И. Е. Кокарев. США в зеркале голливудского экрана. Время кризисов

Время кризисов

Характер кризиса, пережитого США в 60–70-х годах, определяется сочетанием взаимно усугубляющих друг друга факторов – снижением темпов экономического роста, крахом традиционных моральных ценностей, утратой исторической перспективы и распространением пессимизма, доходящего до апокалипсических настроений. «Десятилетие сомнений, неопределенности, смятения и напряженности» – так определили будущее ученые на крупнейшем форуме американских футурологов в 1971 году.

Кризис буржуазной цивилизации, крах «американской мечты» тогда в США признавали теоретики как левого, либерального, так и правого, консервативного толка. Его сравнивали по масштабам с эпохой Реформации, пережитой Западной и Центральной Европой 450 лет назад, когда в оболочке религиозных движений пробивала себе путь новая общественно-экономическая формация. «США – это империя и, как и все ранее существовавшие империи, наша тоже вошла в фазу заката», – признавал бывший советник президента Никсона известный журналист и политолог консервативных взглядов Кевин Филлипс.

Кризисную атмосферу, как мы уже видели, болезненно ощущало и по-своему передавало американское искусство, его симптомы в статьях и книгах суммировали встревоженные американские идеологи. «Неистребимое постоянство бедности, упадка городов, безработицы, инфляции, вооруженных интервенций за рубежом, гигантского военного бюджета, кризиса транспортной системы, разрушения окружающей среды, малоэффективной, но все более дорогостоящей медицинской службы, непомерных налогов, беззащитности потребителей и трудящихся, растущего государственного долга, широко распространенной преступности на улицах и в учреждениях – с неизменностью и даже обострением всех этих социальных болезней окончательно разрушается наша вера в то, что с каждым днем мы становимся лучше и лучше, как нас хотели бы убедить». Так писал Майкл Паренти, либерально настроенный буржуазный ученый, автор книги «Демократия для немногих».

Более того, сам президент Картер, выступая по телевидению 16 июля 1979 года, употребил понятие «кризис веры», который «затрагивает самое сердце, душу и дух национальной воли и выражается в растущих сомнениях в смысле жизни и в утрате единства целей американского народа». Впервые, говорил он, большинство народа считает, что следующие пять лет будут хуже, чем нынешние; видит, что две трети избирателей даже не голосуют, что производительность труда сокращается, а готовность американцев делать накопления на будущее становится меньше, чем у всех остальных народов в мире. Растет неуважение к правительству, к церкви, к школам, к органам информации и к другим институтам. Раньше – до убийства Джона и Роберта Кеннеди и Мартина Лютера Кинга – американцы

8

были уверены, что в их стране проблемы решаются в кабинах для голосования, а не с помощью винтовочных выстрелов. Раньше они верили в справедливость своей внешней политики, уважали президентскую власть, знали время, когда в ходу еще была поговорка «надежный, как доллар», и верили в то, что ресурсы США безграничны. Теперь это все в прошлом, печально констатировал президент.

Месяц спустя, выступая на XXII съезде Коммунистической партии США, который состоялся в Детройте в августе 1979 года, Генеральный секретарь партии Гэс Холл также резюмировал, что страна подошла к одному из критических моментов в своей истории. Коммунистическая партия США отмечала, что государственно-монополистический капитализм вступил в такой период своего развития, когда «обычные реформы почти ничего не дают, а антимонополистические движения все еще не достигли уровня, на котором были бы в состоянии добиться более радикальных перемен». Массы «утратили веру в старую структуру власти, в том числе и в две традиционные партии, но все еще не прониклись доверием к новым политическим образованиям; большинство испытывает недовольство и не желает мириться с существующим порядком вещей, но все еще не знает, что нужно делать».

Большинство, о котором говорил Гэс Холл, это не либерально мыслящая интеллигенция Нью-Йорка и университетских центров, знакомая нам по произведениям прогрессивных американских художников. Это не антибуржуазно настроенные идолы молодежной эстрады, певцы контркультуры, не собравшиеся в долине реки Вудсток «дети-цветы». Это – лавочники, мелкие собственники, «синие воротнички» и фермеры, своим упорным трудом сохраняющие хлипкое благополучие, тающее под напором корпораций и монополий большого бизнеса. Это – американская глубинка, где процветают религиозность и невежество, расизм, нетерпимость, убежденность в справедливости частного предпринимательства и социального неравенства, святая вера в то, что «все рвутся к выигрышу и каждый использует при этом свои маленькие хитрости».

