Отталкиваясь от фактов, большей частью почерпнутых из изданной в 1970-м году автобиографической книги Эрика Хазельхоффа Рульфземы (правда, многие имена участников событий были изменены), Верховен с соавторами по написанию сценария задались амбициозной целью – создать кинороман на материале судьбы целого поколения…
Добродушный юмор помогает смягчить суровые реалии средневековья, но секрет успеха авторов кроется не только в этом. Телесериал привлекает пафосом, стремлением ненавязчиво донести представления о высоких идеалах, служению которым человек должен посвящать себя в любую эпоху…
Если ничего не знать об обстоятельствах создания фильма, напрашивается предположение, будто Пол Верховен, после долгих лет работы в Голливуде с успехом вернувшийся в родные Нидерланды, вдруг вознамерился испытать себя на, если так можно выразиться, общеевропейском материале. Это не совсем так…
Авторы добиваются сатирического звучания, вводя в диалоги рассуждения о причинах краха демократии и превосходстве людской расы над насекомыми и пауками и добиваясь силы образа, почти как у фрау Рифеншталь, тем самым – иронизируя по поводу усилий куда как реальных идеологов грядущей Федерации…
Хотя доктору Эджемару не удаётся убедить Дугласа, что происходящее – лишь видимость, результат сбоя, вызванного шизоидной эмболией, а режиссёр вроде бы последовательно придерживается объективистской интерпретации событий, звучащая в финале лукавая реплика правомерна…
Изобличающие улики оборачиваются безупречным алиби, дознаватель занимает место подозреваемой (Ник вынужден прибегнуть к аналогичной тактике защиты), охотник становится жертвой, и нет никакой гарантии, что правосудие восторжествовало и что череда убийств прервалась…
Получается странноватое сочетание гедонистических мотивов, пробивающихся сквозь драматичную, местами – почти безысходную интонацию, с точностью социальных наблюдений, граничащей с натурализмом. Что искала бедняжка Кити, чего хотела от жизни?..
Вместо порнографической (!) ленты увидела свет комедия, пусть не лишённая пикантных подробностей и толики эпатажа, но во всяком случае – куда менее откровенная, чем следующая постановка Пола Верховена, «Турецкие сладости» /1973/…
Произведение может восприниматься (и вполне закономерно) в качестве ёмкого художественного свидетельства о переломной эпохе – как слепок с действительности того периода, когда идеалы «сексуальной революции» стремительно сменяли традиционные буржуазные ценности…
Возможно, с Верховеном и Зётманом сыграло злую шутку желание пойти наперекор сложившимся традициям, отвергнув не только уклон в эстетику фэнтези, но и облегчённый – романтизированный и идеализированный – взгляд на средневековье и раннее Возрождение…
