Китайский квартал / Chinatown (1974)

Черненко М. Прыжки через стену, или Пасынок и баловень судьбы // Видео-Асс Фаворит. – 1993, № 4. – С. 11-14.

ПРЫЖКИ ЧЕРЕЗ СТЕНУ, ИЛИ ПАСЫНОК И БАЛОВЕНЬ СУДЬБЫ

«ОТВРАЩЕНИЕ», «БАЛ ВАМПИРОВ», «РЕБЕНОК РОЗМАРИ», «КИТАЙСКИЙ КВАРТАЛ», «ЖИЛЕЦ» СДЕЛАЛИ ИМЯ РЕЖИССЕРА РОМАНА ПОЛЯНСКОГО ШИРОКО ИЗВЕСТНЫМ ЕЩЕ ДО ПОЯВЛЕНИЯ ВИДЕО. В ЕГО ФИЛЬМАХ ХРОНИКАЛЬНАЯ ПОВСЕДНЕВНОСТЬ НАЧИНЕНА, СЛОВНО ВЗРЫВЧАТКОЙ, ИРРАЦИОНАЛЬНЫМ СТРАХОМ. ТЕМ САМЫМ, ЧТО ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ РОМАН ПОЛЯНСКИЙ ПЫТАЛСЯ ИЗВЕРГНУТЬ ИЗ ГЛУБИН СОБСТВЕННОГО ПОДСОЗНАНИЯ НА ЭКРАН.

Надо же было такому случиться: родиться в Париже, прожить без забот и горестей первые три года в столице мира, чтобы перед самым началом второй мировой приехать с родителями в Польшу, в Краков… мало того, в один прекрасный день тридцать девятого года узнать, что повязки с шестиконечными звездами означают принадлежность семьи Полянских к расе унтерменшей, подлежащих сселению в гетто, а затем и физическому уничтожению в недалеком от Кракова Освенциме…

Впрочем, семилетнему Роману, ребенку вполне арийской, почти ангельской внешности, повезло – отец просто перебросил его через стену гетто, где его поджидали какие-то знакомые отца, получившие от старшего Полянского круглую сумму за спасение наследника. Правда, первое убежище оказалось не слишком уютным: Ромека попрекали куском хлеба, а поскольку мальчик от рождения был своенравен и упрям, постоянно попугивали тем, что вот-вот выдадут немцам… То же повторилось и в другом доме, и Ромек просиживал целые дни в кинотеатрах, где пропущенные немецкой цензурой душещипательные и приключенческие истории становились как бы его второй жизнью.

Так сошлись в жизни гонимого пацана из гетто две главные страсти: кинематограф и страх перед жизнью, заставлявший его совершать самые авантюрные поступки на протяжении, пожалуй, всех последующих лет.

Война кончилась, Краков освободила Красная Армия, из лагеря вернулся отец, единственный уцелевший в огне Холокоста член семьи Полянских. Ромека отдали в школу, где он торопливо наверстывал все, чему недоучился, не забывая ежедневно ходить в кинотеатры, почитывать какие-то книжицы про кино, чтобы однажды – в 13 лет – не почувствовать, что призвание его быть актером, смешить и забавлять людей.

В эти школьные годы Роман выступает в детских радиопередачах, на сцене Краковского театра юного зрителя, «звездой» которого становится после исполнения заглавной роли в катаевском «Сыне полка».

Теперь он всерьез чувствует себя настоящим актером и пытается поступить в одну, вторую, третью театральную школу, но натыкается уже не на расовую, а на классовую стену, перепрыгнуть которую ему не удается. Выживший отец наладил производство какого-то шмуклерского товара, быстро разбогател и немедленно оказался «классово чуждым». Именно тогда у Романа появляется впервые мысль о бегстве на Запад. Однако граница уже была на хорошем социалистическом замке, и первые попытки едва не приводят к серьезному конфликту с законом. А потому, в ожидании удачи, он продолжает играть в театре, берет уроки живописи, умеренно хулиганит. И ждет, зная, что удача придет…

И она приходит: увидевший «Сына полка», режиссер и профессор Лодзинской киношколы Антони Бохдзевич приглашает Романа на крохотную роль в кошмарной комсомольской ленте «Три рассказа», где тот не столько снимался, сколько подглядывал за работой мэтра и дружил с дипломниками школы, среди которых выделялись начинающий

11

оператор Ежи Липман и несостоявшийся живописец Анджей Вайда.

