Кикс / Kiks (1991)

Киселёв Саша. Гордая девушка кинематография // Экран. – 1992, № 6. – С. 14-15.

ГОРДАЯ ДЕВУШКА КИНЕМАТОГРАФИЯ

ПЕРВЫЙ ЧАСТНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ; ЗАМЕТКИ С ГРАНИЦЫ ДВУХ КОНТИНЕНТОВ

Саша КИСЕЛЕВ

Из всех видов изображений последнее время более всего раздражает телевизионная реклама. Ничто так не подбадривает подсознательную классовую ненависть, как задушевность голосов, утомительно вторичный монтаж и черные колготки. Тешу себя иллюзией, будто причина раздражения в ее бесконечной пошлости, а не в предложении прикупить брокерское место на бирже «Находка» (она же «Потерька»).

В этом буйстве негативных эмоций само понятие «частного» как факультета собственности становится синонимом отвратительного.

Хамство удручает в любом своем проявлении, но в словосочетании «богатое хамство» определение выполняет функции хорошего увеличительного стекла. Тем большей удачей стала встреча с цивилизацией. Тем более что произошла она по эту сторону границы, в городе Заречный, недалеко от Екатеринбурга.

Там проходил кинофестиваль, уже своими названиями отважно сражавшийся против стереотипов. Он был частный и назывался «фестиваль-салон», а «салонность» тоже до последнего времени считалась явлением отрицательным. «На границе Европы и Азии», фестиваль «нестыдного кино». «Лики» (в смысле «лица»). И все венчалось именами Андрея Бриля и СП «Корус», на деньги которых и был устроен праздник ныне не существующего «советского кино» (после распада СССР и кино осталось без обозначения…).

Затея воплощена блестяще, и к понятию «частный» теперь начинаешь относиться без дрожи негодования, и салон представляется чем-то приятным. И даже весьма смутное географическое определение места (где был? «на границе…») становится заклинанием: в месте том мне посчастливилось наблюдать девственно белый снег даже на проезжей части. И что самое удивительное – по возвращении в Москву не осталось впечатления, что участвовал в какой-то глупости. Это был настоящий кинофестиваль, то есть место, где можно было смотреть фильмы, которые того стоят.

Тут реверанс в сторону отборочной комиссии: благодаря ее стараниям на фестивале не пришлось скучать.

Для непосвященных поясню: отборочная комиссия – это несколько человек, призванных из Всего выбрать Кое-Что. Жуткая работа! При чисто профессиональной привычке все ругать тут признаю: программа подобрана нетенденциозно, не однообразно, и отличительной чертой всех представленных в ней фильмов было безусловное качество. В ней присутствовало главное – векторы, по которым развивается отечественное кино. Правда, отсутствовали безусловные фавориты. Но ведь их не было и в кинематографе минувшего года.

КОММЕРЧЕСКИЙ ПОСТМОДЕРНИЗМ

В программе фестиваля значилась картина, для данного направления классическая,– «Дом под звездным небом» Сергея Соловьева. И совершенно, по-моему, беспомощная, досадно-корявенькая, местами снятая беспечно и небрежно.

Впрочем, в последний момент режиссер снял ее с конкурса. Но даже в этой работе было главное. что отличает образцы «коммерческого постмодернизма» от других фестивальных фильмов: явное стремление нравиться, вплоть до заигрывания со зрителем. Но именно нравиться, а не цеплять компьютерно-выверенной технологической схемой, взятой из голливудской продукции, но на нашей почве загадочно не плодоносящей.

Второй отличительный признак таких лент: заметно, что режиссеры – люди начитанные и насмотренные. Они разбирают современный мировой киноязык не по складам, а даже с некоторой беглостью и могут его использовать, показывая даже определенные красоты стиля.

Такой изысканности достигает лента Абая Карпыкова «ВОЗДУШНЫЙ ПОЦЕЛУЙ», которую можно числить по-разному: и как историю о колобродстве половых гормонов в теле хорошенькой девушки, и как «псевдоретрофильм» об идеальной больнице с идеальным врачом и идеальной медсестрой, между которыми устанавливаются идеальные отношения, и как путешествие по тем лентам в мировом кинематографе, которые самому режиссеру близки и интересны.

