Там, где течёт река / A River Runs Through It (1992)

Роберт Редфорд. Продукция под названием «Стыд» // Видео-Асс Премьер. – 1995, № 28. – С. 73-77.

РОБЕРТ РЕДФОРД. Продукция под названием «Стыд»

Его первая режиссерская работа – «Обыкновенные люди» (1980) – симпатичный, но совсем не сентиментальный рассказ о жизни и распаде средней семьи со средним достатком где-то на Среднем Западе.

Дебютировав в 1962 году, актер снялся почти в тридцати фильмах. Появление с Джейн Фондой в ленте «Босиком в парке» (1907, реминисценция роли, которую он успешно исполнял па бродвейских сценах) сделало из него звезду. Два года спустя «Буч Кэссиди и Санденс Кид» закрепили успех. Но вместо того, чтобы отправиться в соблазнительное путешествие по сериалам под девизом «очаровывай их, пока жив», Редфорд взялся за проблемные роли в таких картинах, как «Гонщик, несущийся вниз» (1909), «Кандидат» (1972) или «Джеримайя Джонсон « (1972), рискуя имиджем, к тому времени уже принятым публикой.

Потертые джинсы и видавшая виды рубашка, синева которой, впрочем, подчеркивает цвет знаменитых синих глаз, осененных нимбом светлых волос. В свои пятьдесят семь Редфорд выглядит, конечно же, небезупречно. И, вместе с тем, прожитые годы добавили шарма любимцу зрителей…

Женившись на Лоле Ван Вэйгенен в 1978 году (в 85-м они развелись), Редфорд, будучи отцом троих детей, больше не владеет домом в родном Лос-Анджелесе и делит свое время в основном между Ютой и Нью-Йорком.

Если фильмы «Афера» и «Такими мы были» (оба – 1973), не говоря уж о недавней картине «Непристойное предложение» (1993), представляют актера воплощением мужского обаяния, то его герои в «Скажи им, что Уилли Бой здесь» (1969), «Великий Гэтсби» (1974) и «Вся президентская рать» (где он выступил и как исполнительный продюсер. 1976) психологически неисчерпаемы. А «Обыкновенные люди» (1980), первый фильм, поставленный Редфордом, получил приз Американской Академии в номинации «За лучшую режиссуру» и удостоился звания «Лучшая картина года».

Он четыре года бьется над основанием Института Сандэнс в Юте для поощрения независимого кинематографа и одновременно организует Институт Управления для поддержания исследований в области охраны окружающей среды.

В 1988 году Редфорд предпринимает вторую попытку режиссуры в картине «Война на бобовом поле Милагро», воссоздающей историю борьбы между маленьким мексикано-аме-

73

риканским сообществом с алчными предпринимателями. За ней следует «И катит река свои воды» (1992), продолжающая тему взаимоотношения человека и природы.

В это же время Редфорд обратился к нашумевшей истории 50-х годов, потрясшей тогда бурно развивавшуюся телеиндустрию. Он ставит «Телевикторину» (1994) – захватывающую версию реального скандала, связанного с подтасовкой результатов игры, пошатнувшего в итоге доверие к государству как покровителю такого рода манипуляций, осуществлявшихся над телезрителями. Корреспондент: В вашей интерпретации эта история обретает значение символа моральной индифферентности, которой еще страдает страна?

Роберт Редфорд: Провал Ван Дорена, реального участника викторины «Двадцать один» и тогда едва ли не национального героя (в исполнении Ральфа Файннса), прямо связан с общественной нравственностью. То, что он находит в себе силы выйти и сказать: «Мне стыдно», имеет, несомненно, огромное значение. Но ведь следом обязательно какая-нибудь парфюмерная фирма выпустит новую продукцию под названием «Стыд». И получается – подумаешь, большое дело! Ничего особенного. А для меня это очень важно в контексте того, что происходит сегодня.

– А вы помните, как смотрели телевикторину?

– Конечно. Я приехал в Нью-Йорк, когда все это было на подъеме, девятнадцатилетним. И, как многие, оказался целиком захваченным массовым гипнозом этих представлений. Ведь чувствовал, что где-то тут подделка, но продолжал смотреть.

– Что ж. магия масс-шоу рождает, к сожалению, и парализующее чувство зависимости от экранного зрелища. Теперь (благодаря тем же «мыльным операм») мы это хорошо знаем…

– Я и в те времена понимал – передо мной «под документ» разыгрывают спектакль. Парадокс состоял в том, что я никогда не сомневался в самом шоу. Хотя, видимо, стоило пойти до конца и сказать: подделка – все.

– Вероятно, тогда это было просто невозможно?

– Скорее всего. Но я взялся за «Телевикторину» еще и потому, что это давало мне некоторые возможности как режиссеру. Я хотел бы, чтобы следующая моя вещь сочетала в себе мотивы отрыва от естественной, но утрачиваемой нами среды обитания.

