Пейзаж в тумане / Topio stin omichli / Paysage dans le brouillard / Paesaggio nella nebbia (1988)
Тимофеевский Александр. «Kennst du das Land?..» // Искусство кино. – 1989, № 12. – С. 15-18.
Александр Тимофеевский
«Kennst du das Land?..»
Теперь уже можно сказать, что программа второго дня оказалась до отвращения символичной.
Конкурс – первый сорт третьего мира (южнокорейский фильм «Вознесись!») и третий сорт первого (западногерманская картина «Следуй за мной») – продемонстрировал наш удел и наш предел. Удел наших возможностей и предел наших желаний. То, что на Московском фестивале может быть в конкурсе и что здесь всегда будет.
В «Панораме» в этот день царила великолепная картина Ангелопулоса «Пейзаж в тумане», напоминая об уровне, еще не утерянном кинематографом, но уже давно утерянном московскими фестивалями. Подобного в нашем конкурсе вообразить невозможно, разве что в игрушечном, детском.
Игрушечный конкурс Первого детского фестиваля, проводившегося весной в Москве, собственно, тем и отличается от всамделишного, что не претендует на мировые
15
премьеры, довольствуясь картинами уже прославленными и даже премированными. Поэтому ничего удивительного в самом участии знаменитой картины Ангелопулоса не было. Удивительное было в том, какая именно картина оказалась отобранной для участия.
История, рассказанная Тео Ангелопулосом в фильме «Пейзаж в тумане», на вид простая детская история. Внешний вид, как известно, обманчив. Но нужно обладать воистину гениальным простодушием, чтобы до такой степени обмануться. На том, надо полагать, основании, что в фильме действуют дети, картину взяли в конкурс детского фестиваля.
Герои Ангелопулоса – брат и сестра, сбежавшие из дома, от матери,– девочка лет двенадцати-тринадцати и мальчик лет пяти – бредут по дороге строго на север, из Греции в Германию, где, как они думают, живет их отец. После многотрудных странствий они достигают вожделенной границы и, переходя ее, гибнут. В этих странствиях у детей будут два спутника, соответственно Злой и Добрый. Кульминация действия падает на изнасилование девочки Злым спутником и на обнаружение того, что Добрый – гомосексуалист. Не самые детские обстоятельства, но дело даже не в них.
Не вдаваясь в особые глубины, можно сразу догадаться, что перед нами развернутая метафора. Хотя бы потому, что между Грецией и Германией просто нет границы. Или потому, что архетипический мотив дороги предполагает обобщения сколь угодно широкие. В данном случае они настолько широки, что можно, наверное, утверждать: картина Ангелопулоса не только не для детей, но в конечном счете уже не про детей.
Критик Нина Зархи точно заметила, что Греция «Пейзажа в тумане» – это страна, где сошлись начало и конец мира. Какие-то трубы, какие-то вышки, какие-то безликие, бессмысленные строения, ошметки убогой урбанистической цивилизации,– и все это на фоне дивной гармонии гор и моря, нищей, поруганной, величавой природы. Вместо открыточной античности и туристической Эллады – лишь пустыня земли да пустыня воды. Лишь поднимется вдруг из понтийских вод мраморный обломок гигантской руки, напугает на миг своей ирреальностью, как чудовище Андромеду, покачается величаво на волнах, и будет унесен невесть откуда взявшимся вертолетом, осенив на долгом лету лагуну последним языческим благословением.
Покинутый рай.
В фильме практически нет крупных планов, герои как будто бы сливаются с окружающим миром, образуя почти физически ощутимое целое. Как будто бы не они, а вся Греция устремилась на север, где, едва различимый в тумане, брезжит иной, лучший пейзаж.
16
Перед нами одна из магистральных мифологем европейской культуры, только перевернутая ровно на 180 градусов. Тоска по прекрасному миру, по земному Эдему, где и по сей день длится золотой век,– это тоска Севера по Югу, той же Германии по Греции и Италии. «Kennst du das Land?..» («Ты знаешь край?..») – слова из гётевской «Песни Миньоны» про край, где мирт, и лавр, и «апельсин златой как жар горит под зеленью густой».
Но край из «Песни Миньоны», хоть и имеет зримые очертания любимого Юга,– это, конечно, не земной, а небесный парадиз. И тоска Миньоны – тоска по абсолютной гармонии, тоска дольнего мира по горнему, тоска души, рвущейся из своей телесной оболочки.
