Лолита (1962): материалы
Дроздова Марина. Миф о Лолите // Видео-Асс Известия. – 1998, № 01 (36). – С. 32-33.
МИФ О ЛОЛИТЕ
Владимир Набоков всегда искусно кодировал свои произведения, защищая их от прямых прочтений, а заодно от кинематографических интерпретаций. Во всех его вещах присутствуют мерцающие эпизоды, бликующие персонажи, двусмысленные повороты интриг, таящие при попытке выявить их точное значение.
Искушенных читателей заинтриговало предположение, что «Лолита» – своего рода террористический акт в адрес примитивности жизненного уклада американского среднего класса и эквилибристическое издевательство над психоанализом.
Ленивый, неряшливый, комиксовый мир, пошло стандартизированные пространства школ, домов, гостиниц, мотелей – все это набоковские шаржи, виртуозное и вдохновенное издевательство над примитивностью как самого понятия «норма», так и над нормативными ценностями. Настоящей остается безутешная интонация повествования Гумберта Гумберта. И, кстати, в этой безутешности ключ к тому, почему при заданной неприличности истории, порок в ней выявляется вяло. Ибо вожделение печального отчима лишено какой-либо корысти и им самим воспринимается как самоубийственное. Это не удовлетворение социально неприемлемой страсти, а обреченная самопровокация, фаталь-
32
ная мечта сделать грезу реальностью. Впрочем, «Лолита» литературная и нимфетки, разбросанные по миру, не совсем одно и тоже – они похожи в том смысле, в каком современный миф соотносится с реальностью.
Оставим тех, для кого «Лолита» – юная мадам Бовари. Обратимся к тем, для кого выпущенная из набоковского сачка «нимфетка» оказывается символом волшебно недоступного идеала – ведь именно это превращает скандальный сюжет в облитое слезами повествование о бескорыстной и обреченной любви.
Вспомним, как Набоков, перевоплощаясь в Гумберта, с трогательной откровенностью описывает скептическое восприятие традиционной «женственности», неотъемлемым содержанием которой является корысть – и бытовая, основанная на буржуазной трактовке женщины как содержанки, и философская, претендующая на то, чтобы привести к схеме вопросы пола. А в понятии «нимфетка» сочетается бойскаутский бескомпромиссный мир подростка и божественное происхождение нимф, символизировавших в греческой мифологии живительные силы природы.
Однако в середине нашего века параллели с античными формами себя изжили – галантный восемнадцатый и буржуазный двадцатый создали в конце концов тот тип основательной, практичной женщины, который столь яростно разоблачает Гумберт. Считается, что для молодежи Западной Европы и Америки роман и героиня стали одними из первых знаков к тому, что пора развеивать викторианские условности, отменять иерархию «в постели», провозглашать в ней приоритет собственного мнения.
Внимательный читатель помнит, что идущий под откос Гумберт убивает Клэра Куильти (с которым сбежала его Ло), боясь того, что греза будет поставлена на поток вполне ординарного вожделения.
Обратим внимание на то, что эта история перекликается с более поздним произведением Набокова – «Адой», в котором «…чередою чарующих сцен разворачивается пылкий отроческий роман Вана и хорошенькой Ады», как, пародируя критика-графомана, пишет Набоков. Любопытно, что в «Аде» стиль описания подростковых соитий отличается от «совершеннолетних» иной стилистикой и лексикой, в результате чего ясно чувствуется разница между пронзительной тональностью юношеской любви и душещипательной взрослой. Атекст изобилует игрой слов на тему «адского рая».
33
Салынский Дмитрий. Заря с Востока // Видео-Асс Известия. – 1998, № 01 (36). – С. 33.
3АРЯ С ВОСТОКА
Вы как хотите, а я-то думаю, что все дело в загадочной русской душе. Хотя Лолита и американка. Да ведь суть не в том, что она американка, а в том, что увидена глазами русского. Глазами человека, который видит душу человеческую там, где иные усматривают социальные отношения, психоанализ и прочие железобетонности.
