Пепел и алмаз (1958): материалы

Любах Ежи. Пепел // Видео-Асс Премьер. – 1996, № 33. – С. 122-123.

КИНОГЛОБУС: ПОЛЬША

ПЕПЕЛ

Многоуважаемый господин редактор!

Отправляю статью, которую написал по Вашей просьбе, переданной мне Тамарой Дуларидзе. Особо не рассчитываю на ее появление в печати, понимая, что изложенные взгляды на послевоенную историю польского кино могут для россиян прозвучать чудовищно из-за длящегося десятилетиями и фактически до сих пор продолжающегося отсутствия настоящих культурных контактов между нашими странами. В последние годы у нас происходит процесс резкой переоценки ценностей в области кинематографа периода коммунистического правления в стране.

Такие появившиеся в последние годы произведения, как «Домашний позор» профессора Яцека Тшнаделя, «Прелести двора» Веслава Шиманского, «Красная месса» Богдана Урбанковского или «Между компромиссом и предательством – интеллектуалы по отношению к насилию в 1945 – 1956 гг.», основанные зачастую на неизвестных ранее документах и фактах, рисуют жуткую картину позорного сотрудничества знаменитых польских творцов с преступным, силой навязанным народу коммунистическим режимом. Справедливая, преисполненная боли критика не миновала крупнейших светил литературы – Марию Домбровскую, Юлиана Тувима или Ежи Анджеевского. Ужасающую историю прототипа героя «Пепла и алмаза», которая была известна писателю (он же и автор сценария фильма), рассказывает новейшая книга выдающегося мастера репортажа Кшиштофа Конколевского «Алмаз, найденный в пепле». Я, конечно, знаю, что ни об одной из этих книг ничего не известно в России, и неудивительно – монополию на культурные контакты между государствами захватили в Польше наши «шестидесятники» -бывшие коммунисты, исключенные из партии за ревизионизм: Анджей Дравич, Адам Михник, Яцек Куронь, Виктор Ворошильский и другие, сами, подобно «героям» упомянутых выше книг, воспевавшие преступления режима. Молчание на эту тему в их интересах – но не в интересах истины, на которой только и можно строить новые дружеские отношения между творческими кругами.

Вопрос о роли польской послевоенной кинематографии в предписанной коммунистами искусству задаче разрушать основы национального духа пока не разработан подробно и ждет своего аналитика. Моя статья, конечно, не претендует на роль исчерпывающего тему исследования – для этого потребовалась бы солидная книга.

Поскольку не имею чести знать Ваших, Дмитрий Афанасьевич, взглядов, хочу уверить, что ни в коем случае не обижусь, если Вы не захотите поместить мою статью в журнале – это Ваше право как редактора. Наоборот, честно предупреждаю, что публикация ее вызовет дикий вопль замаранных в прошлом, а сегодня как ни в чем не бывало продолжающих претендовать на роль «моральных авторитетов» людей, не считающих нужным хотя бы извиниться перед своим народом. Я-то к этому привык, но нужно ли это Вам?.. С глубоким уважением,

Ежи ЛЮБАХ Варшава, 1 августа 1995 г.

ОБ АВТОРЕ. Ежи Любах родился в 1954 году. Кинорежиссер, выпускник ВГИКа, с 1982 года работает в польской кинематографии, параллельно сотрудничая с подпольными изданиями «Солидарности» (автор многих статей и пяти книг в самиздате). В настоящее время работает вместе с грузинским режиссером Тамарой Дуларидзе над полнометражным документальным фильмом польско-российского производства об отце Григоле Перадзе, грузинском профессоре Варшавского университета, который был убит в Освенциме в 1942 году за сотрудничество с Армией Крайовой в спасении евреев.

На вопрос, что смотрят сегодня польские киноманы, можно бы коротко ответить – телевидение, где еще порой попадаются стоящие фильмы. В кинотеатрах же с 1990 года, то есть с момента упразднения государственной монополии на прокат, преобладают американские картины, рассчитанные на юного и, мягко выражаясь, не очень умного зрителя.