Чем дальше смотришь фильм Ангелопулоса, тем отчетливее понимаешь, что в нем одна героиня – девочка Миньона. И ее слиянность с внешним миром исполнена трагического внутреннего противоречия. Это слиянность души с телом, которым душа все больше и больше тяготится и от которого в конце концов хочет избавиться. И метафорический путь из Греции в Германию – это путь к смерти, к освобождению, к невидимому и манящему пейзажу в тумане. На этом пути оба спутника – и Злой, и Добрый – лишние.
Мысль Ангелопулоса, как я ее понял, сводится к тому, что для души, олицетворенной девочкой, все земное, равно – «доброе» и «злое», одинаково ненужно и одинаково разрушительно. Душа хочет вырваться из тела, как свет хочет отделиться от мрака. (Библейское предание об отделении света от тьмы несколько раз повторяется в фильме в виде сказки, которую девочка рассказывает своему младшему брату.)
Ангелопулос снял картину не безупречного вкуса и отнюдь не лишенную недостатков. Не очень понятен младший брат, на экране его присутствие носит, скорее, служебный характер. Фильм местами слишком сентиментален и даже высокопарен. Но в современном кинематографе мне не приходилось видеть картины, где бы с такой силой и пронзительностью, с такой болью была бы выражена тоска души по иному миру.
Тоска Миньоны:
Ты знаешь край?..
Туда, туда с тобой
Хотела б я укрыться, милый мой!..
…Отсутствие в конкурсе фильма уровня «Пейзажа в тумане», как я уже сказал, демонстрирует удел наших возможностей. Присутствие в конкурсе фильма уровня «Следуй за мной» демонстрирует, боюсь, предел наших желаний.
Фильм западногерманского режиссера Марии Книлли, очевидно, взяли за тему. За больную чешскую тему. И за то, что выражена она крайне невнятно, то есть в выс-
17
шей степени безопасно1. И еще за то, что у Марии Книлли не дряхлое европейское, а наше советское, девственное сознание. Она выступает в излюбленном отечественном жанре «пришла и говорю». Так, как будто бы до нее никто не приходил и ничего не говорил. Добро бы она при этом просто рассказывала историю, решив заработать немножко денег. Но в фильме «Следуй за мной» – увы! – есть все что угодно, кроме просто рассказанной истории.
Речь в картине идет о судьбе чешских эмигрантов в Западной Германии. На этом пересказ сюжета можно и закончить. Более подробно он не пересказывается. Множество напрашивающихся вопросов остается без внятного ответа. Кто такие герои фильма? Почему и когда они эмигрировали? Как это связано с событиями 1968 года? В каких отношениях они сейчас пребывают с чехословацкими властями? Все это, по-видимому, мало занимает режиссера. Ей важно, что герои – изгои, ведущие маргинальное существование где-то посередине между дешевой квартиркой и улицей большого города. Так сказать, в неустойчивом времени и зыбком пространстве. В иллюзорном мире. На грани жизни и смерти, наконец.
Ирония здесь неизбежна, потому что все это хорошо отработано западногерманским кинематографом лет пятнадцать-двадцать назад – Фасбиндером и Херцогом, и не только ими. На совершенно другом, разумеется, уровне, но с теми же героями – изгоями, люмпенами, иммигрантами, с тем же вниманием к бытовому дизайну, в той же поэтике, близкой «граффити», и, главное, с той же идеей маргинального существования на грани жизни и смерти. Иллюзорность окружающего мира, воспроизведенного с чисто немецкой натуралистической дотошностью, жизнеподобие как своего рода условность, или, лучше, как последняя условность, как полная фикция – излюбленный мотив Фасбиндера, не только раннего, но и позднего, времен «Тоски Вероники Фосс».
Этот мотив преломляется у Книлли
_______
1 Наряду с фильмом «Следуй за мной» на конкурс поначалу была представлена американская картина «Невыносимая легкость бытия», также затрагивающая чешские события 1968 года. Вряд ли у отборочной комиссии возникли к этому фильму эстетические претензии, хотя они в принципе и возможны – «Невыносимая легкость бытия» из тех картин, что принято называть фестивальными. С помощью лучших сил Старого света (сценарист Жан-Клод Карьерр, оператор Свен Нюквист) американец Фил Кауфман реализовал на экране свое представление о кинематографе большого европейского вкуса. Получилось нечто сверхфешенебельное. Перефразируя слова критика Кеннета Тайнена, можно сказать, что американской домохозяйке из журнала «Образцовое домоводство» привиделась Европа из журнала «Вог». Но зато по части политики здесь все в полном порядке. Политика – несомненно самая сильная сторона дарования Фила Кауфмана. Танки, идущие прямо на вас, и крупным планом лицо агрессора не оставляют никаких сомнений в трактовке событий и в авторском к ним отношении. В общем, не нужно быть пророком, чтобы с легкостью предположить: попади картина на конкурс, у жюри, возглавляемого Анджеем Вайдой, не было бы проблем с присуждением Главного приза. Не потому ли отборочная комиссия предпочла фильм Фила Кауфмана отклонить?