Именно они позвали его вскоре на одну из главных ролей в первой картине Вайды «Поколение», о которой еще никто не знал, что она станет началом нового польского кино, а ее автор одним из крупнейших режиссеров мира. И хотя в окончательном варианте фильма многие эпизоды с участием Полянского выпали, ему было позволено стать студентом киношколы в Лодзи, а заодно одной из живых легенд тогдашнего кинематографического мира Польши.

При этом речь шла не о фильмах, хотя уже тогда, в пятьдесят пятом, едва став студентом, он снимает на деньги наследника главы лодзинской «теневой экономики» Войцеха Фрыковского (спустя много лет, в Америке, его, друга, покровителя и телохранителя, зарежет вместе с Шерон Тейт банда Менсона) свою первую и последнюю автобиографическую картину, короткометражку «Велосипед», рассказ о том, как маленький Ромек едва не погиб от рук бандитов в только что освобожденном Кракове. Итак, дело было, повторю, не в фильмах.

Дело было в том, что сам Полянский называл «театрализацией жизни» или «провокацией событий». А, говоря иначе, в том, что Полянский никогда не ждал, что вокруг него что-то будет происходить: баловень и пасынок судьбы, он постоянно провоцировал судьбу, не давая ей времени для отдыха и размышления, зная, что в конце концов он всегда успеет перепрыгнуть через забор и уйти от фатума… Это происходило на лекциях в киношколе, где он доводил до истерики профессуру, имитируя несчастные случаи и эпилептические припадки. Это происходило в пролетарских трамваях Лодзи, где он шокировал нищенски одетых пассажиров своими красными брючками, желтыми пиджачками, огромными башмаками на каучуке и прочими «космополитическими» причиндалами… Это происходило в лодзинских кафе и ресторанах, где «Маленький Наполеон», как звали его в школе, поражал воображение юных прелестниц своими рассказами о будущих успехах на фестивалях. Самое удивительное, что плоды воображения становились реальностью. И началось это за год до диплома, когда Полянский узнал, что в Брюсселе в рамках выставки ЭКСПО-58 состоится международный кинофестиваль. Под безусловную первую премию на этом фестивале он и снял свою знаменитую короткометражку «Два человека со шкафом».

Картина и впрямь произвела ошеломляющее впечатление. И Бронзовая медаль пришлась весьма кстати, тем более, что странная история о двух странных людях, вышедших из волн морских со старомодным платяным шкафом в руках и тщетно пытающихся найти себе место в чуждой и враждебной им действительности, что называется «попала в струю» тогдашнего философического искусства и сделала выпускника Лодзинской школы известным не только в Польше. А это еще больше утвердило его в том, что впереди – Запад, Европа, Голливуд.

Однако собираться в дорогу с одной короткометражкой было бы легкомысленно, и Полянский начинает с математической точностью конструировать фильм, который не сможет не обратить на себя внимания. В это же время он женится на самой очаровательной актрисе тогдашнего польского кино, Барбаре Квятковской и вместе с ней отправляется в Европу в поисках спонсоров и меценатов.

12

Как всегда, он добивается успеха. Как всегда, удаче сопутствует долгий цикл горестей и бед: попав в автомобильную катастрофу, он с трудом возвращается к жизни. Едва выздоровев, узнает, что его оставила жена. Едва закончив свой полнометражный, сенсационный дебют «Нож в воде», узнает, что на самом «верху» устами верховного священнослужителя польского социализма, Владислава Гомулки, его картина признана «вредной» и «ревизионистской», а герои ее – пара обеспеченных по тамошним меркам буржуа, случайно подхвативших на свою яхту какого-то бродягу, а затем утопивших его, персонажами, чуждыми народной Польше.

Тем не менее, благодаря друзьям и покровителям, «Нож в воде» отправляется в Венецию на фестиваль, удостаивается там премии ФИПРЕССИ, а сам Полянский, наконец перебирается через очередную стену и эмигрирует на свою «историческую родину», в Париж.

