и, безусловно, к самому Франкенштейну, которого он, не без основания, называет своим отцом.

Кеннет Брэна и Роберт Де Ниро потратили почти целый год на создание достоверного образа Монстра, или, как его еще называют, Существа. Они встречались с людьми, перенесшими инсульт и пораженными параличом, с больными, страдающими нарушением речевого аппарата. Они изучали медицинские статьи, посвященные лицевой хирургии, а также думали над тем, каким образом должен ходить человек с пересаженной чужой ногой и как он будет говорить, имея чужую челюсть. Вдобавок к тому, во время съемок Де Ниро проводил в гримерной по 12 часов ежедневно. В результате такого кропотливого труда облик Существа превзошел все мыслимые ожидания. Но что удивительно, Монстр не только устрашает, но и вызывает жалость. Судя по всему, именно такого неожиданного эффекта стремились достичь создатели «Франкенштейна Мэри Шелли», и им это удалось.

Картина производит сильное впечатление, поскольку сделана большим мастером, вложившим в нее всю свою энергию, талант и любовь, что ощущается практически в каждом кадре.

Георгий САМСОНОВ

11

Г.С. Франкенштейн жив! // Видео-Асс Экспресс. – 1995, № 32. – С. 28.

Настоящий барон Франкенштейн работает в туристической компании в Мюнхене и является, пожалуй, единственным человеком, не стремящимся посмотреть новый фильм Кеннета Брана… Итак. Франкенштейн действительно жив и зовут его: барон Конрад Фон унд Цу Франкенштейн. Этот человек высокого роста, крупного телосложения, голубоглазый, носящий короткую стрижку и пышные усы.

«Иногда жизнь кажется мне кошмаром Как бы мне хотелось, чтобы эта женщина (Мэри Шелли) никогда здесь раньше не бывала» – ворчит потомок одной из старейших в Европе аристократических семей, предвкушая новые неприятности, которые сваливаются на его голову каждый раз, когда выходит на киноэкраны очередная экранизация знаменитого романа.

А началось все 178 лет назад, когда впечатлительная 18-летняя девушка Мэри Уоллстоункрафт Годвин, известная под именем Мэри Шелли, провела ночь с своими друзьями, среди которых был и лорд Байрон, в одном из династических замков семьи Франкенстайн. Под раскаты грома и дребезжание стекол Байрон призвал всех присутствующих написать рассказ о приведениях. Два года спустя, в 1818 году, произведение Шелли было опубликовано в лондонском журнале и называлось оно «Франкенстайн (именно через «с», а не «ш») или современный Прометей».

Так родилась легенда.

«Это бывает довольно утомительно», – вздыхает 57-летнии барон Конрад Франкенстайн, работающий директором мюнхенской туристической компании и проводящий большое время в поездках по всему миру. Это означает, что он постоянно регистрируется в гостиницах и резервирует столики в ресторанах.

«Когда я отвечаю им на их вечный вопрос «Ваша фамилия?» они всегда хохочут. Это происходит со мной всю мою жизнь, но я не хочу менять фамилию. Я горжусь ей, ведь я выходец из очень старой и уважаемой семьи» – говорит Франкенстайн.

Хуже, когда посторонние люди спрашивают его: «а правда ли, что это Ваш пра-прадедушка действительно был сумасшедшим профессором, который создал Существо из останков человеческих тел?» Порой, люди даже интересуются, не состоит ли он в родственной связи с Борисом Карлоффым.

И уж больше всего его возмущает то. что иногда его путают с графом Дракулой и с любопытством вопрошают, не любит ли он кусать в шею молоденьких служанок. А иногда ему даже присылают маски монстров.

На самом же деле барон родился в Турции, в семье немецкого дипломата. Его предки жили в Баварии и один из них – доктор Виктор Франкенстайн – считался человеком, невероятно способным и верящим в то, что человечество, наконец, победит смерть.

«У этой девушки оказалось на редкость богатое воображение. Если бы она только использовала другую фамилию. Моя жизнь была бы совсем другой» – лукаво усмехается барон Франкенстайн.

Г.С.

По материалам зарубежной печати

28

Кудрявцев С. Франкенштейн Мэри Шелли // Видео-Асс Премьер. – 1995, № 26. – С. 22.