Собратья режиссера по цеху, посмотрев картину, негодовали, критики приняли ее довольно радушно, зрителям она пришлась по вкусу. Это своеобразное «европейское кино», уродившееся в Казахстане; оно рассказывало свою, довольно простую историю, оставляя то тут то там примеры для свободных ассоциаций. Натура, герои, композиции, страсти – все здесь нарочито искусственно, что, с одной стороны, неожиданно воспринимаешь как отсыл к классическому «советскому кино», а с другой – как привет кино европейскому, все более приближающемуся к строгости простейших силлогизмов.

Сергей Ливнев. сценарист (в том числе фильма «АССА»), дебютировал как режиссер лентой «КИКС». Это жаргонное словечко обозначает то ли фальшивую ноту, то ли некий неудачный удар в бильярде. Картина построена на классической ситуации «обманки»: некая сверхзнаменитая певица становится наркоманкой и должна уйти со сцены, а этого допустить не может ее антрепренер и, видимо, любовник. На конкурсе близнецов – людей, похожих то на Константина Райкина, то на Элвиса Пресли,– он находит копию своей певицы и решает ту убить, а эту подставить на ее место.

Сюжет и история не новы. Натура снята так. что узнать в ней Москву не представляется возможным. Интерьеры завораживают нездешностью. Все герои отчасти пародийны, как того и требует жанр. Словом, эта лента точно так же скроена из мирового кинематографа, и покрой ее будет моден в этом сезоне.

Любопытный экскурс в советское кино семидесятых предпринял Валерий Тодоровский, снявший ленту «ЛЮБОВЬ», по стилю удивительно перекликающуюся с продукцией студии имени М. Горького. Эта лента достойна серьезного разговора. но мне он не грозит: в какой-то момент я опрометчиво пообещал режиссеру не писать о его фильме и решил слово свое сдержать.

«ЦЕХОВЫЕ» ФИЛЬМЫ

В этом разряде бесспорным лидером стал фильм Михаила Каца «ПУСТЫНЯ», за что и получил от профессионального жюри приз. Эта картина понравилась режиссерам и кое-кому из философов, а также критикам, тяготеющим к философии. Это очередное переложение Нового Завета в экранных образах, но на сей раз с креном в исторические уточнения. Картина снята на иврите, закадровый текст перевода читает Кирилл Разлогов. Я и раньше знал: у Разлогова приятный голос.

В былые времена подобное кино получало расплывчатое наименование «фестивального», что для нормального зрителя оказывалось синонимом сверхскучного. Оставаясь скучным, однако, оно все дальше отходит от представления о «фестивальном» – я имею в виду не данную картину, а «это кино» в целом. Конечно, профессионализм будет требоваться на фестивалях и впредь, но мировой фестивальный экран последнее время все же тяготеет к витальности – к картинам, которые умеют дышать и чувствовать, а не только демонстрировать панорамы и крупные планы.

Создание подобных лент – возможно, вы видели «Пегого пса, бегущего краем моря»? – род внутренней увлеченности авторов и плод того смирения, которое «паче гордыни». Их настоящие зрители – режиссеры, которые только и могут оценить качество ленты. Так фокусник, сделав сложнейший трюк, на вид совершенно неэффектный, может «сорвать аплодисмент» только в своей профессиональной среде, а публика в цирке во время исполнения трюка будет перешептываться и шуршать конфетными фантиками.

В случае с «Пустыней» особенно любопытно то, что достоверность, столь кропотливо достигаемая. обретя свои идеальные формы, перестает увлекать, как могут увлечь, к примеру, тысячные массовки и громадные декорации, на которые был одно время падок Голливуд,– те декорации поражали воображение именно как декорации, а вовсе не как реальность. По временам «Пустыня» смотрится как совершенно документальный фильм, что, возможно, и похвально, но отчего-то скучно.

Слов нет, эту ленту можно поразительно интересно анализировать, блистая эрудицией, ссылками на первоисточники и собственными умозаключениями. Ничуть не преувеличу, если скажу, что даже знаю двух-трех авторов, способных на подобный подвиг и имеющих на него право. Сам с большим любопытством прочитал бы подобную статью, и надеюсь, что мне это удастся, если ее кто-нибудь напишет. Только это не буду я. Тут следовало бы плавно перейти к кино документальному, но ему нет места в данной главке. За исключением, пожалуй, фильма Елены Саканян «ЗУБР», посвященного судьбе Тимофеева-Ресовского. Для меня эта лента – род кинематографически-документальной схоластики. Частный и, собственно, совершенно юридический воп-

14

рос: сотрудничал ли наш соотечественник с фашистскими властями? – мало увлекателен. Тем более если учесть, что до сорок пятого года он жил в Германии, и ясно, что в чем-то сотрудничал наверняка, а от чего-то наверняка отказывался. Такой вопрос может серьезно занимать только наследников и любителей казусов. В этой документальной ленте есть блеск и в выборе интервьюируемых, и в предании гласности документов, которые неимоверно трудно было раздобыть. Но блеск этот заметен только посвященным, на долю остальных приходится утомительная серость.