18
Тео Ангелопулос: ЧТО ОН – БАЛКАНАМ, ЧТО ЕМУ – БАЛКАНЫ?!..
Режиссер Тео Ангелопулос приезжал в Москву на премьеру в рамках российского фестиваля «Лики любви» своего последнего фильма «Взгляд Одиссея», удостоенного Гран-при на Международном кинофестивале в Канне. Организующее начало ленты – история поиска коробок с кинопленкой, снятой в Греции и на Балканах в начале века. Но так и не проявленной.
Потом те кадры появляются несколько раз во «Взгляде…». Реальны ли они?
На этот и другие вопросы нашему корреспонденту ответил сам режиссер.
– Это подлинная хроника. Первые кадры, снятые двумя греками, братьями, которые в чем-то подобны Люмьерам, если иметь в виду их миссию на юге Европы.
Но, в отличие от образованных профессионалов Люмьеров, эти братья были деревенскими жителями. Приехав в начале века в Бухарест, где тогда была большая греческая община, они впервые увидели короткометражки, совершенно их сразившие. После чего один из братьев добрался в Австрию. Германию, оттуда переехал в Англию. Там купил кинокамеру. Вернулся на родину и вместе с братом снял деревенских жителей, старух, детей… Это и есть первая балканская лента…
Я знал обо всем этом. Слышал и о том, что после братьев осталась какая-то непроявленная пленка, несколько коробок, и они где-то хранятся. Во время ретроспективы моих фильмов я спросил директора Белградской синематеки, известно ли ему что-нибудь о них. Он рассказал, что есть три коробки, купленные в 1953 году югославским правительством. В каждой по тридцать шесть метров кинопленки, ее проявляют уже на протяжении тридцати лет крохотными кусочками.
Эти коробки, прожившие почти сто лет, моя отправная точка в работе над «Взглядом Одиссея». Герой фильма проходит путь, который когда-то прошли братья-кинематографисты, только сегодня сквозь пламя, бушующее на Балканах.
– Сценарий написан вами в соавторстве с Тонино Гузррой. Вы и прежде вместе работали. С чего все началось в вашем союзе?
– В 1981 году в Риме я встретился с Андреем Тарковским в доме его ассистента по фильму «Ностальгия». Андрей работал над этой картиной с Тонино, он нас и познакомил. Мы начали вместе работать. написали сценарий для картины «Пейзаж в тумане». Потом взялись за «Взгляд Одиссея».
– Откуда пришло на мание?
– Перед началом работы мы оба перечитали «Одиссею» Гомера, я – по-гречески, Тонино по-итальянски. Нас обоих волновал эпизод возвращения Одиссея домой. Жена не узнает его. Или делает вид, что не узнает? Женщина всегда требует знака. Для Одиссея и Пенелопы знак их ложе, и знают об этом только он и она. Наконец. Одиссей показывает на ложе, и Пенелопа признает его… Впрямую это не вошло в картину, но мотив возвращения домой, к самым близким, надеюсь, звучит.
Во время нашего разговора вошла дочь знаменитого скульптора Джакомо Манну. Она привезла подарок, работу своего покойного отца, названную им «Взгляд Одиссея». Манну полагал, что в этом взгляде сосредоточена вся история человечества. Отсюда название нашей картины.
– Говоря о мотиве возвращения, вероятно, вы, в первую очередь, имели в виду финал, когда герой повторяет: «Когда я вернусь…»?
– Да. Я сам возвращаюсь.
– Вы сказали об ассоциациях с гомеровской поэмой. Но во ««Взгляде Одиссея» прочитывается ведь и влияние «Улисса» Джеймса Джойса?
– Я рад, если вы почувствовали это. Роман Джойса, на мой взгляд, один из настоящих литературных памятников XX
96
века. В картине «живут» и другие мои любимые авторы, вышедшие из нашего времени. Во-первых, это греческий поэт Сойферис, он родом из Смирны, то есть из Малой Азии; в 1922 году Смирна была разрушена и сожжена турками. Сойферис глубоко переживал этот акт вандализма, ставший для него преддверием более мощных и страшных катастроф, которые действительно вскоре потрясли весь мир, в том числе и той. что сегодня терзает бывшую Югославию.
Назову еще двух великих поэтов – Элиот и Рильке, в частности, ею «Дуинезские элегии».
– Строгали вы придерживались сценария во время съемок?