Франкенштейн Мэри Шелли

С 20 января на экраны российских кинотеатров выходит новый англо-американский фильм «Франкенштейн Мэри Шелли», который, как и уже прошедший в отечественном кинопрокате «Дракула Брэма Стокера», судя уже по названию, более тесно связан с литературным первоисточником, английской мистической традицией, берущей свой исток, в свою очередь, в средневековых легендах. Продюсером картины «Франкенштейн Мэри Шелли» выступил Фрэнсис Форд Коппола, постановщик «Дракулы Брэма Стокера», на этот раз доверивший режиссуру Кеннету Брэна, британскому актеру ирландского происхождения, который уже привлек внимание критиков и зрителей по обе стороны океана как экранизациями пьес Шекспира («Генрих V», «Много шума из ничего»), так и современными лентами «Вновь умерший» и «Друзья Питера». В новой работе Брэна стремится переосмыслить мрачно-романтический миф о человекоподобном монстре доктора Виктора Франкенштейна с неожиданной неоконсервативной позиции, поневоле убеждая зрителей, что вообще не стоит вмешиваться в темную и загадочную область человеческого сознания, поскольку разбуженное зло может привести к более трагическим последствиям. Несмотря на эффектные фантастические сцены создания монстра, картина «Франкенштейн Мэри Шелли» кажется в большей степени исторической драмой, поставленной по голливудским канонам зрелищного киноспектакля. Хотя в кинопрокате США лента успеха не имела — там все-таки привыкли к иной трактовке «Франкенштейна»: на стыке фильма ужасов и мелодрамы.

С. Кудрявцев

22

Рейзен О. Милый монстр // Видео-Асс Премьер. – 1995, № 27. – С. 50-52.

Милый монстр

Герой Мэри Шелли создал «существо» из остатков – не в пример Саваофу, Пигмалиону или папе Карло. По, конечно, бедняжке было от чего свихнуться: несчастная писательница окапалась в круговороте извращенных модернистских течений и страстей, управлявших ее мужем, поэтом Перси Шелли, лордом Пай ионом и врачом Уильямом Полидори. В чаду пьянства, наркотиков и противоестественных связей родился роман «Франкенштейн, или Современный Прометей».

ВОПЛОЩЕНИЕ

Чудовище отличалось мирным нравом и ничего плохого не делало. Если его не обижали, конечно. Многочисленные приключения этого безобидного монстра сослужили ему неплохую службу – он обрел популярность у кинематографистов. Мэри Шелли, возможно, сама того не желая и не осознавая, сплела в клубок множество тем и моментов, которые распутывают на протяжении вот уже полутора столетий. Каждый режиссер, обращаясь к теме чудовища Франкенштейна, сообразуясь с личными вкусами и пристрастиями, традициями культуры, в которых он был взращен, выбирал те или иные близкие ему мотивы и моменты.

В трех первых лентах – «Франкенштейн» (1931), «Невеста Франкенштейна» (1935) и «Сын Франкенштейна» (1939) – образ чудовища определил его исполнитель Борис Карлофф. И с тех пор не только всех актеров, играющих монстра, сравнивают с ним, но и сам Карлофф до конца своих дней не смог избавиться от созданного им амплуа. Режиссер Джеймс Уэйл вовсе не собирался выдвигать «существо» на первый план. Его фильм должен был стать историей о любви ученого и его невесты. Карлофф спутал все планы, оказавшись на первом месте, вызывая страх, жалость и интерес зрителя.

Во второй ленте Уэйл не повторил ошибки первой. Ее главным и единственным героем был монстр, а достойной партнершей и невестой стала звезда немого кино Эльза Ланчестер с высветленными под Мэри Шелли развевающимися волосами. Скованность пластики Карлоффа, равно как и страсть чудовища обязательно к блондинке, стали уже кинематографической традицией.

В 60-е на студиях английского продюсера Хаммера стали создавать все более кровавых и более эротичных монстров.

В 70-е и 80-е годы распространилось противоположное направление («чудовище с человеческим лицом»), представлявшее творение Франкенштейна героем комедий.

ЧТО МОЖЕТ ГРИМЕР?

