Око за око / An Eye for an Eye (1981)

Чак Норрис. Секрет внутренней силы // Ровесник. – 1989, № 11. – С. 29-31.

Секрет внутренней силы

Чак Норрис, американский киноактер

В № 6 за этот год мы опубликовали материал, а котором известный американский спортсмен и актер Чак Норрис рассказывал о Брюсе Ли. После этого многие питатели обратились к нам с просьбой рассказать о самом Чаке Норрисе. Чак Норрис был победителем как национальных, таи и мировых чемпионатов по так называемому «полупрофессиональному» каратэ, с 1968 года начал сниматься в кино, снялся в восемнадцати фильмах (наиболее известные из них – «Око за око» и три серии фильма «Пропавший без вести»). Итак, Чак Норрис рассказывает о себе.

В моих жилах течет ирландская и индейская кровь. Русые волосы и светлую кожу я унаследовал от ирландских предков, а стоицизм перед лицом несчастья – от индейских. Этот стоицизм очень мне в жизни пригодился – я не из тех, кому хоть что-то дается легко. Даже появление на свет было делом непростым: моя мать Вильма во время родов чуть было не простилась с жизнью. Наконец, в первые часы 10 марта 1940 года появился я – синюшный младенец, который и дышать-то начал не в первую минуту. Мой отец Рэй, ожидавший этого момента в госпитале в Оклахоме, так перенервничал, что тут же упал в обморок. Надо сказать, что таков был его способ решения жизненных проблем: как только надвигалась грубая действительность, он просто «выпадал» из жизни – запивал.

Мальчики, у которых нет перед глазами примера настоящего мужского поведение вырастают обычно очень закомплексованными. Мой отец представлял собой пример, которому уж никак не стоило следовать. Но мама была такой заботливой и любящей, что с лихвой окупала все недостатки отца. Она никогда не позволяла себе выглядеть расстроенной и сникшей: как бы плохо ни обстояли дала, как бы трудно ей ни было, она держалась. Она жила в полную силу, будто каждый день в ее жизни был последним, ни одной минуты она не тратила даром и ничто не могло ее сломить. Помню, как она приходила, измученная тяжкой работой в прачечной, и говорила, что мы на редкость удачливы, потому что многим людям живется еще хуже. Она никогда не говорила нам об оптимизме, о «положительном мышлении», как это модно стало называть нынче, однако ее собственного примера было достаточно, чтобы я правильно воспринимал окружающий мир. Я унаследовал мамины взгляды, и они стали основой того, что я назвал внутренней силой.

После школы мне хотелось стать полицейским, но я был слишком молод. Я высчитал, что если пойду служить в авиацию, то смогу попасть в военизированную полицию и на практике познакомиться с работой. 8 августе 1958 года я поступил на службу в вооруженные силы, нас отправили на базу военно-воздушных сил в штат Техас. Товарищ по казарме как-то спросил меня, какому английскому имени соответствует мое имя – Карлос. «Чарльз», – ответил я. «Тогда мы будем звать тебя Чак», – сказал он.

В декабре я получил отпуск и женился на Диане, девушке, которую знал с детства. А потом меня перевели а Корею. Я, естественно, и подумать тогда не мог, что служба в Корее изменит всю мою жизнь.

Прибыв на базу, я обнаружил, что есть лишь четыре способа убить свободное время: 1) слоняться по казармам и играть в карты: 2) удариться в пьянство; 3) всерьез заняться самообразованием; 4) изучать какое-нибудь из восточных боевых искусств. Дзюдо было единственным видом, о котором я хоть что-то слышал, поэтому я и вступил в клуб дзюдо на нашей базе – до этого я никогда серьезно спортом не занимался, но считал, что приемы самообороны мне, как будущему полицейскому, очень даже пригодятся.

Через две недели тренировок я, к счастью или к несчастью, сломал руку. Карьеру дзюдоиста пришлось прервать.

Как-то я бродил среди хижин и убогих прилавков местного рынка. Всюду царил резкий аромат кимчи (капусты, приготовленной с чесноком). Дойдя до окраины деревни, я вдруг услыхал пронзительные крики и увидел, как над пригорком то и дело выскакивают чьи-то головы. Я поднялся на холм посмотреть, что же там происходит. Несколько корейцев в белых кимоно подпрыгивали, демонстрируя эффектнейшие удары ногами.

Вернувшись на базу, я спросил инструктора по дзюдо мистера Ана, не знает ли он, что это такое я видал. Он сказал, что это вид корейского каратэ – тэнг су до. Тогда и каратэ было для меня пустым звуком, однако я поинтересовался, не смогу ли я заняться каратэ, пока заживет моя травма. В те времена американцы еще не увлекались восточными боевыми искусствами, к тому же мы имели репутацию людей, к ним неспособных. Но благодаря рекомендации мистера Ана меня взяли учеником.

