Сирано де Бержерак / Cyrano de Bergerac (1990)

Павлов М. Колдун // Ровесник. – 1990, № 11. – С. 29.

КОЛДУН

«… Мне было лет двенадцать, и у нас в Шатору стояли американцы. Я помню, что сидел на берегу реки и уплетал огромный бутерброд. И в этот момент из громкоговорителя, что на американской базе, послышался рок. Я впервые услышал рок. То был Билл Хейли, и то была совсем другая жизнь.

Мы и на танцульки ходили, но не для того, чтобы потанцевать, а чтобы подраться. Мы были хулиганами. Драки тогда были не такие жестокие, как теперь, в худшем случае – синяки, и все. А девчонки… Хулиганы, они ведь скромные. Наша компания обходилась как-то без них. Мы больше выделывались, в общем…

То, что у нас в Шатору стояли американцы, невероятно расширило рамки нашей провинциальной жизни. Были такие девушки, которые преображались буквально за неделю, работая у них в конторах. Простые девчонки, они приезжали из деревень с чемоданами, перевязанными веревками. Что было хорошо, так это свобода на глупости: первые майки с короткими рукавами, джинсы, ремни (ремень был очень престижной частью наряда).

Нет, мы не подражали американцам, хотя и носили их шмотки, просто другой одежды в нашем Шатору тогда и не было…»

Не правда ли, напоминает рассказ о каком-то давно и хорошо знакомом французском фильме? Вообще, воспоминания Жерара Депардье, его рассказы о юности и детстве – это сам по себе фильм, история послевоенной Франции.

«Родители мои родом из Берри – это между Лиможем и Орлеаном. Говорят, что если к 99 берришонцам прибавить одного бретонца, то получатся как раз 100 идиотов! Берришонцы всегда были драчунами и пьяницами, а женщины – колдуньями. Кстати, обе мои бабки были колдуньями – одна занималась белой магией, другая – черной…»

В семье было шестеро детей, Жерар – третий. Отец работал на фабрике – семья оторвалась от своих крестьянских корней и перебралась в городок Шатору. Жили тяжело: отец пил, мать, чтобы прокормить детей, работала уборщицей, и в двенадцать с половиной лет Жерар Депардье сбежал из дома.

«Детства у меня как такового не было – я постоянно со всеми конфликтовал. Мне нравилось в школе, но и там я восставал – желание учиться вступало в постоянный конфликт с формальными методами обучения, так что, когда я начал учиться в театральной школе, я все открывал для себя заново – всю французскую литературу. Я был словно неотесанное бревно, и мне пришлось догонять всех остальных. Я хотел жить, узнавать, но все для меня было запретным плодом. Это – не детство.

И я ушел. У меня не было ни денег, ни документов, ни пожитков. Но я хотел увидеть море. Это было важно – потому что за морем лежали другие земли. Сейчас я предпочитаю нашу обыкновенную французскую деревню: море беспокоит меня, навевает мысли о смерти. Но тогда море означало для меня новую жизнь.

Я перебивался мелким воровством, жульничал, торговал на черном рынке. Я не думал о том, что стану актером и на пути к Парижу – а двигался я к нему три года – я все же чему-то учился. Дорога расширяла мой горизонт, пополняла словарь. Я подбирал новые для себя слова, словно случайно доставшиеся лакомства. Я произносил их, пробовал на вкус, хотя и не понимал их смысла. Я люблю слова, люблю погружаться в их смысл, играть ими, чувствовать их…»

В пятнадцать лет хулиган из Шатору уже вышел на театральные подмостки: «Мой опыт пробиваться, хитрить, выкручиваться ничем мне не помог: я был так растерян, так отчаянно одинок рядом с этими, как мне казалось, высокообразованными людьми, мне до такой степени не хватало культуры, и я впитывал, хватал все, что мог, вто напоминало тот новый язык, новые слова, что я впитал в себя в дороге. Поэтому я так люблю исторические фильмы: они позволяют мне погрузиться в то знание, которого мне всегда не хватало».

Судьба Жерара Депардье в театре и кино сложилась фантастически счастливо: к своим сорока годам он снялся уже в 60 фильмах, сыграл в театре роли, о которых может мечтать любой актер, – от Тартюфа до Сирано де Бержерака, сейчас он готовится к роли Отелло. Он был партнером Жана Габена (сейчас его и называют «нашим вторым Габеном», а вто самое высокое звание для французского актера), Ива Монтана, Алена Делона, Роберта Де Ниро. Его партнершами были самые красивые женщины французского кино – Изабель Аджани, Катрин Денев, Натали Бэй. Между прочим, какие бы отношения ни связывали в фильмах Депардье с его партнершами, его имя никогда не ассоциировалось ни с какими романами – это тоже поразительно, хотя, например, американский журнал «Тайм» назвал Депардье «секс-символом французского кино». По этому поводу Депардье как-то сказал: «Приятно, когда тебя так называют, если тебе двадцать – это возраст безответственности, даже какой-то очаровательной бессовестности. Но в сорок лет… Это уже печально».

Он 21 год женат на актрисе Элизабет Гигио, с которой вместе учился в театральной школе, у них двое детей – девятнадцати и шести лет, и живет он с семьей в небольшом доме в пригороде Парижа. «Я – не светский человек. Может быть, даже немного дикарь. Я люблю деревья, землю, я все такой же крестьянин, кем бы мне ни приходилось быть на экране». Может, именно потому к имени Депардье и не прилипают никакие сплетни и никакие легенды.

Он получил все самые знаменитые, самые престижные кинопремии мира, он снимался у самых выдающихся режиссеров нашего времени – Трюффо, Бертолуччи, Вайды, многих других, он играл героев французской истории и играл людей самых обыкновенных, его жадность к работе заставляла его сниматься и в самых рядовых комедиях. Но даже в них – шедших почему-то в отличие от сильных, серьезных фильмов Депардье, на всех наших экранах – он остается великим актером, поднимающим одним своим появлением на экране любую поделку до уровня настоящего кино.

Критики объясняют вто особым «магнетизмом» Жерара Депардье. Он согласен с таким определением: «Все-таки мои бабки были колдуньями…»

М. ПАВЛОВ

29