Помимо структуралистских и сюжетных пересечений, трансформируются чисто кинематографические приемы: операторское мастерство и искусство художников. Имена иных гримеров дошли до наших дней. Лауреат Оскаров Дик Смит, сумевший безупречно состарить молодых Макса фон Сюдова («Изгоняющий дьявола») и Дастина Хоффмана («Маленький большой человек»), Боб Боттин, мастерски создавший странных мерзопакостных «Гремлинов» и, конечно, отец и сын Паркеры, старший – «автор

50

лица» Бориса Карлоффа, младший – гример Де Ниро в последнем фильме Кеннета Брэна.

Приход младшего Паркера, Дэниэла, в кино был задержан отцовской мизантропией. Чарльз Паркер считал, что в эру всевозможных искусственных материалов, латекса и компьютерной техники мастерство гримера ушло в прошлое. Но сын проявил упорство. С 18-ти лет он работал на студии курьером, затем упросил ученика отца, Тома Смита, взять его помощником, а в 83-м попал в команду мастеров по спецэффектам на «Возвращение Джи Дая».

– Нас тогда называли просто «спецэффектщики», – вспоминает Дэниэл Паркер, –хотя на самом деле мы разрабатывали то, что ныне называют «анимотроника». Но после работы Джима Недсона над «Темным кристаллом» все встало на свои места. Теперь существует команда, в которую входят специалисты по гриму, прическе, технике и даже исследователи новых возможностей пластмасс.

В конце 80-х Паркер вместе с Ником Уильмсом создали компанию «Анимэйтед Экстрас», ответственную – вкупе с «Имидж Анимэйтед» – за выпуск практически всех современных фильмов, нуждающихся в сложной технике мимикрии персонажей. При этом Паркер остается верен делу отца, поскольку основным в своей профессии продолжает считать «прямой грим», в котором он совершенствовался в таких лентах, как «Поездка в Индию».

Когда Паркер был приглашен создать грим для нового чудовища Франкенштейна, он не мог не обратиться к истории кино и в первую очередь к работе отца над гримом Карлоффа. Но Брэна настаивал, чтобы создание Франкенштейна предстало не «монстром, а человеком, сделанным из других людей». Поэтому Паркер из истории переместился в медицину, анатомию, бальзамирование и паталогоанатомию. Во всяком случае, швы на лице Роберта Де Ниро свидетельствуют об интересе Паркера к портняжному искусству.

– Много времени провел я, изучая лицо актера, работу мышц под кожей… Я хочу, чтобы зритель выходил из зала, думая, какую блестящую работу актера он только что увидел, чтобы грим помогал в этом, а не от-

51

влекал, не превращался в самостоятельный, самодовлеющий элемент.

Все «лицо» актера сконструировано из цельнокройного муляжа – он начинается за границей шва над правым глазом, идет через всю голову до подбородка и по левой стороне шеи, включая ухо. «Плоть» над верхней и нижней губами и нос – также отдельные части маски. Зрители думают, что латексная маска одевалась перед съемкой. Ничего подобного. Стежки наносились каждый раз заново, и это занимало часы. Зубы Де Ниро покрывали специальным материалом, чтобы изменить их форму и цвет. Эффект изуродованного, разорванного правого верхнего угла рта достигался с помощью крюка, расположенного за щекой артиста. Этот крюк не фиксировался намертво, а двигался с помощью специального шнурка и пружинки, не препятствуя естественному движению губ.

В сцене, когда чудовище смотрит на крестьянских ребятишек, он должен вызывать большую симпатию зрителя, чем в прочих, поскольку предстает симпатичным персонажем. Оттого лицо максимально разглажено, стежки швов почти полностью отвалились. Его левый глаз и верхняя губа смещены, что создает иллюзию естественной деформации.

Встреча существа, созданного Франкенштейном, со слепцом – важнейшая в фильмографии со времен Уэйла. Слепой не видит уродства чудовища, но чувствует, что тот добр и не способен причинить зла. Несчастный, измученный уродец, лишь начинающий постигать речь, окружающий мир, никогда не встречавший ничего, кроме ненависти, страха и отвращения, впервые находит понимание и доброту. Слепец касается лица монстра со словами: «Бедняга, что они сделали с тобой?»