Первую экранизацию романа Набокова «Лолита» не могли принять американцы, не могли принять французы. Не принимали и советские инстанции. Ровесникам моего сына, тинэйджерам, это, может быть, и неизвестно и не очень интересно, но я помню, как при советской власти сию книгу объявляли жуткой порнографией, что, впрочем, нашу публику того времени (50 – 60-х годов) не очень волновало, так как она и знать не знала, о чем речь: романа никто не читал. Солидарность советских держиморд от литературной критики с их заграничными коллегами объяснялась одним и тем же свойством: безразличием к душе. Ведь к «странностям любви» можно относиться по-разному. Например, кавалер Де Грие тоже отчаянно любил беспутную французскую Лолиту XVIII века – Манон Леско, но там, в романе Прево, страсть была понята как приключение. А приключение – это всегда преодоление какой-то материальной, в смысле – физической, вещественной – преграды. Манон ускользала, изменяла, Де Грие преследовал ее, вновь сходился с ней, и в конце концов в слезах похоронил на американском берегу, зарыв в землю дворянской своей шпагой. Гениальный финал. Суть той истории: преодоление. Суть набоковского варианта противоположна: что делать человеку, когда преодолевать нечего, когда он любит и любим, и счастлив в страсти, а жуть в том, что любит ребенка и любим ребенком, что и противоестественно, и аморально, но любовь чудовищным образом не хочет со всем этим считаться. Ситуация не романтическая, а уродливая, гротескная – но, опять-таки, что делать человеку со своей душой, если нет ему выхода из этой ситуации? Толстовский вопрос, из «Анны Карениной», из «Воскресения». Вопрос Достоевского. В «Преступлении и наказании» Свидригайлов, девицей попользовавшись, задумался – и «уехал в Америку», застрелился на мосту через канал. И вынырнул под именем Гумберт Гумберт, уже действительно в Америке. Набоков – продолжатель этой традиции, нашей, исконно-посконной, возросшей на вековой безысходности россиянина, когда ему только и оставалось, что в душе своей копаться, поскольку вещественно-материальная российская действительность никакому противодействию упорнейшим образом не поддавалась. Ситуация эта в его романе обострилась до карикатуры. Но не стала карикатурой лишь потому, что Набоков продолжил и другую традицию – поисков «сверхстиля», уже отчасти только русскую, от Серебряного века идущую, но еще более французскую, от Пруста, когда не стиль оформляет повествование, а само повествование рождается ради того, чтобы оправдать стиль. Ведь «Лолита» – шедевр не только по новизне и парадоксальности фабулы, но и прежде всего по языку, по стилю. И красота ситуации – при всей ее внешней дикости – выявляется в поразительном языке, каким она рассказана. Чтобы в этом убедиться, нужно, однако, книгу читать, а не кино смотреть. А всякие там идеи насчет психоаналитического восприятия Америки как юной страны – это сбоку.
Дмитрий САЛЫНСКИЙ
33
Алексей ЗВЕРЕВ
КУБРИК – НАБОКОВ: СРОДСТВО НЕСОВМЕСТИМОСТЕЙ?
С «Лолиты» тридцать пять лет назад началась кинематографическая карьера Набокова, которая теперь выглядит вполне счастливо сложившейся, – но был риск, что она не состоится вообще. Широкая публика воспринимала роман как провокацию и скандал. Знающие механику Голливуда уверенно предсказывали, как описанная история запретной страсти подвергнется переработке с целью предотвратить возмущение обывателей. Вопрос был в том, что останется от «Лолиты», когда ей придадут недостающую благопристойность.
Результат ожидался удручающим, тем более что экранизировать роман предстояло Стэнли Кубрику. До «Заводного апельсина» тогда еще было далеко, известность режиссера основывалась, главным образом, на «Спартаке». А это был типичный блокбастер с полным набором ходульных приемов, предусмотренных для мелодрам на пышном историческом фоне. Трудно представить что-нибудь более чужеродное тонкому, ироничному, психологическому повествованию Набокова. Скептики предсказывали провал, то есть еще одно подтверждение того, что настоящая литература Голливуду не по силам. Да и не нужна.
Они, однако, не учитывали, что сценарий написан самим Набоковым. Когда через двенадцать лет после фильма его текст опубликовали, выяснилось, что все отступления от литературной версии санкционированы самим автором. Это значило, что Набоков готов был на жертвы, чтобы увидеть свою книгу экранизированной. И что его несовместимость с Кубриком не самоочевидна.
Впрочем, продемонстрированное публике сродство и впрямь потребовало серьезных и, в общем-то, односторонних жертв. Впоследствии Набоков отзывался о фильме комплиментарно, но всячески избегал прямых сопоставлений с романом.
Там, где была эмоциональная и поэтическая сложность, возникли прямолинейность, целенаправленность, выпячивание, главным образом, экстравагантного сюжета, в котором доминантой становится болезненная страсть. О том, что иные смыслы, заложенные в романе, для Кубрика, по меньшей мере, второстепенны, ясно сказал уже пролог, задающий картине лишенную оттенков и переходов, а местами откровенно надрывную тональность. Г.Г., преследующий с пистолетом пьяного Куильти, крупным планом окурки в бокале, завален-
34
ная старьем квартира, пули, вонзающиеся в портрет прелестной юной женщины, – как все понятно и до чего упрощено. Словно бы дело и правда сводится к двум «треугольникам»!
Но есть и по-настоящему удавшаяся сцена с чтением стихов Эдгара По, кончающаяся тем, что книжка отброшена и Лолита кормит Г.Г., словно щенка, колбасой, запихивая ломтики ему в рот. Капитуляция перед инстинктом, отречение от культуры – очевидны. Чего стоит хотя бы разговор профессора с супругой о Боге, который он ведет, сидя на стульчаке, откуда переместится на смятую постель.