У инструктора по тэнг су до мистера Шина было двадцать учеников, и курс сводился к одному: если ты хочешь овладеть искусством каратэ, ты им овладеешь – корейцы на углублялись в психологию обучения. Ученики были ко мне абсолютно равнодушны: как спортсмен я не представлял для

29

них интереса, потому я старался изо всех сил, чтобы сравняться с ними.

Рука моя еще не зажила, но поблажек никто не делал. К тому же я был явно не в лучшей физической форме, да и с координацией не все ладилось. Однако, думаю, именно низкий уровень физической подготовки и предопределил мои будущие успехи. И в дальнейшем я как тренер предпочитал спортсменов, изначально не обладающих из ряда вон выходящими данными: такие полны решимости работать. А те, у кого прекрасные способности, очень часто просто ленятся.

По вечерам тело так ныло и болело, что я мог спать только на спине. И все же, несмотря на боль и страшное напряжение, я сказал себе: «Если мне удастся стать настоящим каратэкой, я справлюсь с чем угодно». Я не ставил перед собой никакой определенной цели, например, стать обладателем черного пояса. И уж совсем не предполагал, что придет время, и карат» станет главным делом моей жизни и что я стану чемпионом мира.

В 1962 году, после демобилизации, отчим помог мне получить место в архиве одной авиационной компании с зарплатой 320 долларов в месяц. У нас с Дианой родился первый сын, и денег хронически не хватало. Мой шеф, Агнес Дин, знала, что я мечтаю стать полицейским. Однако для того, чтобы сдать хотя бы первый экзамен на полицейского, надо было стоять в очереди целый год: кроме того, у меня был всего лишь диплом об окончании школы, и я должен был сдать экзамены по некоторым предметам в пределах программы колледжа, поэтому я тратил уйму времени на самостоятельные занятия. Агнес иногда позволяла мне и заниматься в рабочее время, и даже, если было мало работы, отлучаться чтобы познакомиться с функционированием разных полицейских подразделений.

Возвращаясь к прошлому, я могу сказать, что в жизни часто приходится делать не то, что хочешь, а то, что вынужден. Однако это порой даже может быть и к лучшему. Попади я сразу на работу в полицию, я, может, и сейчас был бы полицейским!

Чтобы не забыть каратэ, я стал после работы давать уроки. Происходило это на заднем дворе в доме родителей. Первыми учениками были мои братья – девятилетний Арон и восемнадцатилетний Виланд, и мой кузен Рони: он был старше на четыре года и в детстве лупил меня почем зря.

Спустя несколько месяцев о братьях Норрис заговорили. Мы стали получать приглашения от разных клубов показать наше искусство – в те годы каратэ было еще совершенно новым для Америки спортом. И я понял, что надо попробовать открыть свою школу. Через два года у меня уже было тридцать учеников, и каждый месяц, дополнительно к жалованью в компании, я получал триста долларов. Наконец подошла моя очередь держать экзамен на полицейского, но я пропустил его: теперь я хотел целиком посвятить себя тренерской работе.

В 1964 году я ушел из архива, что было довольно рискованным шагом, и открыл вторую школу, где занимались уже сорок учеников: они платили мне по пятнадцать долларов в месяц. Но мне нужны были еще ученики, чтобы заполнить брешь, образовавшуюся после ухода со службы. Я понимал, что необходима реклама. Вот если бы мне удалось выиграть какой-нибудь турнир, то я мог бы вести в нашей местной газете рубрику, посвященную каратэ!

В 1965 году я выступил в нескольких турнирах и выиграл почти все, в том числе зимний национальный чемпионат в Сан-Хосе. Эта победа вселила в меня надежду, и я заявил себя как участник престижных международных соревнований, которые проводились в августе 1966 года. Я стал победителем в среднем весе. Эта победа окрылила меня, но «великим» я себя недолго чувствовал: титул абсолютного чемпиона надо было добывать в бою с Аленом Стином, огромным парнем из Далласа. Алену я проиграл (впрочем, как и все остальные).

Я понимал, что хотя вначале мне и удалось добиться хороших результатов при помощи коронного удара ногой назад, с поворотом корпуса (уромаваси), то теперь моих противников им не удивишь. Надо было овладеть новыми приемами. В то время каратэки как бы «специализировались» на определенном типе приемов, и совмещение их удавалось немногим.

Некоторые из моих друзей-соперников были тренерами очень высокого класса. Обычно спортсмены не посещают различные школы, так как стили отличаются друг от друга, но я решил познать как можно больше.