– Так никогда не бывает и не может быть. Изменения в литературной первооснове непременная часть работы режиссера, коррекции вносит конкретная работа. Например, в сценарии был эпизод с памятником Ленина.
Мы заказали в Бухаресте сносимую статую вождя мирового пролетариата, объяснили, как распилить ее. Забрали заказ. В тот момент, котла я наблюдал за лодкой, везущей по Дунаю голову Ленина, на другом берегу появились люди, по-моему, местные крестьяне. Увидев подымающуюся нал водой голову, узнав, кто это, люди страшно испугались, стали осенять себя крестами. Как было нс снять такой момент?
– Вы работали над «Взглядом Одиссея» в опаснейшем регионе. Нам было трудно?
– Мы жили среди войны. Люди по разные стороны рубежа враждебны друг к другу, их взаимоотношения так или иначе сказывались на нас. Иногда мы могли передвигаться только на машинах и автобусах, иногда на корабле, на лодках. Все это на раскаленной территории, перепаханной снарядами и бомбами. Очень тяжелым быт.
Были чисто психологические сложности. Некоторые эпизоды мы снимали в опасных местах, рискуя жизнью. Нанимали вооруженную охрану из местных жителей. Порой это были настоящие солдаты, порой члены какой-то группировки. Мы платили им. чтобы уберечься от нападения других формирований, просто банд. Но некоторые наши охранники могли в течение каких-нибудь десяти минут изменить нам. требовать новые суммы. Это был самый настоящий шантаж, с которым невозможно бороться.
– Как чувствовал себя при ином исполнитель главной роли известный американский актер Харви Кайтел, вряд ли когда-нибудь сталкивавшийся с чем-то подобным?
– Во-первых, американцу вообще нельзя появляться там, где мы снимали. Американский посол запретил Харви участвовать в нашем фильме, понимая, что актеру грозит смерть. Но Кайтел решился и приехал. Конечно, он – человек другого мира, других реалий. Первое время боялся, трудно ко всему привыкал. Но не отказался от роли. Он выхолил из машины на съемочную площадку, когда уже начинала работать камера… Но прошел с нами весь этот путь.
Я три раза тяжело болел, пока шли съемки. Произошла трагедия во время очередного мучительного переезда с места на место в автобусе умер прекрасным итальянский артист Джан-Мария Волонте. Я посвятил картину его памяти. Мне больно об этом говорить.
– Харви Кайтел… Джан Мария Волонте… Оливера Маркович… Эрланд Юсефсон… Как вам удалось соединить их в едином актерском ансамбле?
– Все это воспитанники разных школ. Кайтел из «Акторе аудио», что в Нью-Йорке. Волонте снимался в итальянских остросоциальных лентах. Юсефсон – из картин Ингмара Бергмана. Тарковского. Одну из главных ролей сыграла румынка Майя Моргенштерн. Были и последователи Станиславского, то есть собрались очень разные художники. Мне важно было одно – истинность экранной жизни каждого действующего липа. Этим я стремился всех объединить.
– Режиссер, начиная новую картину, занят не только конкретными проблемами, но и как бы задает вопрос самому себе: что я еще могу сказать. Бывает ли так с вами?
– Чуть по-другому. Я спрашиваю себя: вижу ли я так же отчетливо, как прежде. Сохранилась ли во мне духовная невинность. которая была в начале пути в кинематограф? Ведь режиссер постепенно и все больше привыкает к взгляду на мир через глаз кинокамеры, мир существует для него в этом преломлении. Момент магический и опасный.
Феллини однажды спросил себя: кто я такой, чтобы, выходя на съемочную площадку, давать указания. И ответил: я – Бог, создающий новый мир.
– Что подсказало вам решение одного из самых ярких и страстных фрагментов фильма, когда тела погибших провожают в последний путь служители разных вероисповеданий?
– Когда-то в Сараеве был оркестр, в нем по вечерам играли сербы, хорваты. А потом они взяли в руки оружие и пошли сражаться друг с другом… Братья и враги… Они вместе хоронят мать и потом опять идут воевать друг против друга. Разве, но сути, не то же происходит в бывшей Югославии? Многие европейцы и американцы не понимают, что на Балканах идет самая настоящая гражданская война, и её последствия будут катастрофичны для всего мира…
– Во время нашего разговора вы не раз ссылаетесь на русскую историю. Что значит для вас Россия?
– Я – грек, для греков Россия всегда играла большую роль, это одна из тех стран, о которых всегда помнят у нас. К тому же, оба наши народа почитают св. Софию. А София в переводе с греческого – «мудрость»…
Беседовала Эльга ЛЫНДИНА
97
Добавить комментарий