За эти пять лет создался известный, наверное, и в России, заколдованный круг – кинотеатры перестали посещать люди старше 30 лет, что позволяет прокатчикам утверждать: раз в кино ходят только подростки, по их вкусу и надо строить репертуар. Однако это привело к тому, что количество зрителей еще более сократилось. Фильм, набравший ныне больше ста тысяч, считается прокатным успехом, в то время как раньше многие названия, часто отечественные, приводили в кинотеатры толпы людей. Знаменательно, что среди шести картин, собравших после 90-го года миллион зрителей, нет ни одной польской, да и вообще европейской…

Что же произошло с польским кинематографом? Большинство старых мастеров молчат – нет новых работ Войцеха Хаса, Ежи Кавалеровича, Станислава Ружевича. Последние картины Анджея Вайды, Кшиштофа Занусси, Ежи Гофмана сняты в основном за счет иностранного капитала, да и гостили в польском прокате очень недолго. Впрочем, это и неудивительно, ибо трудно признать их качественными. Особенно разочаровал Анджей Вайда, который после «Корчака» (1990) возвращается в курьезном «Перстеньке с орлом в короне» (1992) в послевоенный период насильственного введения коммунизма в Польше и показывает иначе, нежели в «Пепле и алмазе» (1958), судьбы бойцов Армии Крайовой, уничтожаемых Красной Армией и пришедшими с нею польскими гебешниками. Режиссер заявлял, что фильм стал завершением темы, начатой им тогда, и при отсутствии цензуры позволил сказать полную правду о поколении аковцев (бойцов АК – Армии Крайовой). Герой нынешнего фильма даже присутствует при знаменитой сцене из «Пепла и алмаза» (зажигание стаканов со спиртом – символических лампадок в честь погибших друзей). Молодые актеры, загримированные под Збышека Цыбульского и Адама Павликовского, старательно имитируют ту сцену, озвученную голосами покойных исполнителей. Но не этот жуткий автовампиризм привел к провалу – Вайда, вопреки своим декларациям, не сумел преодолеть фальшивого мифа о необходимости гибели якобы не понимающих законов истории аковцев. Идейная установка фильма рушится, он рассыпается в пепел, но не найти в нем алмаза. И был ли он вообще?

Вот уже два года кинокритик Анджей Вернер ведет по телевидению грандиозный цикл просмотров всех послевоенных художественных фильмов, сопровождая их беседами, нередко приводящими к полной переоценке давно устоявшихся мнений. Смотришь картины сороковых, пятидесятых, шестидесятых – и поражаешься, до какой степени был переполнен фальшью наш кинематограф, страдающий не только от официальной цензуры, но и от удивительной однобокости взглядов самих режиссеров, очевидно, более или менее подверженных схемам марксистского мышления. Хорошо сохранились

122

лишь мастерские экранизации польской классики – «Фараон» Ежи Кавалеровича, «Рукопись, найденная в Сарагосе» и «Кукла» Войцека Хаса, «Ночи и дни» Ежи Антчака, «Березняк» Анджея Вайды и другие. Что же касается продукции остального рода, то ее трудно смотреть, не испытывая стыда за создателей.

Вы подумаете, будто это преувеличение, вспоминая «польскую школу», которая и в Советском Союзе воспринималась как дуновение ветра свободы. Годы спустя ясно видно, что имели творцы этой школы – свободу насмехаться над «глупостью» Варшавского восстания и верностью принципам офицерской чести («Эроика» Анджея Мунка), свободу дискредитировать героизм защитников родины в 39-м («Летна» Вайды), свободу отрицать смысл сопротивления коммунизму («Пепел и алмаз» Вайды), свободу полностью игнорировать роль католической церкви в деле сохранения духа нации…

Стоит ли удивляться всеобщей фальши, если знать, что, например, основой хита «польской школы» – фильма Вайды «Пепел и алмаз» – был одноименный роман Ежи Анджеевского, написанный по социальному заказу одиозного сотрудника польской ГБ, садиста и палача, зверски убивавшего таких, как аковец Мачек Хелмицки, волей писателя и режиссера брошенного подыхать на мусорной свалке.

Стоит ли удивляться, поражаться, негодовать. когда сегодня молодой режиссер Владислав Пасиковский главным положительным героем своего фильма «Псы» (1993) делает… современного гебешника и цинически насмехается над идеалами «Солидарности»? И эта картина занимает у польского зрителя первое место!

