Над фильмом трудилось столько талантливых людей, пусть не всегда находивших общий язык, что заводить речь о полной художественной неудаче – тоже было бы несправедливо. В первую очередь режиссёра сильно выручает Анатолий Солоницын, обладавший поразительной способностью не терять убедительность…
«Крис, знай, что это не безумие. Здесь, скорее, что-то с совестью», – пытается, насколько позволяют слова, пояснить суть непростого решения искушённый физиолог, оставив другу видеозапись предсмертного обращения. Озвученное противопоставление выводит зрителя на более общую, фундаментальную оппозицию «разум – чувства»…
По ассоциации всплывают в памяти соображения Людвига Фейербаха, приведённые в «Сущности христианства» в ответ на утверждения противников его гипотезы, относивших обилие чудес на страницах Нового Завета на счёт воображения: «Это слишком простое объяснение!»…
Мы так и не увидели Андрея Рублёва (равно как и Даниила Чёрного, и Феофана Грека) непосредственно за работой, с кистью в руках, – и его иконы, показанные во всём великолепии живительных красок, кажутся написанными самой Жизнью…
Уникальному (слово следует понимать буквально!) строению фильма, его многосложной архитектонике посвящена масса исследовательской литературы, нередко оперирующей общими фразами и туманными терминами, но иногда – покоряющей глубиной проникновения в лабораторию автора…
Фильм завораживает с первых же кадров, когда ничем в общем-то не выдающееся событие (юноша, демобилизовавшись, ранним утром возвращается домой) приобретает воистину космический размах: возникает ощущение, что просыпается не просто мегаполис…