Фимио Демура, специалист в шиторю, показал мне, как соединить удары ногой и рукой. Своим приемам научил меня Хидетака Нишияма, мастер школы шотокан. Титаму Ошима довел меня до такого уровня, о котором я никогда и не мечтал, и вселил в меня надежду, что я способен и на большее. Он же научил меня переступать через болевой барьер.

Ян Чанк (преподававший хапкидо) помог усовершенствовать уже известную мне корейскую технику. Он также обучил меня некоторым приемам айкидо. Эл Томас отработал приемы джиу-джитсу. Эд Паркер, отец американского кенпо-каратэ, часами обучал меня премудростям своей системы. А Джин Ле Бел, специалист по боксу, дзюдо и каратэ, помог мне свести воедино все, что я узнал.

Эти люди щедро делились со мной своим временем и талантом: большинство причастных к братству боевых искусств, пусть даже и соревнуясь друг с другом, всегда делятся накопленным опытом.

Странно, но многие банальные истины неверны: например, представление о том, что единственным условием победы является мужество в чистом виде. Да, спортсмену необходима личная отвага, но те, кто делает ставку на характер, а не на умение и опыт, быстро сворачивают себе шею. Настоящего спортсмена отличает и способность не обращать внимание на боль. Стремление к победе отвлекает внимание от физической боли: обычно я не думал о травме до тех пор, пока боль не заставляла меня покинуть матч; иногда я с травмой даже начинал лучше драться! В полупрофессиональном каратэ существует возможность получить травму, но поединки со смертельным исходом – редкое явление, так как правила соблюдаются неукоснительно.

Я стал довольно известным и получил приглашение от агентства, рекламирующего одеколон «Черный пояс»: они искали каратэку, который «что-нибудь бы разбивал». Появление на экране подняло бы мой престиж, а это привлекло бы в мою школу новых учеников. Да и деньги, которые обещали заплатить, тоже были не лишними. За время съемок этого ролика мне пришлось расшибить более трех тысяч черепиц. И ногами, и руками я сокрушил четыре сотни досок – только щепки летели. К концу съемок меня тошнило от этой дробильни, и с той поры я видеть не могу ни черепицы, ни досок.

Школа моя процветала, и я решил не отвлекаться на соревнования. Надо было расширять помещение. По соседству со мной освободился магазин, я сиял его. Между магазином и тренировочной площадкой была стена, но не было денег нанять строителей, чтобы снести ее. Решение оказалось на редкость простым: я заставил учеников отрабатывать технику прыжкового удара. В очень короткие сроки от стены ничего не осталось…

Однако моим планам – не выступать на соревнованиях – не суждено было сбыться: в конце 1968 года мне позвонили из Нью-Йорка и предложили принять участие в борьбе за титул чемпиона мира в среднем весе. Этот титул занимал важное место в табели о рангах, и поначалу я о нем даже и не помышлял. Немаловажным стимулом был и приз в тысячу долларов. Но существовал еще один момент, делавший это предложение особенно заманчивым: моим противником должен был быть Луис Дельгадо, необычайно талантливый и разносторонне одаренный спортсмен, почти на десять лет младше меня. Однажды я ему проиграл, и мне хотелось взять у него реванш.

В первые же минуты встречи Луис сломал мне челюсть, но я и не почувствовал боли. Мы продолжали схватку, и я постарался подсечкой, приемом из дзюдо, сбить его с ног. В падении Луис сломал руку, но я не подозревал о тяжести его травмы, потому что Луис продолжал драться до окончания матча. По дороге в госпиталь мы шутили и посмеивались над своими травмами.

30

Однажды мне позвонила Присцилла Пресли, жена Элвиса: она хотела, чтобы я занимался с ней каратэ. Она упорно тренировалась, и я понял, что настроена она весьма серьезно.

Так, совершенно случайно я стал давать уроки каратэ знаменитостям. В числе учеников был и Дэн Блокер, добрый, симпатичный гигант, ведущий одного из самых популярных телевизионных шоу. Именно через Дэна и его друзей я и сам стал участвовать в различных телепередачах. Как-то меня пригласили продемонстрировать возможности каратэ, при этом я должен был разыграть участников передачи.

Мы договорились с Дианой (а я в течение нескольких лет тренировал и жену), что она будет сидеть среди публики, я сначала покажу несколько приемов, а потом, обратившись к залу, выберу, например, ее и попрошу повторить эти приемы. Она же будет изображать полную невежду, а потом повторит все как надо, но не в полном контакте. И все увидят, что в каратэ нет ничего сложного! Так мы и сделали, но когда я попросил Диану показать, как она будет действовать, если ее попытаются схватить, она неожиданно налетела на меня и провела серию таких мощнейших ударов, что я упал. Диана потом объяснила, что так разнервничалась, что забыла обо всем на свете и работала по-настоящему. Она чуть меня не убила!