В Польше до сих пор не расстались с преступным прошлым коммунизма, в строительстве которого принимали участие многие сегодняшние претенденты на роли «моральных авторитетов». Ведь писатели, поэты, режиссеры и ученые, некогда заставлявшие народ верить «железным законам истмата», сегодня учат его «демократии» рука об руку с посткоммунистами.

Ныне, когда кинопроизводством правит рынок, может, и не стоит ожидать того, что польское кино действительно станет лицом к лицу с подлинно волнующими народ вопросами. Тем не менее среди прошлогодних премьер появилась картина, не умещающаяся в нарисованную выше мрачную схему – «Фаустина» Ежи Лукашевича. Она интересна по двум причинам: это первый за 50 лет христианский фильм в стране, где по прошлогоднему опросу 97 процентов населения – католики; а во-вторых, история польской монахини, имевшей видение Христа, Фаустины Ковальской, недавно причисленной Папой римским к лику святых, неожиданно очень тепло была встречена как кинокритиками, так и публикой. Значит ли это, что надоели, наконец, американские боевики, их польские аналоги и фильмы ни о чем, которые снять легче всего? Во всяком случае, пора людям, отвечающим за кинопроизводство и прокат в Польше, поставить перед собой эти вопросы.

Ежи ЛЮБАХ

ГЛОТОК СВОБОДЫ

Многоуважаемый Ежи!

Благодарю Вас за интересную статью. Когда я узнал, что моя старинная вгиковская подруга работает над сценарием, основанным на польско-грузинском материале, я попросил ее помочь получить для нашего журнала статью о кино в Польше из первых рук, от кинематографиста с живым ощущением сегодняшней ситуации. Ее настояния оказались не напрасны. Ваша статья и письмо, которое мы также публикуем, полны новой, важной для наших читателей информации, в них чувствуются сегодняшние страсти, бушующие среди польских кинематографистов.

Состояние польской культуры и кинематографа мало известно в России. Хотелось бы продолжить эту тему. Найдите возможность написать для нас более обширный обзор, учитывая новые концепции, высказанные в книгах, о которых Вы упоминаете, – с переводом или подробным пересказом фактических сведений из этих книг.

Складывается впечатление, что сейчас в Польше схлестнулись в драке за лидерство, со всеми вытекающими из этого взаимными обвинениями, три поколения – шестидесятники, для которых Вайда был идеалом, поколение «Солидарности» и молодежь, которой наплевать и на тех, и на других. Могу предсказать, что дети нынешних молодых будут точно так же «цинически насмехаться» над ними, как сами они смеются над идеалами Солидарности. Давайте смотреть на вещи философски. Все меняется со сменой поколений. И «алмазы», которые действительно были – для моего поколения здесь нет вопроса, – превращаются в пепел.

Мне и моим ровесникам никогда не казалось, что «Летна» и «Пепел и алмаз» Вайды сделаны с целью дискредитировать офицеров 1939 года и аковцев. Наоборот. Это партийные идеологи пытались нам внушать, что, раз герой Цибульского погиб на мусорной куче, то в этом и заключается приговор всему движению Армии Крайовой. Мы им не верили. Художественное решение фильма убеждало в обратном, и в этом заслуга Вайды как режиссера. Герой погиб так, как погиб, и движение Армии Крайовой было уничтожено, – но все дело в том, что симпатии зрителей всегда были на стороне Мачека, а не тех, кто победил его. Именно поэтому Цибульский и стал легендой польского и мирового кино: символом побежденных, но не сломленных. При этом, конечно, фильмы классической «польской школы» – точно так же, как и лучшие советские фильмы того времени, – были компромиссными. Сейчас это подается как открытие, но на самом деле и раньше никто не заблуждался на сей счет. Под кошмарным прессингом они и не могли быть иными. Ясно было, что свободы в них лишь маленький глоток. Но поймите – и этот глоток был тогда дорог…

С искренним уважением,

Дмитрий САЛЫНСКИЙ

P.S. Если бы я был китайцем, то мог бы изречь какую-нибудь квазивосточную мудрость, типа: «Когда плывете по широкой реке, не ругайте ее за то, что ее истоком был маленький ручеек, вытекающий из лужи». Но мы же не китайцы…

С нетерпением жду Ваших следующих материалов!

123