Здесь, правда, вскорости выясняется, что «Нож в воде» не имеет коммерческого успеха, и никто поэтому не торопится вкладывать свои франки и доллары в проекты еще одного провинциального авангардиста. И хотя последняя польская короткометражка Полянского «Млекопитающие», изысканная метафора о механизмах властолюбия и конформизма, принесла ему Гран-при на фестивале в Туре, и какой-то безумный продюсер-одиночка решил рискнуть и предложить вечно голодному и почти оборванному Роману режиссуру одной из новелл фильма «Прекраснейшие мошенничества мира», которую Полянский снял с необыкновенным изяществом и очарованием, продиктованным, как он потом сам признавался, полным безденежьем, следующих контрактов это так и не принесло.

Тем не менее, что-то продолжало копиться на его счету у фортуны, и она снова поворачивается к нему лицом: два полунищих лондонских продюсера заказали ему фильм ужасов, в котором не должно было происходить ничего потустороннего и который в то же время должен был вызывать ощущение иррационального страха. И два не менее нищих парижских «синеаста», Полянский и его друг Мишель Драш сочинили «Отвращение», удивительную историю одинокой шизофренички, обуреваемой страстью к убийству. Историю, в которой далеким эхом – и не в последний раз – отразилось детство затравленного, испуганного еврейского мальчика из краковского гетто.

С еще большей силой этот синдром «ребенка из гетто» проявился в следующей картине Полянского и Драша, снятой на волне грандиозного успеха «Отвращения» – в «Западне», черной комедии о супружеской паре и заблудившемся гангстере, оказавшихся на отрезанном от мира острове. А затем – в издевательской пародии на классические фильмы ужасов, картине с подчеркнуто комическим названием «Танец вампиров, или Прошу прощения, но ваши зубы торчат в моем затылке» («Бал вампиров»), где сам режиссер сыграл, пожалуй, лучшую свою роль – сумасшедшего профессора.

Эти фильмы, имевшие огромный коммерческий успех, принесли Полянскому долгожданное приглашение в Голливуд, где он встретил свою будущую жену, Шерон Тейт, где снял главный, вероятно, фильм своей жизни, «Ребенок Розмари», страшную историю женщины, забеременевшей от дьявола и ставшей бессознательным орудием Зла, несущего человечеству гибель. Несущего, как это выяснилось вскоре, трагическую гибель человеческого счастья самого Полянского – смерть жены и нерожденного ребенка, а также нескольких друзей, собравшихся в его калифорнийском доме.

Полянский находился в это время в Лондоне, но предчувствие беды, совпавшей с целой чередой несчастий, преследовало его все время. В самом деле, погибли в Польше его друзья и однокашники Збигнев Цыбульский и Богу мил Кобеля, скончался в Америке композитор Кшиштоф Комеда, покончил с собой в Германии писатель Марек Хласко… А вслед за этим волна антисемитизма в Польше вынесла за границу многих и многих друзей Романа, а ему, «сионисту» и «невозращенцу», надолго закрыла дорогу в Варшаву и Краков.

Но самое ужасное, после чего Полянский так никогда и не оправился до конца, произошло 9 августа 1969 года. Он пишет в своей книге «Роман о Романе»: «Раньше во мне пылал мощный внутренний огонь – неоспоримое убеждение в том, что я могу совершить все, что пожелаю, если только не признаю себя побежденным. Эту веру погубило преступление и его последствия. После смерти Шерон… я стал похож на своего отца: врожденный пессимизм, вечное недовольство жизнью, типичное для иудаизма чувство вины и убеждение в том, что за каждое счастливое мгновение придется расплачиваться…».

С таким мироощущением он принимается за новую работу, на первый взгляд, не имеющую ничего общего с его. собственной жизнью и в то же самое время рифмующуюся с ней по самому главному – картину о цене пророчества, баловнях судьбы, живущих в трагическом мире, который кажется им миром счастья и покоя, не подозревающих, что судьба уже вынесла им свой приговор. Картина эта называлась «Трагедия Макбета» и была экранизацией шекспировской драмы, которую английские актеры суеверно называют просто «пьеса», убежденные в том, что она всегда приносит несчастье. Так произошло и на этот раз: картина с треском провалилась. Не принес успеха и следующий фильм, авантюрная комедия «Что?», снятая в Италии, после чего в течение четырех долгих лет никто из продюсеров уже не вспоминал о режиссере-неудачнике, и Полянский вообще начинал подумывать об уходе из кино.

