Набережная туманов (1938): материалы

Савосин Дмитрий. Вещая анаграмма фамилии // Видео-Асс Премьер. – 1995, № 25. – С. 9-12.

ВЕЩАЯ АНАГРАММА ФАМИЛИИ

Старенький, в белых густых клубах пара поезд прибывает ранним утром на вокзал. Из него высыпают веселые молодые люди, приехавшие отдохнуть в Ножан – парижский пригород, где так приятно провести выходной день. Но вот незаметно сгущаются сумерки, наступает пора меланхолических песенок и невольных мыслей о завтрашнем дне, уже рабочем. И все-таки воскресенье было прекрасно… Эти кадры двадцатилетний фотограф Марсель Карне снял в 1929 году, выбрав темой первого короткометражного фильмика жизнь молодежи, к которой принадлежал и сам. Монтировал он его дома, борясь с несовершенствами пленки, аппаратуры и своим собственным. Хотя Марсель уже поработал ассистентом Жака Фейдера, кинорежиссура пока не являлась его мечтой. Просто ему нравилось фиксировать процесс живого, брызжущего задором бытия.

Он родился в Батиньоле, одном из живописнейших округов Парижа. Отцу, скромному столяру-краснодеревщику, исполнился 31 год, когда умерла его жена – мать Марселя. Занятый работой, папаша не слишком уделял внимание воспитанию мальчика, который, впрочем, и не давал поводов для беспокойства – смышленый, вполне самостоятельный и способный постоять за себя. Девятилетним, совсем не зная столицы, он следовал за похоронными процессиями Сары Бернар и Анатоля Франса. Бог знает как находя обратную дорогу.

Каждую неделю Марсель получал пять су «на развлечения» и бегал в синема на углу. Первый фильм, который он увидел, показывал на экране страшенных крокодилов и змей. Три ночи после этого пацана мучили кошмары, но страсть к «киношке» превозмогла их.

В пятнадцать он увлекся мюзик-холлом, куда его привели старшие друзья – «посмотреть на девочек». Позже Карне становится завсегдатаем знаменитых кабаре «Фоли Бержер» и «Мулен Руж». А днем молодой человек постоянно в гуще парижской толпы. Сняв «Ножан», он опубликовал в модном тогда журнале «Синемагазин» статью под названием «Когда, наконец, камера выйдет на улицу?». И сам покажет тому пример. Что при этом снимать? Да безразлично – прекрасны все жизненные проявления.

В середине 30-х общественность Франции оказалась расколотой на два лагеря – правых и левых. Писатель-коммунист Поль Вайан-Кутюрье организовал Ассоциацию революционных художников, пытаясь объединить интеллигенцию перед угрозой наступающего фашизма. Не колеблясь, Марсель Карне вступает в нее. По заданию организации он отснял своей портативной камерой грандиозную демонстрацию 14 июня 1935 года, которую возглавляли Даладье, Блюм и Торез. Через месяц Карне вызвали в «штаб партии». Там Морис Торез предложил ему в преддверии национальных выборов сделать фильм о борьбе французского пролетариата за свои права. Смущенный Марсель объяснил, что он только лишь начинающий режиссер, но если надо… Арагон, бросив на него испепеляющий взгляд, перепоручил дело Жану Ренуару, который «во всем с нами согласен».

В документальной ленте «Жизнь принад-

9

лежит нам», очень важной для Народного фронта, остались кадры, снятые Карне. «Однако ни Ренуар, ни кто-либо другой не сочли необходимым поставить в титрах имя того, кто их принес», – иронически заметил Карне позже.

Свою первую полнометражную картину «Женни» он поставил по сценарию Жака Превера. Их сотрудничество продолжилось и в дальнейшем. Трагична атмосфера рока, преследующего «положительных» и неустроенных героев в поэтически-тревожных шедеврах партнеров «Странная драма», «Набережная туманов» и «День начинается». «Превер никогда не вмешивался в мою работу, – писал Карне. – Если он придумывал персонаж, то звонил и говорил: надо бы повидаться… Мы сидели за столиком в кафе, долго спорили, уточняя то или это. Иногда он заявлял: нет, я не согласен, но ведь фильм делаешь ты, – и вносил исправления, которые мне были нужны». Судьба подарила Карне еще одну счастливую встречу, без которой не было бы его «поэтического реализма», – с замечательным актером Жаном Габеном.

В период подготовки «Набережной туманов» Габен – уже звезда европейского класса. Он куда более известен, чем Карне. Узнав о предложении, продюсер возмутился. Ах, как это грязно: поцелуи возле фургона, любовная сцена в дешевом отеле, убийство, самоубийство… Месье Габен не станет делать ничего подобного! Однако артист, прочитав сценарий, одобрил его целиком.

