Сердце Ангела / Angel Heart (1987)

Дроздова Марина. Рассказчик на два этажа // Советский экран. – 1990, № 18. – С. 29.

рецензируем фильмы

Марина ДРОЗДОВА

РАССКАЗЧИК НА ДВА ЭТАЖА

Фильм «Сердце Ангела» снят в 1987 году, в период пышного цветения в американском кино мистических сюжетов, даже скорее в момент, когда начиналось их тиражирование до уровня взаимозаменяемых, китчеобразных, бытовых «ужастиков». Своего рода паразитирование «высокого искусства» на «низком».

Сюжет этой ленты, в котором сыщик преследует, как выясняется по ходу дела, самого себя и сам себе мешает, убирая свидетелей, развивается в лучших традициях триллера, с виртуозной меланхоличной высчитанностью, и только разгадка открывает философскую конструкцию, принявшую форму модного жанра – кинопритчи.

1955 год – события начинаются с этого титра. Ретропространство принципиально для замысла – ни в коем случае не антураж. В перипетии отлично выстроенного напряжения включен анализ болезненной эпохи – периода маккартизма, «мертвящей апатии 50-х», потери национальной целеустремленности, «какофонии страха…». И Луис Цифер (изящная транскрипция имени Люцифера), псевдовладелец некоей псевдофирмы, довольно буднично замечает главному герою, частному сыскному агенту Гарольду Ангелу: «Смерть теперь повсюду, повсюду. Да и, честно говоря, что стоит человеческая жизнь? Ничего. Оттого что ее кто-то любит и ненавидит, она не приобретает цены».

Гарольда Ангела играет Микки Рурк, «дождливый принц Голливуда» (получивший известность, в частности, благодаря полускандальной эротической мелодраме «Девять с половиной недель»), с выражением лица, на котором написано, что все ему до фени. Ангел – небритый, уставший, раздражительный 37-летний человек, представитель очередного грустного и разочарованного поколения. У. Фолкнер констатировал именно в том 1955 году в статье «О частной жизни. Американская мечта: что с ней произошло?»: «…мы потеряли Мечту… она ушла от нас». Ушла много дальше, чем от первого «потерянного» поколения. Те надеялись, что человечество не сможет повторить пережитую ими бойню № 1.

Ангелу платят за то, чтобы он нашел знаменитого некогда джазиста Джонни Фэйворита (фамилия на языке оригинала значит «Любимчик»). Поиски не клеятся и раздражают Ангела, как, впрочем, и все вокруг. Он и себя-то давно потерял, а тут эти поездки, набеги, необходимость хитрить, изворачиваться, прятаться, врать.

Механизм интриги элементарен: как только забрезжит разгадка тайны, происходит убийство свидетеля или соучастника загадочной судьбы джазиста. Но один из убитых успевает рассказать какую-то мистическую бессмыслицу – про оккультные увлечения Фэйворита, про то, что он продал душу ради джазовой карьеры, а потом хотел спрятаться от дьявола и начать новую жизнь, и на нью-йоркской площади в новогоднюю ночь 1943 года съел еще бьющееся сердце молоденького солдата, обретя его невинную и свободную душу, а солдатом этим был некто Гарольд Ангел. Ангела рвет от этой неожиданно замкнувшейся на нем чепухи. Он рыдает. И, кажется, это те действия, к которым он был готов с самого начала фильма. Значит, «потерять себя» – не метафора дурного настроения, а определенная реальность.

В фильме виртуозно выстроено раздвоение личности. Мистическая ветвь сюжета открывает патологического мутанта с двумя душами, который совершает преступления по наитию той из них, что принадлежит Люциферу. В историческом повороте сюжета – перед нами специфическая «американская трагедия». Болезненный этап опостылевшего романа нации с Мечтой (центральным персонажем ее гражданской мифологии).

Картина снималась в период неоконсервативных тенденций в американской культуре. И размышления о болезненных отношениях нации со своим первейшим фетишем вполне закономерны.

Паркер дает понять, что в «земле обетованной» есть люди, которые помнят, через какие рефлексии общество шло к завораживающему сегодняшние умы тотальному здоровью.

Остается добавить, что элегантность интриги позволит не втягиваться в философский историзм тем, кому не до этого. Сегодня американский кинохудожник, решивший заговорить о серьезных вещах, чаще всего водружает их как интеллектуальный мезонин над первым этажом, доступным любому, прямо хоть с улицы.

Не доиграемся ли и мы до этого?

29