Фрэнсис / Frances (1982)

Дёмин Виктор. «Фрэнсис» (Великобритания) // Искусство кино. – 1983, № 12. – С. 101-102.

«Фрэнсис» (Великобритания)

В прежние времена, когда героя надо было пожалеть, создатели фильма делали его ангелом. Добр, отзывчив, думает о хорошем, если и совершил ошибку, то из самых лучших чувств, а коли вышло совсем не так – попутали злодеи, подставили ловушку. Быть хорошим, несмотря на ужасные обстоятельства, значило быть их безропотной жертвой – и зритель готов был пролить слезу над небесно-голубым страдальцем. Сейчас не то – героя чаще норовят замаскировать под «антигероя», снабжают скверным нравом, заносчивостью, распространенными пороками… Но все это мигом отлетает от персонажа, как только мы осознаем, что он – тоже жертва, жертва неблагоприятных обстоятельств и, несмотря ни на что, несет свой тяжелый крест.

В последние годы это течение захватывает и жанр беллетризованной биографии реального, а чаще всего довольно знаменитого человека. Так, на XI Московском кинофестивале мы видели «Историю Дои Фрезер», работу австралийских кинематографистов (затем она вышла в советский прокат). Жизнь прославленной пловчихи, олимпийской чемпионки там предстала с закулисной стороны – мы увидели, чего стоят победы Фрезер, мы открыли, что пряталось за ее поражениями. За резкими, загадочными выходками почти что хулиганского толка разглядели напряженную, драматичную историю спортивной и неспортивной борьбы с другими и с самой собой. Историю хорошего, но неустроенного человека, потерпевшего крушение в мире суровом, совсем не добром. Сегодня, на новом фестивале, та же структурно-жанровая модель реализована в картине, сделанной британской

101

фирмой в США; ее поставил австралийский режиссер Грэм Клиффорд.

«Фрэнсис» – это история прославленной а 30–40-е годы актрисы американского театра и кино Фрэнсис Фармер. История по преимуществу опирающаяся на реальные обстоятельства реальной биографии.

Что безусловно удалось – грустная, впечатляющая метаморфоза от юного, чистого, окрыленного существа, с обычной щенячьей уверенностью, что мир лежит у тебя о кармане, что твой благородный ригоризм так всем по сердцу и так много стоит, – к горьким урокам, к печальным открытиям, к усталой зрелости незаурядного, но изрядно битого, опустошенного человека. К отчаянному бунту, к истерике на грамм безумия, к самосжиганию алкоголем и наркотиками (когда, говоря словами поэта, «на Твой безумный мир ответ один – отказ»), И дальше, как в постскриптуме, – к фантастическому зрелищу Фрэнсис успокоившейся, респектабельной, благочинной, только что-то несколько заторможенной, как бы потерявшей себя… Ей сделали лоботомию. Бывшая скандалистка стала приличным человеком, но другим человеком. Сильный, бьющий по нервам эпизод, прекрасно поставленный, замечательно сыгранный Джессикой Ланж.

При всей пестроте жизненных событий, привлеченных в сюжет (одного мужа Фрэнсис мы успели, например, рассмотреть довольно подробно, второй только мелькнул, о третьем упоминается в диалоге – и так далее), тезисная часть происходящего выстроена с удивительной, поистине американской четкостью. С первой же сцены, когда на дискуссии о боге молоденькая Фрэнсис, еще ученица колледжа, позволила себе отстаивать атеистическую теорию, вспыхивают как бы оголенные провода конфликтного противопоставления: ты – и окружение, личность – и общество, индивидуальность – и регламентирующая сила общих вкусов, привычек, предрассудков. Сила, которой можно только уступить, с которой очень трудно бороться – она всемогуща, тысячелика, она раздавит в лепешку любого строптивца, буде он осмелится не по предложенной одежке протягивать ножки. В отличие от старой мелодрамы, где до слез и отчаяния жертву доводил единоличный злодей, воплощение всех пороков, здесь злодейская функция досталась многим, не всегда даже знающим о существовании друг друга. Киномагнат, решивший проучить своевольную актрису, подонок-журналист, торопящийся со своими услугами, хамы из полиции, головорез-вышибала… Ну, а мамочка, добропорядочная дама, мучающая дочь так, как никто никогда не мучил? Или чопорная, презрительная, насмешливая, глумливая, ржущая толпа, обязательное хоровое сопровождение всех скандальных сцен? Лица меняются, меняются социальные приметы или нравственные прописи этих посторонних свидетелей. Остается неизменной их функция – они представители «общественного мнения», они вслух или беззвучно, одним споим осуждающим взором, повторяют на все лады, на все голоса: «Стань, как все! Прекрати взбрыкивать! Что это ты о себе воображаешь! Ходи смирненько в общей упряжечке, а не то – хуже будет…»

Хуже уж некуда. Они (имя им поистине легион) не смогли оборвать атеистическую проповедь, не помешали поездке в Советскую Россию и громким, задиристым похвалам в адрес нашей страны, не приручили к голливудским нравам цивилизованных джунглей, не обратили, не перевоспитали, не запугали… Ну так довели до нервного истощения. И все-таки добились своего – вивисекцией, лоботомией, нравственной кастрацией характера. Что и требовалось доказать.

Все это благородно по мысли и поставлено чрезвычайно культурно – с психологическими тонкостями, с находчивой стилизацией временных пластов (не столько все-таки «под время», сколько «под фильмы» данного времени), с натуральной вещественностью старомодных интерьеров, с солидной добротностью операторской работы… И только потом, когда впечатление от просмотра рассеивается, невольно ловишь себя на желании полистать документальную биографию Фрэнсис Фармер – хорошо бы без беллетристических заплат.

Виктор Демин

102