Официально я ушел из каратэ в 1974 году, завоевав к тому времени все самые престижные звания. Но мой отход начался раньше, еще в 1970 году, когда я понял, что уровень участников соревнований падает. Соперники начали выражать недовольство судьями, инструкторы пытались влиять на ход матчей. В прошлом, если спортсмен не проявлял должного уважения на татами, его удаляли. Я понимал, что дух товарищества, царившего на соревнованиях, этот дух боевых искусств, разрушается. Но в начале 80-х годов устроители вновь стали следить за тем, чтобы спортсмены проявляли уважение друг к другу. С той поры к соревнованиям возвращается былая слава.

После того как я прекратил участвовать в соревнованиях, мне стало как-то очень тоскливо. Однажды я рассказал об этом актеру Стиву Маккуину, который долго у меня занимался. И он неожиданно предложил: «А почему бы тебе не попробовать сниматься в кино?»

Сначала я не принял его слова всерьез, но все же они запали в душу. Я решил провести маленькое расследование и выяснил, что в то время в Голливуде было около шестнадцати тысяч безработных актеров!

И все-таки я записался в актерский класс Эстель Хармон. Мы занимались по восемь часов в день: постановка голоса, сценическое движение, актерское мастерство и др. По сравнению с другими студентами, у которых уже был определенный опыт, я, тридцатичетырехлетний мужчина, самый старший из всех, чувствовал себя ребенком. Как актер я носил белый пояс!

На первом же уроке Эстель попросила меня с одной из учениц разыграть сцену семейной ссоры. Я одеревенел от страха. После занятий Эстель сказала: «Для спортсмена вы невероятно непластичны. Я ничего подобного никогда не видела». А я признался, что еще ни разу в жизни так не трусил!

Долгие годы я приучал себя контролировать эмоции, не показывать противнику ни страха, ни ненависти. Став актером, я должен был демонстрировать публике все ранее тщательно сбываемые чувства. Я пытался найти сходство между этими двумя занятиями и понял, что сущность любой драматической сцены – конфликт, конфликт же – суть поединка в каратэ.

Мне нравятся сильные характеры, но я всегда отдаю себе отчет в том, что, какую бы роль я ни исполнял, мальчишки видят на экране прежде всего чемпиона Чака Норриса, вне зависимости от того, кого я играю. Поэтому я не могу себе позволить принимать участия в фильмах, которые могли бы нанести ущерб уже сложившемуся образу. Если бы я стал употреблять наркотики на экране, то, увидев это, мальчишки бы подумали: «Если Чак курит наркотики, значит, это нормально». Я не принимаю участия в эротических сценах, так как убежден, что такие сцены вредят подросткам. А вот драки им полезно смотреть! Если уж я модель для подражания, то я должен быть положительным героем, которого дети копируют и с которым пытаются соревноваться. И дети это знают.

Как актер и как бывший тренер я пытаюсь так преподнести каратэ, чтобы мальчишки смогли увидеть разницу между боевым искусством и обыкновенной дракой. И никогда не увлекаюсь боем ради боя. Насилие на экране существовало всегда, и некоторые считают, что истоки антисоциального поведения лежат именно в таких фильмах. Думаю, это ерунда. Насилие, которое мы видим в программах новостей, значительно опаснее, так как это реальность. Все мы порой бываем склонны размахивать кулаками, но должны учиться контролировать свои эмоции, и мои герои используют боевые навыки лишь тогда, когда уже не остается других аргументов, и лишь для того, чтобы победить зло. Главная тема моих фильмов может быть сформулирована так: человек должен сделать все возможное, чтобы оставаться порядочным до конца. И в моих фильмах, как и в старых вестернах, всегда побеждает славный парень.

И вот еще что: я занимаюсь боевыми искусствами уже почти тридцать лет, но так ни разу и не применил свои умения на практике – не пришлось. Но если бы я не тренировался все эти годы, я бы постоянно думал о том, что может произойти, и нервничал бы из-за этого. Если владеешь каким-либо видом борьбы, то проблемы, связанные с применением физической силы, не возникают, потому что внутренне ты готов к их решению. А самодисциплина, взращенная на татами, и воспитанное в истинном каратэке уважение к людям не позволяют тебе попадать в ситуации, когда от тебя требуется применение твоего боевого искусства.

Перевела с английского И. ХРОПОВА

31