Съемки начинались в Германии. «Холод в немецких студиях, гигантских по размерам, царившая там прусская дисциплина, работа без всякого энтузиазма не доставляли радости, – вспоминал Карне. – Когда я хотел объяснить оператору, какое мне нужно освещение, тот огрызался, что знает свое дело сам. Может быть, он действительно его знал, но до какой степени плохо! Дело не ладилось, процесс приостановили. Кому-то звонили, согласовывали… Наконец получили ответ: «Мы ни за что не отвечаем. Все решает доктор Геббельс». Я впервые тогда услышал эту фамилию. Мы плюнули и переехали в Гавр.

И все-таки «Набережная…» стала фильмом в своем роде революционным как по форме, так и по духу. Экраны тогда были заполонены комедиями, музыкальными или нет, но блестящими и солнечными. И сюда-то я вторгся с пустой ночной забегаловкой, туманом, мокрой мостовой под уличным фонарем…»

Еще напряженнее действие следующей картины Карне «День начинается», где судьба габеновского героя по-настоящему безысходна. А вот сам Габен после нее поднялся к вершинам славы.

В молниеносно оккупированном немцами Париже Карне мается от невозможности сопротивления. «Однажды Жак спросил меня, что я собираюсь делать, – рассказывал режиссер, – а у меня не было ни одной стоящей идеи. Он решил взять историческую тему, чтобы избежать вишистской цензуры, и предложил выбрать эпоху, какая мне больше по нраву. Минуту подумав, я ответил: средние века… После премьеры «Вечерних посетителей» зрители шептали друг другу, что эти события далекого прошлого полны аллюзий с современностью». Окрыленный успехом. Превер пишет сценарий «Детей райка» в жанре французского «авантюрного романа». Снимавшийся три года фильм вышел на экраны уже освобожденной Франции.

Вместе они сделали еще «Врата ночи» (с совсем молодым Ивом Монтаном), после чего сценарист внезапно к кинематографу охладел, целиком отдавшись поэзии.

Зато состоялась вторая встреча с Габеном, вспомнившем о своем давнем проекте – экранизации романа Жоржа Сименона «Мария из порта» – и предложившем постановку Карне. Фильм вышел в 1950 году и имел успех, равно как и «Воздух Парижа», снятый три года спустя тоже с Габеном в главной роли. А киноверсия «Терезы Ракен» с Симоной Синьоре и Рафом Валлоне стала их общим триумфом.

Но время идет, и маститому мэтру начали нахально намекать, что он постарел, его обгоняют… «Каждую неделю. – сетовал Карне, – два или три малоизвестных критика, которые подписывались Франсуа Трюффо. Клод Шаброль и Жан-Люк Годар, нещадно крыли все французские картины, правда, за исключением ренуаровских. Я пожелал узнать, что они думают обо мне. Оказалось, по их мнению, моя душа в смятении, и я не умею выбирать сюжеты».

Так началось соперничество мастера с киномолодежью. которой суждена в будущем мировая слава. Герои его «Обманщиков» – мальчишка и девчонка, безумно любящие друг друга, счастью которых ничто не препятствует, кроме табу, придуманных ими самими… Однако мягкая, но назидательная интонация – как раз то, чего терпеть не могла французская «новая волна». А появившегося в маленькой роли юного Бель-

10

мондо критики назвали «свиноподобным дурачиной», оконфузив себя. «Ничего не могло быть дальше от правды, – замечает Карне. – Да, он дурен, но у него не было случая проявиться. Впрочем, в отличие от прессы, многие зрители заметили артиста, и в их числе некий Годар. Дальнейшее известно…» (Режиссер имеет в виду годаровский фильм «На последнем дыхании», прославивший Бельмондо.)

Ленты Карне «Молодые волки» и «Убийцы именем порядка» так же посвящены «молодежной теме», и, пожалуй, секрет их неуспеха в той самой тональности заботливой обеспокоенности и стариковского всепонимания, от которой новый кинематограф напрочь отказался, предложив свои, совсем иные подходы. И в 70-е годы Карне вынужден изменить стилистику. Да так, что «Чудесный визит» получил приз в Голливуде за лучший фантастический фильм, а «Библия» – документальная лента на материале сицилийских фресок – стала лауреатом экуменического жюри в Канне.

Но и сейчас 85-летний патриарх не отошел отдел. У него множество планов, среди которых – экранизация прозы Мопассана с молоденькой Жюльетт Бинош, чья звезда еще только восходит…

«Да, чуть не забыл, – заключает свои воспоминания режиссер. – Однажды приятель спросил, какую анаграмму можно составить из букв моей фамилии (Carne)? Я догадался – это слово «экран» (ecran). Правда, забавно?»