У меня уже есть некоторые заготовки для будущей ленты. В отличие от прежних моих работ (лирично-исповедальных. отсюда – их стилистика, монтаж) думаю сделать фильм острый, динамичный, по-современному нервный. Хотя преемственность с той же «Телевикториной» (по проб-

74

лематике) сохраняется: манипуляции правдой и тот факт, что нами управляют разного рода дельцы, а, точнее, деляги. Это моя магистральная тема, и к ней я хотел бы возвращаться время от времени.

– Вы планировали коммерческий успех «Телевикторины»?

– Я не так далеко ушел, чтобы делать нечто, заведомо зная об убытках. Мое право и ответственность художника позволяют мне думать: да, сюжет устарел, но я заставлю его поработать для людей.

– Картина и впрямь представляет скандал с викториной как нравственный водораздел, когда впервые стало ясно, что мы не можем дольше принимать за чистую монету все, чем потчуют нас масс-медиа и телешоу – политические и коммерческие.

– Люди долго не могли опомниться после того, как их подло надули. Но это было лишь начало – начало конца доверия ко всякому официозу. Затем, если следить за ходом истории, мы видим убийства Джона Кеннеди, Бобби Кеннеди, Мартина Лютера Кинга, скандалы с Уотергейтом, Ирангейтом и так далее. Более свежие события с Пэквудом и Симпсоном показывают – все продолжается своим чередом и нам уже просто наплевать на это.

– Как человек, снявшийся в фильме «Вся президентская рать», что вы чувствовали, когда умер Никсон?

– Он был мне симпатичен, но я не думаю, что это был уход великой личности. Что ни говори, он сыграл с нами несколько весьма недостойных штучек. Сужу об этом не понаслышке. Ведь я из Калифорнии, где Никсон был сенатором, и хорошо помню его фокусы, которые он вытворял еще тогда.

– Уотергейт часто называют причиной нынешнего неприятия политики.

– Разочарование – по-прежнему одна из тем ваших работ?

– Первый фильм, который я продюсировал – «Гонщик, несущийся вниз» (1969), должен был стать началом трилогии о крахе неправедных амбиций – будь то в спорте, политике или бизнесе, то есть тех сферах бытия, которые, по моему убеждению! сильно влияют на нашу жизнь. Я работал десять лет и сделал только две части. Собрать материал к сценарию на тему бизнеса, равноценный тому, что лег в основу «Гонщика…» и «Кандидата», я не смог. Возможно, в какой-то мере «Телевикторину» можно признать версией такого фильма. Моя приверженность этим сюжетам связана с так называемой Американской Мечтой, с тем, как она преподносилась нам, что из этого было правдой, а что рекламным враньем, чтобы сбыть негодную продукцию.

– «Кандидат» в этом смысле работал на ваш основной замысел?

– Это кино моей злости и моего тотального скепсиса по отношению к нашей системе. Мрачный фильм о том, как в этой стране проходят выборы – симбиоз социальной косметики и пошлого лицедейства. Это был 1971 год. Я понятия не имел, что он будет прогностическим. Но все, увы, остается по-старому.

– Определиться в жизни – понятие, волнующее каждого человека. Как с этим у вас?

– Ну, это бесконечная борьба. Просто она меняет формы, когда становишься старше. Это верно всегда, но особенно, если находишься все время на виду. Я вполне комфортно чувствую себя в собственном деле, занимаюсь тем, что наметил. Я про-

75

сто иду вперед как художник и гражданин, и если получается – хорошо, если нет – не комплексую.

– Популярность… Не зря существует понятие «бремя славы». Вы ощущаете его на себе?

– К бремени надо привыкнуть. Пожалуй, это было не просто. Помню безумные, хотя и забавные игры со своей нарождающейся известностью. Я изменял имя, представлялся студентом, приехавшим по обмену из Боготы, маскировался под кого только мог, а когда маскировка спадала (трудно постоянно контролировать себя), люди смотрели на меня, как на марсианина. А так, что ж…. Кататься на угнанных машинах, вскакивать на проходящие поезда, играть с людьми, которые встречаются на пути, и наблюдать, как они играют с тобой, – во всем этом что-то есть, в том числе и в профессиональном смысле. В конце концов я пришел к переоценке ценностей.

– Вы чувствовали ответственность, будучи идолом молодежи, человеком, производящим фурор?

– Это была смесь чувств. С одной стороны – ты всего лишь человек. А кому не льстит слышать, что ты хороший. Даже очень хороший. Тем более, что рос я прыщавым рыжеволосым парнем, над которым все потешались. И вдруг ты стал знаменит. Очень лестно! А потом (увы, довольно скоро) начинаешь понимать, что вместе с этим всегда приходят и некоторые потери.