Это те люди, которые за год до упомянутых речей Картера и Холла выступили в июне 1978 года, на референдуме, проведенном в богатой Калифорнии, за ограничение налогов, поддержав так называемое 13-е предложение, знаменитое 13-е предложение, которым началось движение страны вправо. «Ни один из этих людей не поддержал договора Картера о Панамском канале», зато они требовали, «чтобы города сами решали свои проблемы», «чтобы государство перестало выбрасывать деньги на пособия проституткам, гомосексуалистам, тунеядцам и бывшим преступникам и чтобы радикальное снижение налогов было увязано с радикальным сокращением расходов на социальные нужды». Наконец, это ревностные читатели книжонок эпохи маккартизма вроде «Праведный путь в Америке: коммунистическо-еврейский заговор против наших Соединенных Штатов», где рассказывалось в подробностях о том, как «Ротшильды, Рузвельты и Гринблаты прибирают к рукам амери-

9

канскую экономику и американское правительство». Черты этого «молчаливого» большинства на рубеже 70-х годов точно передал Стивен Кинг в своем поразительном по тревожному предчувствию правой опасности романе «Мертвая зона», откуда мы процитировали несколько строк.

Вот это большинство в 70-е годы стремительно превращалось из «молчаливого» в «недовольное», по-своему осмысливавшее критический момент своей истории. Новая историческая реальность в значительной мере застала их врасплох, неподготовленными к переменам, происходящим в мире согласно объективному ходу истории. Видный советский ученый-американист академик Г. Арбатов в своей книге-интервью «Вступая в 80-е» об актуальных вопросах современных международных отношений не случайно сделал акцент на психологических и политических трудностях приспособления этой страны к новой эпохе. Стереотипы политического мышления прошедшей эпохи, свойственные правому крылу правящей элиты и распространявшиеся широкой сетью буржуазной пропаганды и массовой культурой, пришли в несоответствие с быстро меняющемся реальностью.

Психологическую болезненность перестройки общественного сознания Г. Арбатов справедливо усматривает в исключительности послевоенного периода, когда сложилась редкая совокупность неповторимо благоприятных для США условий. Америка оказалась после второй мировой войны самой богатой и могущественной державой мира, не испытавшей кошмара войны. У американского обывателя тогда и укрепились иллюзии бесконечного экономического роста и вечного процветания – «просперити», родилась уверенность, будто бы в мире наступил «американский век», понимаемый как возможность и право все и всех купить, подавить или в крайнем случае уничтожить. О том, что подобная историческая ситуация была преходящей, а подобная идеология – бесчеловечной, многие американцы не догадывались. Такой порядок вещей казался им естественным и справедливым. Символом самодовольства и сытого, бездуховного благодушия той поры стала в массовой культуре ослепительная плоть Мэрилин Монро – «секс-бомбы» Америки 50-х годов…

Расставание с иллюзиями оказалось для страны делом чрезвычайно трудным, болезненным. Оно сопровождалось и до сих пор сопровождается в сфере обыденного сознания обострением социально-психологических чувств дискомфорта, раздражения, растерянности, активизацией разного рода социальных утопий, в том числе и консервативного реакционного толка.

Для американца это время представлялось ворохом неожиданных проблем, решить которые брались наперебой и левые, и правые, и демократы, и республиканцы, боровшиеся за власть в Белом доме. Между тем проблемы оставались нерешенными. Вот перечень проблем и степень их актуальности на 1973 год по мнению опрошенной группы американцев (в процентах) ¹:

_______
1 Цит. по кн.: Петровская М. М. США: политика сквозь призму опросов. М., 1982, с. 133.

10

Инфляция в экономике – 72

Коррупция в правительстве – 43

Преступность – 17

Наркомания – 14

Несовершенство социального обеспечения – 13

Загрязнение (экология) – 11

Налоги – 11

Нехватка энергии – 10

Образование – 9

Отчуждение (социальный надлом) – 8

Расовая дискриминация – 7

Положение престарелых – 7

Война в Индокитае – 4

Здравоохранение – 3

Жилищная проблема – 2

Весь период неровной деятельности Картера на посту президента свидетельствовал о неспособности правительства демократов справиться с кризисом. Вакуум идей в демократической партии обнажил идейное банкротство либерализма и истощение ресурсов «нового курса». Под воздействием неудач либеральных реформ 60-х годов, под напором нарастания структурных напряжений в экономике и провалов американской политики на международной арене рузвельтовская коалиция в 70-х годах стала распадаться. Ряды избирателей, традиционно голосовавших за демократическую партию, редели. Да и вообще влияние партий на политический процесс слабело, партийные коалиции превращались в замки на песке, избирательная система теряла доверие: в президентских выборах принимало участие чуть больше половины имеющих право голоса. Политологи отмечали растущую дезинтеграцию общества практически по всем важнейшим вопросам, таким, как инфляция и безработица, истощение ресурсов и милитаризация внешней политики, кризис городов и рост преступности и т. д.