Дмитрий САВОСИН

12

Савосин Дмитрий. Мишель Морган и Жан Габен. Брестская история // Видео-Асс Премьер. – 1995, № 32. – С. 116-119.

МИШЕЛЬ МОРГАН И ЖАН ГАБЕН

БРЕСТСКАЯ ИСТОРИЯ

1938 год. Раздраженный Марсель Карне весьма резко говорит что-то осветителю. Жак Превер нервно закуривает сигарету. Снимается важная сцена фильма «Набережная туманов»: в кадре дезертир Жан и Нелли. Мотор! Жан Габен целует Мишель Морган. Спустя годы актриса напишет об этом поцелуе – «он был настоящим». Они целовались так долго, что Марселю Карне пришлось крикнуть: «Ну, хватит!» – Сразу же, впрочем, добавив: «Хорошо. Очень хорошо. Снято».

СЕЙЧАС КАЖЕТСЯ НЕПРАВДОПОДОБНЫМ, что эта невинная сцена казалась для своего времени весьма смелой. Никогда еще на экране женщина не предлагала себя мужчине с

116

такой простотой и чистой откровенностью, с таким обожанием, какое было в глазах Мишель. И никакая другая любовная сцена во французском довоенном кино не была столь растиражирована, не вызвала такого потока не слишком талантливых подражаний. Когда «Набережная туманов» вышла в прокат, Габена и Морган назвали «идеальной парой французского кино». Между тем героиня романа Пьера Мак-Орлана, по которому сделан фильм, хваткая девица легкого поведения, отнюдь не походила на хрупкую, смело идущую навстречу любви скромную девушку, какой Нелли получилась у Морган и Карне. На эту роль режиссер пробовал известных в те годы актрис – Мари Деа (потом она сыграет в его «Вечерних посетителях»), Габи Эндрю и Жаклин Лоран. Но, если верить воспоминаниям участников съемок, Габен и Карне все-таки сразу подумали о Мишель Морган.

Ей было всего восемнадцать. Начинающей актрисе предстояло разыграть любовную историю с уже знаменитым актером и шансонье, восхищавшим всю Францию. По его работам она представляла себе Габена мужчиной, полным нежной силы, способным быть и мягким, ласковым, и гневным, бешеным.

Вот как она описывает их первую встречу: «Я была почти в шоке от его удивительной белокурости, в которой не было ничего от бесцветной бледности северянина – это была ослепительная белизна налитых колосьев под солнцем… Элегантность игрока в гольф,

117

английский кашемир, клубный галстук и – его мужское кокетство – василек в бутоньерке. Все в нем было отглажено, он был тем, кого я называю «великолепно ухоженный мужчина». Он сел рядом и заговорил, так что я должна была повернуть голову. Заинтригованная, польщенная, я разглядывала этого красивого самца, раздувшего зоб и демонстрировавшего весь блеск своего оперения. Для него соблазнять женщин было привычкой. И у меня было скорее приятное предчувствие – ведь я здесь для того, чтобы понравиться. Но не только ему!». Мишель Морган польщена и немного смущена. Она внимательно слушает Габена и в то же время любезно улыбается Марселю Карне, который, беседуя с ассистентом, не спускает глаз с этой пары, впервые сидящей вместе. И Морган чувствует, что потребуется авторитет Габена, чтобы продюсеры согласились на ее участие в фильме.

Она рада. И тут Карне говорит, что надо сделать кинопробы, а Габен только улыбается и ни слова не возражает, хотя ей показалось, что дружеский контакт с ним уже возник. Уходя в тот день со студии, Морган раздосадована – она почти уверена, что Габен разыграл с ней флирт по просьбе своего друга Карне.

В день кинопроб Габен рядом с ней, подтянутый, утонченно вежливый, элегантнее, чем обычно. Когда съемка заканчивается, она, очень взволнованная, порывисто оборачивается к нему: «Это было хорошо?» И Габен с лукавой поддразнивающей улыбкой спрашивает: «А что об этом думаете вы сами?» – «О, я не знаю…». – «Но вы что-нибудь чувствуете?». «Я столько всего чувствую…». Он наслаждается победительным мужским кокетством. Она серьезна, ей не хочется легкой игры, она уже мечтает работать с этими людьми.

Вечерами, вымотанные до предела, участники съемочной группы шумно вываливались из ворот студии. Но вот наконец-то Габен тихо шепчет на ухе Мишель: «Выйдем вместе, вдвоем. Только вдвоем…». Как давно она этого ждала!

Над портовым городом моросит мелкий дождь – его так любит северянин Габен. Они пешком идут к отелю мимо сумеречных фонарей, вдоль набережной. Габен обнимает Мишель Морган. «Для Жана все было просто», – напишет потом она. У ее дверей он, обезоруживающе улыбаясь, просто спрашивает:

– Продолжим?