СЕКРЕТЫ УСПЕХА

Для сюжета, многократно экранизировавшегося, сложно изобретать новую сценографию. Декоратор, художник и архитектор Тим Харви вместе с Брэна решили не воссоздавать привычно мрачную атмосферу готического замка. Новая обитель Франкенштейна – уютный загородный дом в теплых охряных тонах, вокруг которого разбит очаровательный парк в среднеевропейском стиле. Даже фамильный склеп полон воздуха, света и тепла. Но, уходя от готики в архитектурном стиле, цвете и изображении, художник и режиссер стремились сохранить ее дух. Поэтому город Ингольштадт, куда отправляется Франкенштейн для своих научных изысканий, предстает даже более угнетающим, нежели в романе.

Поскольку фильм постоянно подчеркивает двойственность всего происходящего – и Франкенштейна, и монстра, и самой жизни – особое значение приобрело освещение. Поэтому, не полагаясь на природу, режиссер не снял ни единой сцены на натуре. Было построено семь декораций (на что команде из четырех строителей понадобилось четыре месяца), в которых и развиваются события.

В начале фильма дом Франкенштейна предстает прекрасным и радостным, и в то же время здесь присутствует необъяснимое чувство предстоящей опасности. Гигантский холл служит местом действия многих сцен. Благодаря верному освещению, перегруппировке мебели и объектов съемки, он обретает способность к мимикрии – архитектурное сооружение, живущее собственной жизнью, может быть уютным и холодным, просторным и тесным, дышащим жизнью или напоминающим склеп. Стены, выкрашенные в темно-синий, у пола переходящий к голубому, цвет, вкупе с динамичной, обрамляющей полукругом, стремительно несущейся вверх лестницей создают ощущение тревоги, напряжения и беспокойства.

Вещи имеют огромный смысл. Оказавшись в нужное время в нужном месте, они создают потрясающий эффект достоверности.

Будучи бедным студентом, Франкенштейн использовал в своей лаборатории все, что попадалось под руку. Старые генераторы, всевозможные крюки, провода, кухонная утварь – не просто дань традиции, но реализм ситуации: где вы видели ученого, наводящего порядок у себя в мастерской?

Арктика, разбитый корабль, гроб Франкенштейна, темная ночь, отблески восхода на заснеженном льду. И все это – в студии. Электрическое солнце, снег и лед из пластмассы и соли, кораблекрушение в миллионе галлонов воды… Похоже, Брэна создавал свой фильм, как Франкенштейн – монстра: все искусственное, ничего естественного. Но – удар грома, вспышка молнии, электрический разряд, капля живой воды – и фильм удался. Кто знает секрет успеха?

Ольга РЕЙЗЕН

52

Кеннет Брэна: миссия выполнима? // Видео-Асс Премьер. – 1995, № 27. – С. 53-57.

Кеннет Брэна: миссия выполнима?

Корреспондент: Насколько верны слухи о том, что предварительные сеансы «Франкенштейна» вызвали негативную реакцию, поскольку многие посчитали фильм слишком жестоким?

Кеннет Брэна: Конечно, некоторые люди нашли, что в фильме переизбыток кровавых сцен. Может, это и так, но я не склонен соглашаться с таким мнением. С полным правом я могу встать и сказать: «Покажите мне любой последний кассовый фильм, а потом попытайтесь доказать, что в нем меньше насилия, чем в моем».

– В чем заключается основное различие между вашей версией и романом?

– Основное несовпадение в раскрытии характера Элизабет, приемной сестры, роль которой исполняет Хелена Бонэм Картер. По книге она слаба, зависима, очень похожа на саму Шелли с момента ее бегства в 16 лет к жениху. Она вела необычную жизнь со своей приемной сестрой и мужем и затем помешалась на Байроне. В фильме мы хотели как можно убедительнее показать, что Виктор Франкенштейн жертвует счастливыми семейными отношениями с великолепной женщиной только лишь из-за своего чертовского недовольства установленной Господом системы управления вселенной…

– Можно ли назвать Франкенштейна генным инженером?

