Подземелье ведьм / Podzemelye vedm (1990)

Колбовский А. Для зрителя из восьмого ряда? // Экран. – 1992, № 05. – С. 23-24.

смотрите, кто пришел

ДЛЯ ЗРИТЕЛЯ ИЗ ВОСЬМОГО РЯДА?

* Мне почему-то кажется, что в жизни он не похож ни на кого из своих героев. Кажется, потому что знаком с Дмитрием Певцовым только по телефону. От интервью он вежливо, но твердо отказался: рано еще, может быть, через год-другой… Ну, через год так через год.

Тем не менее есть вещи, о которых пора говорить не откладывая. Ибо завтрашние герои Певцова наверняка окажутся непохожими на сегодняшних. А какие они, сегодняшние?..

Ну а кто вообще нынче на нашем экране герои? Мы по инерции продолжаем считать таковыми романтических гардемаринов, прошлых и нынешних благородных Робин Гудов, не замечая (или стараясь не замечать) в бурном кинопотоке людей с особым блеском глаз, новыми привычками и непременным владением приемами рукопашного боя. Они могут быть хорошо вооружены, они, как правило, одиноки, они всегда борются с миром, из которого вышли, в котором стали такими, какие они есть. Мир доморощенной мафии, как на заводском конвейере, штампует этих одиноких волков и волчат, которым зрители всенепременно сочувствуют, но которые при этом сами недалеко ушли от наказываемых ими подонков. Бесхитростные наши киносоздатели оправдывают всех этих неуловимых мстителей тем, что у них в отличие от объектов мести сохранилось еще в душе что-то святое. Словно количеством святого на человеко-единицу можно оправдать бандитские выходки, убийства и прочую жуть.

На первый взгляд, «…по прозвищу «Зверь» – из той же серии. Но только на первый взгляд. Тут герой и сценарно поставлен в несколько иные обстоятельства: лишен необходимости подличать, и – что са-

23

мое глазное – тут появился новый тип актера, приближенного к зрителю, лишенного рампы, отделявшей зал от прежних «уголовно-положительных» борцов за справедливость. В недавнем боевике «Линия смерти», одном из наиболее, на мой взгляд, типичных в этом ряду, герой, сражающийся в одиночку «томным царством», сам плоть от плоти этого царства. Можно с любопытством наблюдать за персонажем В. Шиловского, поставившим целью укокошить одного мафиози в угоду еще более акулистому и гадкому коллеге, но уж никак не станешь сочувствовать ему – упитанному, сытому, холеному. «Нехай себе режут друг друга» – вот единственное. с чем выходишь после таких киноопусов.

Совсем иное дело – Певцов и его герой. И не только в том причина, что он бывший афганец, что попадает за решетку по ложному доносу, что ничего гадкого не совершал. Это все, так сказать, обстоятельства внешние, формальные. Важнее другое: зритель может представить себя Савелием. При всей необычности актерского облика (накачанные мускулы, карате или что-то подобное без дублеров и каскадеров, тонкое запоминающееся лицо с огромными выразительными глазами), он идеально идентифицируется с любым нижегородским и всяким прочим жителем, купившим билет в восьмой ряд. Ибо жителю, равно как и Савелию, одинаково враждебны нынче и узаконенная мафия, и мафиозные слуги закона. Мы все живем в мире озлобленном, сумрачном, от которого нечего ждать, кроме подлостей и гадостей. Никто не защитит, кроме самих себя. Государство этого делать не умеет, на охранников и телохранителей у зрителя из восьмого ряда не хватит зарплаты.

Увы, времена изменились. Ожесточившаяся реальность призывает иных героев. Ее уже не устраивают очаровательные проходимцы с обаятельными мордашками, милые полуинтеллигенты, рыцари и чудаки. Даже удачливые кооператоры, ловкачи, деляги, остапы бендеры – тоже из вчерашнего дня.

Мрачное обаяние героев Дмитрия Певцова дает основания предположить, что вскоре именно он станет лидером актерских рейтингов. В «Подземелье ведьм», где он играл вождя первобытного инопланетного племени Октина Хаша, говорил на тарабарском языке, работал с явным пережимом, обусловленным «правилами игры», актер почти не был замечен. Да и панфиловская «Мать» – вполне реалистичная, тревожная, во многом пророческая – открыла его скорее для иностранных ценителей кино. Хотя открытие Якова Сомова – фабричного рабочего из передовых, обратившегося о сексота и убийцу,– кажется мне серьезнейшим аргументом и Певцова, и, конечно, Глеба Панфилова в сегодняшнем остроактуальном разговоре о осовременном люмпенстве. Понадобилась картина, где зритель и актер были бы помещены в единое пространство. в единую полукриминальную-полуреальную среду, одинаково тягостную обоим.

И все-таки не магу забыть последнего кадра фильма об одиноком звере. Измученные, затравленные глаза, как в зеркало, глядят с экрана. Мы-то сами себя не видим, ощутить собственную затравленность способны, лишь взглянув со стороны…

А. КОЛБОВСКИЙ

24