Увы! Никто не застрахован от неудач.

– Нет, завтра ведь съемка…

– Не завтра, сейчас же, сейчас… Ну? Мгновение колебания. И…

– Ну, до завтра, Жан.

Закрывая за собой дверь, она вдруг чувствует себя совсем глупенькой. Впрочем, самочувствие Габена было не лучше: «Нет, но какой дурак! Кто меня дергал за язык?!».

«Конечно, я была влюблена в него, – вспоминает Мишель Морган. – Тридцатитрехлетний Габен был женат, а я считалась невестой человека, с которым хотела порвать. Но в действительности ничто из всего этого не могло заставить меня остановить Жана на пороге моей спальни – скорее, я сделала это из страха перед трудностями, которые тогда возникли бы в нашей совместной работе… Но в ту минуту, оказавшись в комнате одна, я очень жалела, что уже не могу сказать ему также просто: «Приходи…». Великий обольститель и «классная малышка», как теперь называл ее Габен, стали добрыми товарищами. Только Жан часто все-таки поглядывал на нее с недоумением…

И лишь однажды, когда подвыпивший Пьер Брассер, для которого Жак Превер написал в сценарии роль злобного подонка, добивающегося Нелли, позволил себе пошлые намеки, Морган вдруг перехватила свирепый взгляд Габена. В мемуарах она пишет, как проходили съемки той сцены, когда по ходу действия солдат-дезертир дает оплеухи персонажу Брассера. Габен бил по-настоящему, а Брассер по-настоящему пошатывался и бледнел. Они давно знали друг друга, но после «Набережной туманов» снимались вместе крайне редко.

Но вот наконец Карне говорит ей: «Все, твоя работа закончена. Ты можешь возвращаться в Париж». Она колеблется. Не остаться ли? Но зачем? Для кого? Она ждала, что Габен по-

118

просит ее задержаться, и, наверное, не уехала бы…

ВСЯКАЯ ЗАКОНЧЕННАЯ ИСТОРИЯ становится воспоминанием, а незаконченная стремится к продолжению. Следующая встреча Габена и Морган случилась в 39-м, на съемках «Буксиров», сценарий которых написал тоже Жак Превер.

Но перед этим в квартирке Морган раздался телефонный звонок. Ее подруга, на долю которой выпала роль посредницы, сообщила:

– Ты слышала новость? Габен разводится!

А потом позвонил и он сам. Препятствий больше нет. Когда Морган возвращается с их свидания, у дверей ее ожидает огромный букет – пятьдесят роз в корзине.

И снова ослепительный юг, но теперь уже они не собираются упускать шанс, который судьба подбрасывает им вторично. Жан и Мишель, о которых все думали, что они давно встречаются тайно, только сейчас переживают по-настоящему жаркую пору любви.

«Это были прекрасные дни, – пишет Морган, – и хотелось прожить их для себя, эгоистично, сполна. Мы прогуливаемся по Бресту, выезжаем за город пообедать в скромном трактире или полежать на песке пляжа. Как будто не было никого, кроме нас».

1 сентября 1939 года, в разгар съемочного дня, они застывают в неподвижности, как и их товарищи, услышав завывание сирен, которому эхом вторят тревожные гудки стоящих на рейде кораблей. Началась вторая мировая война.

Она разлучает их. Мишель ожидает контракт в Соединенных Штатах. Она едет через Францию, и в Канне ее догоняет Габен.

«До моего отъезда оставалось два дня. Он провожал меня на вокзал Сен-Шарль, где я должна была сесть на поезд до Барселоны. Жан накупил мне журналов и конфет и устроил мои чемоданы в багажное отделение. Потом он стал ждать, когда тронется поезд. Я улыбалась ему из окна, с комком в горле. Он тоже улыбался, но и у него в глазах стояли слезы».

ТОСКА, ОХВАТИВШАЯ ГАБЕНА, когда уехала Мишель, не поддается описанию. Его не могло утешить ничто.

Когда Морган прибыла в Нью-Йорк, ее ожидало письмо от Габена. Он приедет к ней, они снова будут вместе. Мишель мягко, нежно, деликатно пишет в ответ, что если Габен хочет работать в Америке, она не считает возможным мешать ему. И, конечно, будет рада его видеть.

Габен понимает: это разрыв… Избранником на всю жизнь для Мишель Морган стал кинорежиссер Жерар Ури, поставивший «Разиню», «Большую прогулку», «Манию величия», «Ас из асов». Брак оказался счастливым. Жерар Ури связывала долгая творческая и личная дружба с Бурвилем, Луи де Фюнесом, Ивом Монтаном, Жан-Полем Бельмондо. Габена он не снимал никогда.

Дмитрий САВОСИН

119

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Яндекс.Метрика Сайт в Google+