– Каждый день по пути на работу я читаю в газете о каком-либо новом открытии, например, о трансплантации искусственного сердца или возможности выбора пола будущего ребенка…

– Вы считаете это правильным?

– Меня эти вещи пугают. Мне кажется, что человечество потеряло что-то ценное в конце нашего столетия. История, положенная в основу фильма, была придумана во времена промышленной революции, а мы сейчас стоим на пороге революции в

54

ства на людях. Одним словом, я нахожу весь процесс производства чрезвычайно сложным, но и ужасно приятным, когда все остается позади.

– У вас были тяжелые дни во время съемок?

– Конечно. Особенно доставалось в выходные. Ни малейшего намека на сон в воскресенье вечером. Меня постоянно преследовало ощущение, что нет никакого смысла в съемках нового фильма. Думаю, что это было состоянием творческого аффекта, потому что подобное чувство отчаяния я испытывал, когда ставил пьесы в театре, однако с той лишь разницей, что меня тяготил груз огромных денежных средств, еще больших ожиданий и понимания невозможности избавления от всего этого до окончания работы.

– Как вы сумели преодолеть беспокойство и когда перестали нервничать?

– Когда делаешь, что-нибудь, к чему не лежит душа, то постоянные проблемы с людьми, которые в этом тоже участвуют, начинают раздражать. Но когда входишь во что-то по велению сердца, и предоставляется возможность говорить от всей души, люди отвечают тем же.

– С чего все началось?

– Когда я прочитал роман, то, как и многим, он показался мне будто специально написанным для экранизации. Это, конечно, не произведение высокой литературы, но идея его интересна и к тому же оставляет огромное поле для творчества режиссера. Я понимал, что мы можем сделать более реалистическую версию, сделав акцент на психологическом подходе и уйдя от ненужной мелодраматичности. Мы больше уделили внимания историческому аспекту повествования, попытались сделать так, чтобы зритель в середине фильма начал чувствовать реальность происходящего.

– Как вам удалось привлечь Копполу и Де Ниро?

– Компания Копполы «Американ Зоэтроп» уже начала работу над фильмом, когда я присоединился к ним. Затем у меня родилась идея попросить Де Ниро сыграть роль монстра, и вот тогда я впервые повстречался с Фрэнсисом. Я вылетел в Нью-Йорк, чтобы увидеться с ним в полдень, а на вечер он запланировал разговор с Бобом. Так состоялась наша первая шумная встреча. Слушая Копполу, я был готов впитывать все истории, которые он рассказывал. Он может говорить бесконечно, пока вы не упадете. Достаточно вспомнить какую-нибудь картину, и он уже рассказывает кучу связанных с ней историй! Так что встретиться с Де Ниро в тот же день было для меня уже слишком. Говоря откровенно, я чувствовал себя чертовски опустошенным и выжатым, как лимон, после того, как распрощался с ними обоими.

55

– Вы это серьезно?

– Естественно. Я сыграл Гамлета накануне вечером, совершил на следующее утро перелет, встретился с Копполой и Де Ниро. Все это закончилось около часа ночи, и к тому времени, когда я вернулся в отель, я уже с трудом ориентировался в пространстве и улегся спать в шкафу.

– Вы чувствовали, что работаете с мастерами экстра-класса?

– Да, причем, как до съемок, так и после. Однако в процессе работы это практически не ощущалось, потому что все проблемы мы решали вместе. Недавно, например, я озвучивал с Робертом отдельные эпизоды. Причем он прилетел из Нью-Йорка, пришел в звукостудию, а затем улетел в Лас-Вегас для пробы у Скорсезе в «Казино». Я был просто поражен невообразимостью такой жизни. Это уже само по себе кино, и вы, стоя радом с ним, теряете ощущение значимости сделанного вами.

– А как насчет Копполы?

– Он кажется охваченным духом артистичности. Он великолепный знаток вина, и на нашу первую встречу принес бутылочку собственного виноградного напитка из принадлежащего ему поместья. Ее мы распили в ресторане Де Ниро «Трибека центр». Роберт очень гордится своим заведением и самолично показал мне весь комплекс. Вообще-то все было очень похоже на встречу боссов из «Крестного отца». Но, если говорить серьезно, нам было очень хорошо. Боб любит поесть, выпить, повеселиться, мы нашли на удивление много общего. Я думаю, ему импонировало, что я по происхождению ирландец, но не пуританин. Думаю, и он чувствовал себя неплохо в атмосфере итальяно-американо-ирландско-кельтского вечера с пением песен и выпивкой. Мы все были немножко сумасшедшими.