Характерно, что тенденция идейно-политической поляризации общества проявлялась в этот период столь явно, что она нашла свое отражение даже в американских учебниках по политическим наукам¹

_______
1 См.: НiIIsman R. To Govern America, N-J., 1979, p. 214.

1956 г.:
12% – левые, 19% – умеренные левые, 41% – центристы, 15% – умеренные правые, 13% – правые

1976 г.:
21% – левые, 12% – умеренные левые, 27% – центристы, 17% – умеренные правые, 25% – правые

11

К полюсам политического спектра в 70-х годах передвинулась значительная часть недовольных. Влево – за счет новых отрядов демократических сил, включающих активную часть черных американцев, других национальных меньшинств, рабочих быстро индустриализирующегося Юга, женщин, особо ущемленных инфляцией пожилых американцев. А вправо – за счет радикализации так называемого среднего класса Америки, то есть тех, чье благополучие сложилось в удачные для США послевоенные годы и кто теперь вдруг ощутил, как при снижении темпов экономического развития оно съедается растущими налогами и инфляцией.

Таким образом, спад демократических движений в начале 70-х, обусловленный окончанием войны во Вьетнаме и уступками политики социального маневрирования, тем не менее не обещал спокойного десятилетия. Наоборот. Недовольство средних слоев, этой «новой мелкой буржуазии», нарастало, причем их политическое сознание быстро эволюционировало в сторону современного неоконсерватизма, наделенного теперь чертами респектабельности и интеллектуализма.

Активное расслоение общества стало столь очевидным, что в американском политическом лексиконе даже появился специальный термин – «балканизация Америки». Правда, размежевание по национальным и расовым, половым и возрастным, религиозным и региональным общностям, по секторам экономики и профессиям всегда было отличительной чертой американского общества. И называлось это политическим плюрализмом. Плюрализм был частью стратегии правящего класса, препятствующего развитию в США классового сознания, боящегося, как огня, единства трудящихся и потому охотно сталкивающего интересы белых и черных рабочих, членов профсоюза и неорганизованных рабочих, женщин и мужчин, испано-язычных американцев и англоговорящих… Кризис же обострил конфликтные ситуации, нарушил неустойчивое равновесие временного консенсуса (согласия), во многом усилил борьбу «групп давления» за влияние на государственную политику и привел к разладу в перегруженном проблемами государственно-политическом механизме.

Находившийся в начале десятилетия в становлении гибридный тип неоконсервативного сознания привлек вчерашних либералов, разочарованных результатами собственных реформ и теперь готовых признать жизненность рыночных механизмов и негативные последствия бюрократического регулирования. В то же время этот новый консерватизм, в свою очередь, признавал необходимость частичного регулирования экономики и целесообразность «общества всеобщего благосостояния». Как писал один из идеологов неоконсерватизма И. Кристол, их идеалом является «консервативное общество благосостояния». Что, между прочим, не исключает, а предполагает одновременно и имперские позиции США в мире, то есть восстановление американского превосходства в военной, политической, экономической, идеологической областях международных отношений.

Превращаясь в важный фактор политической жизни, неоконсерва-

12

тизм активизировал и другие разновидности правой идеологии, именно традиционалистский, правопопулистский и либертаристский типы политического сознания. Влияние одного, другого и третьего все чаще можно обнаружить в фильмах 70-х, а тем более 80-х годов.

В чем же их сходство и различие? Как отмечается в исследовании ученых Института США и Канады АН СССР, для традиционалистского сознания свойственно видеть мир в моральных и религиозных понятиях, как борьбу сил Добра с силами Зла. Сегодня под Злом подразумевается моральная вседозволенность контркультуры, «коллективизм» и «коммунизм», а под Добром – «естественный закон» американских традиций, сословная иерархия, религия, патриотизм, семья и моральная добродетель (как тут не вспомнить «Звездные войны» с конфликтом «империи Добра» с «империей Зла»?)