Аксессуары тривиальности в том или ином сочетании на протяжении всего фильма, накладываясь на откровенный мелодраматизм истолкования событий, создают впечатление, быть может, по-своему сильное, но уж во всяком случае не то, которым запоминается роман. Можно восхищаться точностью воссоздания среды, где развертываются события, – уродливыми фарфоровыми собаками на каминной полке, стандартными клумбами перед типовым домом (последний земной приют Лолиты, располневшей тетки с отвислым животом). Можно оценить старания Кубрика и его актеров в рамках конформистской версии сохранить хоть что-то от художественной дерзости, ошеломившей при своем появлении книги.
Легче всего объяснить случившееся с той первой экранизацией «Лолиты» особенностями кино, стирающего нюансировки и огрубляющего сюжет. Но ведь ничего подобного не произошло у того же Кубрика, когда он переносил на экран Берджесса, Теккерея… Там были найдены кинематографические уходы, сохранившие поэтику оригинала, не говоря о его содержательном объеме. Если этого нет в «Лолите», то не из-за творческих просчетов, а скорее все-таки ввиду незримого давления потенциальной аудитории с ее нормативным мышлением.
35
Сергеева Тамара. Роман Виктюк: Тело и тьма // Видео-Асс Известия. – 1998, № 01 (36). – С. 35.
РОМАН ВИКТЮК: ТЕЛО И ТЬМА
«Лолита» в Театре Романа Виктюка по пьесе Эдварда Олби и телеверсия спектакля в программе Г. Скоробогатовой «Сенсации русского театра», реж. С. Виноградов.
«Читатель заметит, что пространственные понятия я заменяю понятиями времени. Более того: мне бы хотелось, чтобы он увидел эти пределы, 9–14, как зримые очертания (зеркалистые отмели, алеющие скалы) очарованного острова, на котором водятся эти мои нимфетки…» Острым чувством времени, одарившем несчастного Гумберта Гумберта его манией, а затем отпустившем ему недолгое украденное у судьбы блаженство, пронизана набоковская «Лолита». Дни, недели, числа, месяцы, годы, зафиксированные в больной памяти Г.Г., тщательно размеченные в его дневниках, «зацепившиеся» за далеко расположенные друг от друга городки и мотели, постепенно отнимают у юной нимфетки ее демоническое очарование и в то же время переводят сексуальную манию героя во всепоглощающую любовь.
В спектакле Виктюка времени нет вообще. Страдания щупленького как цыпленок человечка вынесены во вневременную, застывшую зону, пропитанную ароматом сладострастия и смерти. Среди металлических рам с натянутым на них полиэтиленом, под раскачивающимся на длинном проводе фонарем, рядом с клумбой восковых роз – ломкие, вычурно наряженные люди. Сомнамбулически выполняют они акробатические трюки, плавно двигаются, завороженные внутренней мелодией, управляющей каждым из них. Одинокие путники в ночи, волею всезнающего циничного Незнакомца, или, если хотите – Автора (С.Виноградов), вынесенные из тьмы на пятачок освещенного пространства, чтобы принять участие в публичной казни корчащейся, беззащитной души затравленного Г.Г., – маньяка и безумца, поэта, упивающийся собственной исповедью, получающего чувственное наслаждение от произносимых слов.
Слова – единственное, что имеет живую силу в этом холодном сконструированном мире. Они возбуждают, вдохновляют, возносят, и – убивают, уничтожают, распинают. Они пьянят, кружат, подчиняясь изысканному интонационному рисунку. Интонация – не просто стилевой акцент, она – художественная доминанта виктюковской «Лолиты». Интонация очерчивает энергетическое поле спектакля, окружая персонажей своеобразной аурой, дополняя главное – их осуществленность в собственном теле.
Тело для Виктюка – незыблемая константа эстетической реальности, некая самостоятельная ценность, с ним человеческое «я» находится в сложных отношениях всегда. «Телесные» мотивы вводятся режиссером в сюжет, на экспериментах с выразительными возможностями тела строятся мизансцены, тело включает в себя божественное и дьявольское, целомудренность и порочность, невесомость миража и тяжелую земную плоть.
Тело Гумберта Гумберта (Олег Исаев) – тюрьма для сжигающих его мозг желаний, а сам он – их несмирившийся их пленник, поплатившийся за то, что позволил себе непозволимое, и узнавший, что сладострастие и смерть – две стороны одной монеты, неразлучные как вдох и выдох. И смерть теперь рядом. Она в золотоволосой Лолите (в телеверсии – Л. Погорельская, в спектакле – Ирина Метлицкая, к сожалению, весной прошлого года покинувшая наш мир), кукольной диве в белой балетной пачке с загадочным рассеянно-глубоким взглядом. Она в рыхлом, уютном ерничающем пересмешнике Куильти (Сергей Маковецкий). В Шарлотте (Валентина Талызина), тихо-властной, по-паучьи спокойно-уверенной в своем праве на тело бедолаги Гумберта. В холодных глазах Незнакомца, то и дело презрительно вмешивающегося в чужие разговоры. И в никогда не живших роскошных цветах.
Тамара СЕРГЕЕВА
35
Добавить комментарий