– Это отличается от сложившегося у многих впечатления о Де Ниро…

– Конечно, он довольно загадочный человек. Роберт любит вечеринки и любит наслаждаться жизнью, но только на своих собственных условиях. Он хочет чувствовать себя защищенным и всю энергию копит для творчества. Он один из немногих встречавшихся мне актеров, которые готовы работать до тех пор, пока не получат желаемого результата. И это никак нельзя назвать капризом…

– Но вы режиссер. Что случалось, если эпизод вам нравился, а он настаивал на повторной съемке?

– Это одно удовольствие. Роберт Де Ниро хочет еще раз? Что ж, убедительно. И сколько дублей? Есть ли у меня возражения, чтобы Роберт попробовал еще раз? Какие тут, к черту, могут быть возражения!

– У вас были идеи о том, как должен выглядеть монстр?

– Такое представление рождалось в ходе работы на протяжении 9-10-ти месяцев. Мы обсуждали все детали: лицо, тело, одежду, ботинки. Это существо, собранное по частям, поэтому нам было необходимо обсудить все подробности. И мы никогда не пытались давить: «Дорогая, не могла бы ты попытаться выглядеть более устрашающе? Ты же знаешь, как это делается». Мы ни за что не хотели скатиться до такого.

– Насколько вы довольны тем, что сделали?

– Я счастлив, что это лучшая моя работа. Все, из того, что я хотел показать, включено в картину, и я очень горд игрой актеров. Работа дизайнеров, костюмеров просто великолепна. В целом, фильм стоит своих денег, даже более того…

– Какую реакцию зрителей вы ожидаете?

– Многие ждут фильм с интересом и нетерпением, и я не думаю, что разочарую их. Это большое кино, я сам люблю смотреть такие фильмы, и даже если вы встречаете что-то, раздражающее вас, вы довольны этим, черт побери. Действие развивается очень стремительно, порой можно не успеть за камерой. Особенно я горд сценами процесса создания. Они просто великолепны. Но, в конце концов, за два года съемок я просто сошел с ума. Я уже ничего не знаю.

– Как выдумаете, почему эти средневековые истории («Франкенштейн», «Дракула», «Интервью с вампиром») неожиданно вновь всплыли в кинематографе?

– В конце столетия в этом хаотичном мире люди начинают задумываться над вопросами бытия: где мы? кто мы? что мы, черт возьми, собираемся делать? Мы не можем подыскать нужных слов для ответа на эти вопросы, и становится довольно страшновато, когда пытаются отыскать решение проблем в фильмах, так или иначе содержащих размышления по этому поводу. Однако, если внимательно присмотреться к тем средневековым историям, то увидим те же размышления о жизни и смерти, о том, есть ли Бог, и важно ли, что есть душа. В таких историях заложено огромное количество выразительных средств, часто сверхъестественного характера, позволяющих нам использовать их, не боясь показаться глупыми или быть осмеянными.

– Изменились ли ваши взгляды в ходе работы над фильмом?

– До этого я играл Гамлета, а он человек, постоянно думающий о смерти, пытающийся справиться с нею и вопросом, почему мы должны проходить через все несчастья и страдания. Вот и сейчас мы разочаровались в любви, не ладим с собственными родителями, не верим в свою карьеру, видим, как люди убивают друг друга и не собираются списать войны в архив цивилизации, а капризы судьбы насылают голод и засухи на страну за страной. Так в чем же смысл жизни? У меня очень болит душа при мыслях обо всем этом, я готов дать обезглавить себя ради избавления человечества от пороков, вы понимаете? Что касается Франкенштейна, то это была

56

очень интересная роль как для разума, так и для души…

– Навело ли это вас на мысль о своем собственном маленьком «монстре»?

– Это заставило меня задуматься о том, о чем думает большинство людей: о желании иметь детей, об ответственности за их воспитание. Но я не считаю, что сейчас наступило наиболее подходящее для этого время. Я еще не совсем готов.