Для правого популизма характерно чувство обиды, якобы нанесенной среднему американцу – мелкому торговцу, мелкому предпринимателю, квалифицированному рабочему, «забытому» правительством ради помощи «бездельникам» – неграм, национальным меньшинствам и белым беднейшим слоям. Неприязнь к ним, доходящая до ненависти, сквозит во всех фильмах, где обыватель поднимает руку на непокорную молодежь, на этих «беспечных ездоков» Америки, нарушающих сытый покой на улицах, где авторы рекомендуют насилие вместо законности в качестве средства борьбы с беспорядками и преступностью.

Что касается либертаристского сознания, то оно «зациклилось» на идее разрушения государства, ибо либертарист, не способный понять историческую неизбежность перерастания домонополистического капитализма в капитализм государственно-монополистический, считает государство и его вмешательство в экономику величайшим злом.

А радикал-либертаристское сознание объясняет исторические изменения «заговором», «дьявольским заговором горстки банкиров и коммунистов, рвущихся к мировому господству». И собирается бороться с ним с помощью полуконспиративных, жестко дисциплинированных организаций вроде «общества Джона Берна»¹. Таких интонаций в американских картинах сегодня более чем достаточно.

В то же время массовые демократические движения в этот период отнюдь не исчезли с политической сцены Америки. Демократическая борьба за социальную справедливость 60-х годов дала свои плоды в активизации рядовых членов американских профсоюзов, в пробуждении массовой политической активности американских женщин, в небывалом размахе массовых выступлений за замораживание ядерных вооружений. Голос демократической Америки звучит в антифашистском пафосе «Джулии», в антивоенном призыве «Пропавшего без вести» и «На следующий день», в таких фильмах о рабочем классе, как «Норма Рэй», «Синие воротнички», «Силквуд», «Даниель» и т. д.

В 70-е годы проявила себя

_______
1 См.. Современное политическое сознание. США. М., Науке, 1980.

13

демократическая активность нового типа, сменившая массовые уличные выступления, бунты, демонстрации и другие формы гражданского неповиновения. Она выглядит как организация конструктивных действий граждан по месту жительства и понимается либерал-реформистами как реализация прямой демократии малых дел, как создание внутри существующего общества так называемых альтернативных, то есть децентрализованных, контролируемых снизу и «свободных от классовых отношений» институтов и механизмов.

Подобные утопические идеи (борьбы с монополиями) проникают только в региональное документально-публицистическое кино. И до коммерческого экрана практически не доходят.

В возросшей политической активности населения обнаруживаются корни такого характерного для рассматриваемого периода явления, как «расслоение» общенациональной киноаудитории. Она как будто взорвалась на множество сегментов – каждый со своими особыми критериями, часто несовместимыми идейными и моральными позициями. Дело доходило до столкновений по поводу отдельных фильмов не только на страницах печати, но и на улицах перед кинотеатрами.

Одна из самых проницательных критиков США Паулин Кэйл в числе первых отметила явление дифференциации национальной аудитории. Но поскольку ее интересовал не социально-политический смысл происходящего, а эстетическая сторона дела, то в этой тенденции она уловила прежде всего положительный для киноискусства смысл: художники становились творцами гораздо более дифференцированных по эстетическим качествам и нравственно-политическим позициям произведений. Им соответствовали разные зрители – умеренно либеральные и консервативные, леворадикальных и правопопулистских взглядов, сторонники демократа Макговерна и республиканца Никсона – все предъявляли к кино свои специфические требования, искали в нем трибуну для выражения своего мироощущения в эти переходные 70-е. В известном смысле кино оказалось отзывчивей философии и политологии в плане отражения зарождающихся, переходных типов личности, в которых выражали себя тогда разные тенденции общественно-политического развития Соединенных Штатов Америки. В этих переменах П. Кэйл видела положительные признаки «повзросления» американского кино, знак общего подъема кинематографической культуры, что, по ее мнению, было предпосылкой превращения кино в искусство, а именно с этим последним критик и связывала феномен «нового Голливуда».

Чтобы разобраться в непривычной пестроте «нового Голливуда», мало определить жанр и тему этих необычных для США картин. Надо постараться понять нередко нарочно нечеткую идейно-эстетическую позицию их авторов. Разобраться – значит, соотнести продукцию Голливуда с массовыми настроениями, бытовавшими тогда в обществе, с теми запросами, которым она отвечала, с теми типами сознания, у которых она нашла отклик и подкорректированной моделью которых так или иначе являлась.

14