Возможно, я покажусь странным, но мне совершенно неинтересно, был ли Чайковский гомосексуалистом. И я рад, что никому не взбрело в голову снять публицистическую ленту на эту тему.

ГЕРМЕТИЧЕСКИЕ ЛЕНТЫ

В пределах этого вектора привольно расположилась «ленинградская» школа. Картина Алексея Балабанова «СЧАСТЛИВЫЕ ДНИ» получила призы от жюри и критиков и от всего фестиваля. Второе место заняла столь же ленинградская полумультипликационная лента «ЛОШАДЬ, СКРИПКА И… НЕМНОГО НЕРВНО». Третья ленинградская лента оказалась слишком новаторской, чтобы получить какой-нибудь знак отличия,– «САДЫ СКОРПИОНА» Олега Ковалова «Сады скорпиона» – фильм, который не снимался. Режиссер взял много игровых фильмов и хроники, относящихся преимущественно к пятидесятым годам, шпионскую ленту того времени «Случай с ефрейтором Кочетковым» и, мастерски перемонтировав эти пленки, создал свою собственную картину с мелодраматическим сюжетом, обрамленным изысканным орнаментом из движущегося изображения, несущего приметы времени или мироощущения. Этот полнометражный коллаж не существует самостоятельно и ориентирован на зрителя, способного код распознать. Для остальных же зрителей эта лента – шифр типа «пляшущих человечков». Ясно, что это текст, но что в нем сказано – не уразуметь. Ключ к шифру двойной – время и кинематограф.

И если говорить о «фильме 1991 года», я бы назвал именно этот.

Фестивалю, однако, он «не показался». Режиссеры убеждали, что нет ничего проще, чем монтировать, то есть резать и клеить, и чем более случайно, тем лучше. Мнения критиков разделились. Лента прошла «по касательной» к призу. Отчасти, видимо, потому, что построена исключительно в расчете на самого режиссера – она настолько личная, что идеальным зрителем ее оказывался сам Олег Ковалов, понимающий все.

Остальные ленинградские ленты явили собой невиданный еще уровень герметичности. Они, кажется, и сняты вовсе не для того, чтобы их смотрели. Совершенно замкнутые и в собственной эстетике, и в собственных эмоциях, они приближаются к колбам с уродцами, что выставлены в Кунсткамере в их родном городе (слеза от моста). Ощущение колбы, прохладного и безразличного стекла между экранными экзерсисами и предполагаемым зрительным залом при просмотре неприятно холодит мозг. «Счастливые дни» – это вольная экранизация Беккета. «Лошадь…» – не менее вольная фантазия на темы Левого Фронта.

Впрочем, невозможно не отметить завораживающую силу безупречно выверенной эстетики, представленной без помарок. Если можно говорить о «совершенном кино», то вот оно. Причем не слишком важно, как трактовать слово «совершенное».

МЕСТО ВСТРЕЧИ

Если вы дочитали статью до этого места и продолжаете следить за мыслью, то вам уже ясно, что все три вектора современного отечественного кино не столько исходят из одной точки, сколько, направляясь с разных сторон, к одной точке стремятся. Этой точкой оказывается «искусство ради искусства».

Должен заметить, что этот неожиданный поворот от зрителя в сферу эстетики происходит не от хорошей жизни. Зрителя у нашего кино уже почти нет вовсе, и оно теперь может сделать чисто женский кульбит, заявив: «Нет – и не надо». Кульбит этот можно трактовать еще и как маоистский, и тогда он звучит так: «Чем хуже, тем лучше». Кино в целом уже чувствует себя абсолютным привидением, в лучшем случае способным напугать детей в полночь, но к реальности (например, к реальности в образе зрительного зала) не имеющим никакого отношения.

Это симптом не упадка, а подсознательной гордости нашего кино, способного как минимум уйти так, чтобы «платье ее развевалось».

Хотелось бы верить, что этот несколько театральный уход затянется подольше и к следующему декабрю в городок Заречный на кинофестиваль «Лики» – «На границе Европы и Азии» наш кинематограф сможет выставить хоть что-нибудь и тем снова оправдать титул «Фестиваль нестыдного кино».

15