– Говоря словами вашей жены, ваша сперма пока не способна на многое.

– Думаю, недели через две-три покоя я буду в полной боевой форме.

– Вы не возражаете против освещения вашей деятельности прессой?

– Иногда мне казалось, что ко мне относятся не вполне справедливо. Были моменты, когда это меня просто раздражало, но я понимал, что достаточно людей, которым я не безразличен и которые поймут меня.

– Но вам по силам вести жизнь с размахом?

– Я никогда не хотел жить в большом доме. Меня не интересуют драгоценности или машины, просто не интересуют. Я люблю смотреть видео, собирать фильмы и играть на гитаре, чем и занимаюсь с 16-ти лет.

– Вы согласны с тем, что пишут о ваших отношениях с Эммой?

– Мы вместе смеемся над нелепыми историями. Мы очень счастливы и стараемся не говорить о подобных вещах, чтобы сохранить мир и спокойствие.

– Итак, что у вас впереди?

– Отдых, потом опять отдых. Я хочу подольше быть с моей семьей, хочу пропустить по стаканчику, хочу, наконец, осознать значимость тех усилий (а кроме меня этого никто не сделает), которые были положены на создание фильма, которым я очень горжусь. Он потребовал от меня колоссального напряжения, и я собираюсь сесть и выпить, чтобы все это утряслось во мне.

Фрэнки отправляется в Голливуд

В книге Мэри Шелли:

Шелли не описывает, как монстр выглядит, и не дает никакого ключа, чтобы понять это. Она оставляет эту работу читательскому воображению…

Творение Виктора Франкенштейна называется просто «существо»…

Виктор Франкенштейн – студент медицинского факультета…

У Виктора Франкенштейна нет помощников…

Виктор Франкенштейн работает в своей студенческой «берлоге»…

Виктор Франкенштейн – молодой человек…

«Существо» – вегетарианец…

Вокруг нет разгневанных жителей… «Существо» способно говорить…

В сознании «существа» идет дискуссия о Мильтоне…

В фильме:

Создание монстра сопровождается громом и молниями. Вокруг его шеи располагаются электроды.

«Существо» имеет имя – монстр Франкенштейна.

Он доктор и барон.

У него есть ассистент Игорь.

Он постоянно работает в таинственном огромном замке.

Ему около 35-ти лет.

«Существо» употребляет мясо.

Вокруг много разгневанных жителей. «Существо практически не разговаривает. Монстр и не подозревает о существовании Мильтона.

ФРАНКЕНШТЕЙН ЖИВ!

Настоящий барон Франкенштейн работает в туристической компании в Мюнхене. И он, наверное, один из немногих, кто не стремится посмотреть фильм Кеннета Брэна…

Барон Конрад представляет собой довольно колоритную фигуру: высокий, плотного телосложения, волосы тщательно уложены и зачесаны назад, а песочные усы взмывают каждый раз в поднебесье, как только речь заходит о монстрах, кино или, хуже того, о Мэри Шелли.

– Иногда жизнь может стать кошмаром. Я бы хотел, чтобы эта женщина никогда не появлялась здесь, – говорит он громоподобным голосом тевтонского рыцаря. Потомок одного из стариннейших родов европейской аристократии, он знает, что его фамильный демон снова начнет свою злую игру, как только выйдет на экраны жалкая поделка Кеннета Брэна, представляющая новый вариант «существа», точно также, как это происходит каждый раз, когда очередной «гений» выпускает на экран свою версию старинной ужасной истории. Так случилось, что 178 лет назад одна впечатлительная 18-летняя девушка, которой потом суждено будет стать писательницей Мэри Шелли, остановилась переночевать в одном из семейных замков семьи Франкенштейн с группой друзей, среди которых был и лорд Байрон. За окнами бушевала гроза, и Байрон попросил всех присутствующих написать небольшой рассказ о привидениях. Два года спустя плод выдумки Шелли появился в одном из лондонских журналов под названием «Франкенштейн». Так родилась легенда.