И вдруг, как это бывало уже не раз, ему повезло снова: из Америки позвонил Джек Николсон и сказал, что у него есть потрясающий сценарий, в самый раз для Романа. Это был сценарий «Чайнатауна» («Китайский квартал»), грустной криминальной истории о вечно проигрывающем и никогда не унывающем детективе, об атмосфере страха, разлитой в пейзажах и интерьерах самого богатого города в мире, о фатальных поворотах судьбы, от которых нет спасенья и нет защиты.

«Чайнатаун» был самым «американским» фильмом Полянского, и режиссер, окрыленный успехом, намеревается осуществить голубую мечту своего детства – костюмный исторический фильм о пиратах (не случайно, он сказал о себе однажды: «я хочу переспать со всеми жанрами кино, какие только существуют»). Однако с постановкой что-то застопорилось, и Полянский отправляет-

13

ся в Париж, где снимает картину «Жилец» – фильм-предостережение, фильм-предчувствие. Мрачная комедия об убогом польском эмигранте, страдающем манией исследования и кончающем с собой (в этой роли блистательно снялся сам Полянский), однако провалилась на Каннском фестивале, и Полянский, которому уже перевалило за сорок, вдруг понимает, что перестал быть баловнем кинематографической судьбы.

Он на время уходит из кино, но затем вновь едет в Америку, чтобы снять очередной фильм, не подозревая, что здесь ждет его одно из самых неожиданных и скандальных происшествий, после которого он станет навсегда европейцем и никогда уже не сможет работать в столице своей мечты, Голливуде.

Полянского опять подвела «любовь к прекрасному», точнее сказать к прекрасному полу. Американская нимфетка, которой то ли было восемнадцать, то ли не было, соблазнила видавшего виды дамского угодника, а затем обвинила его в изнасиловании несовершеннолетней. В результате Полянский знакомит -ся с американской тюрьмой, ибо тамошние законы вообще не слишком любят стареющих селадонов, особенно, если они говорят с чужим акцентом и приехали невесть откуда. «Меня охватило ощущение, что я нахожусь внутри какого-то из моих фильмов», – не без отчаяния вспоминал позже Полянский.

Правда, вскоре его выпустили из тюрьмы под залог, чем он и воспользовался, чтобы еще раз перепрыгнуть через стенку и перед самым началом процесса тайком покинуть Соединенные Штаты и отправиться в Англию, где он еще десять лет назад обещал Шерон Тейт экранизировать классический викторианский роман Томаса Харди «Тесс из рода Юбервиллей». Тем более, что с претенденткой на главную роль, начинающей манекенщицей Настасьей Кински, он уже успел познакомиться ранее. Естественно, и здесь не обошлось без романа, возвышенного и поэтического, как сам этот сильный, элегантный, пронизанный какой-то возвышенной ностальгией по старой европейской культуре фильм… Фильм имел успех и Полянский навсегда остался в Европе, сначала в Лондоне, а затем и в Париже, где живет до сих пор, снимает фильмы – во всех жанрах, с которыми «успел переспать», совершает сентиментальные путешествия в Польшу, чтобы еще раз увидеть места, где все начиналось… И снимает, снимает, снимает фильмы, блестящие, виртуозные, поразительно профессиональные, но лишенные той страсти к кинематографу, той вечной провокации по отношению к зрителю, к розыгрышу, пародии, самообману, которая пронизывала все его ранние работы…

Вероятно, это естественно. В нынешнем году Полянскому исполняется шестьдесят. Какие уж тут прыжки через стены…

М. ЧЕРНЕНКО

14

Pages: 1 2 3

Добавить комментарий для Александр Отменить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Можно использовать следующие HTML-теги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <strike> <strong>

Яндекс.Метрика Сайт в Google+