– Иногда все это может быть очень утомительно, – вздыхает 57-летний барон, который как директор туристической компании проводит большую часть времени в разъездах по всему миру. Причем он должен заказывать комнаты в отелях, столики в ресторанах и т.п… – Я звоню, они спрашивают мою фамилию. Когда я называю, следует взрыв хохота. Это преследует меня всю жизнь, но я никогда не пойду на то, чтобы взять псевдоним. Мы старинная семья, и нас глубоко уважают.

Еще хуже дело обстоит, когда очень любопытные люди пытаются выяснить, правда ли, что именно его пра-пра-прадедушка был тем самым сумасшедшим профессором, который собрал из остатков человеческих тел это «существо».

– Конечно, нет! – сердито фыркает барон. – Куда бы я ни отправился, везде одно и то же. Люди иногда спрашивают даже, не состою ли я в родстве с Борисом Карлоффом! Но хуже всего, когда они начинают путать меня с графом Дракулой и пристают с расспросами, нравится ли мне впиваться в шейки невинных девушек. Барон родился в Турции, в семье немецкого дипломата. Его предки были выходцами из Баварии, один из них носил имя Виктора Франкенштейна и, говорят, был чрезвычайно талантлив в науке и верил в то, что человеческое тело может победить смерть.

– У этой Мэри Шелли было действительно чертовски хорошее воображение, – сквозь зубы замечает барон, готовясь к новым нападкам на семью после выхода фильма. – Однако, если бы она придумала какое-нибудь другое имя, моя жизнь могла бы сложиться совсем иначе.

По материалам парижского корпункта «Видео-Асс»

57

Зуева Ксения. Роберт Де Ниро. А в ответ тишина… // Видео-Асс Премьер. – 1995, № 32. – С. 157.

ЛИЦА БЕЗ ГРИМА

РОБЕРТ ДЕ НИРО

А в ответ – тишина…

Недавно по французскому телевидению показали передачу, посвященную молодым журналистам. Среди их репортажных жемчужин особое восхищение вызвал «Сюжет о Де Ниро», снятый для телеконкурса группой студентов.

Прежде чем показать свой сюжет, девушка-интервьюер, взявшаяся быть ведущей, поведала, что «поймать» Де Ниро – это уже событие, усадить его – вообще нечаянная радость, а уж добиться позволения на съемку – просто подарок судьбы. Актер ненавидит журналистов, интервью, назойливые и бестактные подглядывания… Он уединенно живет в своей большой квартире, стены которой увешаны картинами его отца-художника.

Ребята выследили его, когда он беспечно пил кофе в безлюдном кафе, ползком окружили вход и выход и внезапно выросли перед ним, едва мэтр закурил. Камера и переносной прожектор мгновенно приготовлены к съемке. Они объяснили, что работают над конкурсным репортажем, и тот просто обязан их выручить. К радостному удивлению ребят, категорического отказа не последовало. Ведущая сказала, что задаст один-единственный вопрос, а оператор снимет ответ. Большего не потребуется. Включили свет, заработала камера, фиксируя крупным планом лицо актера, и девушка выпалила: «Что вы думаете о творческом кинопроцессе?».

Де Ниро внимательно посмотрел в объектив, потом улыбнулся, поднял недопитую чашечку кофе, невозмутимо и медленно смакуя каждый глоток, допил ее, взял оставленную в пепельнице сигарету, опять-таки неторопливо затянулся, задумался о чем-то, и лицо его вдруг стало трагическим, как будто он что-то вспомнил больное и страшное для себя. Это выражение через несколько мгновений сменилось детской улыбкой с лучиками у глаз – и он лукаво и озорно заглянул прямо в камеру, долго и неотрывно смотрел… как-то незаметно сделался серьезным, в глазах даже на мгновение что-то вздрогнуло, и он чуть не заплакал, но и эта боль перешла в самоиронию, он еще раз затянулся сигаретой, отвернувшись, старательно затушил ее, вздохнул и снова серьезно и печально посмотрел в камеру, долго не отводя глаз… Будто бы за несколько секунд переиграл тысячу ролей.

На этом и кончился сюжет. Журналисты были потрясены тем подарком, который великий актер только что сделал им, рассказав о «творческом кинопроцессе» так, как только душа может – не словами, а подвластным ему языком актерского искусства.

Юлия ЗУЕВА, Париж

157