– Был момент, когда вы осознали, что с этим стоит активно бороться?

– Совершенно отчетливо – с работы над «Всей президентской ратью». Три года, отданные картине, увели меня далеко от того, что называется ‘быть просто актером».

– Первый фильм, где вы выступили как режиссер – «Обыкновенные люди». В нем предпринята попытка анализа нашей непредсказуемой психики…

– Это история о человеке, находящемся в разладе со своими чувствами, и о последствиях разлада для его семьи. Я достаточно насмотрелся на таких в жизни. Дело усугубляется тем, что герой молод (как в книге «Над пропастью во ржи», которую я полюбил с детства), отсюда – проблема понимания со стороны окружающих, весьма актуальная не только в семейном аспекте.

Короче, с этой картины начался поворот в моей жизни. Достаточно сказать, что «Обыкновенные люди» – реализация моей подспудно зревшей мечты (продюсерство – ее этап) о режиссуре. Нужен был устраивающий меня материал, и когда мне в руки попал сценарий «Обыкновенных людей», я сказал себе: «Вот оно!». Но сценарий отвергали и отвергали, и только Бэрри Диллер, работавший в «Парамаунте», благословил: «Делай!» Впрочем, на этом все и кончилось, остался я со своей затеей один на один. В том числе и в финансовом смысле – никто не дал ни цента. Кое-как наскреб шесть миллионов долларов. Но картина получилась.

76

– Как вам дался первый режиссерский опыт?

– Уж очень больших сюрпризов не было. Работы много, но я испытывал удовольствие от того, что управляю всем процессом. Порой вставал в тупик перед вопросом, отдать ли за какую-то несчастную линзу 50 баксов или урезать себя еще в чем-то? Важно было научиться входить в контакт со всей съемочной группой. А, к примеру, даже азбукой работы кинооператора я тогда не владел. Но к концу фильма многому научился. Дальше было легче.

– А как вам работалось с актерами?

– Тут-то я был в себе уверен. Вряд ли есть что-то такое, чего не могу понять в актере, простить ему. А достичь общего высокого уровня актерского ансамбля – задача чисто режиссерская. И тут, конечно, были свои трудности. Некоторые лишены чувства ритма. Таких приходится вести за ручку. Еще есть люди, не умеющие слушать. Для меня это – одна из наиболее важных вещей, которыми должен обладать актер. Я это почувствовал, когда сам впервые поднялся на подмостки: слушать – гораздо важнее, чем говорить.

– Кто из режиссеров, с которыми довелось работать, послужил вам образцом?

– Сидней Поллак, пожалуй. Мы с ним вместе начинали еще актерами. Очень продуктивное было сотрудничество. Он всегда знал, что делает, и то, что он за камерой, я почти не замечал. Однажды спросил его: «Как это ты решил, что надо именно сюда ее направить? Может быть тут – лучший вид?» А он: «Тебе-то что? Пойди попей кофе, отдохни». Я понял – поставить актера на место – порой ему же на пользу, это часть режиссерского ремесла. У Джорджа Роя Хилла я тоже кое-чему научился: выразительности кадра, ритму, динамике съемок. Повествование Хилла больше похоже на простой монтаж, чем на извилистую, самовлюбленную работу, бывшую в моде в 60-х. Это меня очень впечатлило.

– Очевидно, ваша режиссерская работа как-то повлияла на вас как на актера. В чем это выражается?

– Я стал гораздо более терпелив к режиссерам, понял, каково это – делать одновременно столько дел, принимать столько решений. Прежде я был очень нетерпим к повторам, злился: «И чего ты гонишь десятый дубль, когда все было ясно уже на третьем!» Так что многое изменилось в моем понимании искусства кино, с тех пор, как я попробовал себя в режиссуре.

– Как вам удается сочетать свою политическую активность с игрой и режиссурой?

– Я никогда не верил агиткам, потому что люди не любят, чтобы их поучали, обходились, как с детьми. Вместе с тем, я действительно надеюсь на политическую работу фильма, но это должно быть привлекательно. Тема моего фильма «И катит река свои воды» взята как бы из газет, но ее мораль не лобовая, как в прессе, а вся на подтексте. Фильм как бы говорит: Смотрите, как прекрасна была эта река. И что же мы, люди, сделали с нею?» Только в этом эмоционально-этическом аспекте могут сочетаться политика и искусство.

– Как вы, человек и художник, чувствуете себя сейчас?

– У меня все идет хорошо. Ни в чем не раскаиваюсь. Разве только хотелось бы чего-то нового в актерской профессии. Все-таки, видимо, это мое основное призвание. Делаю картины, которые хочу делать. Занимаюсь этим 25 лет, и пока гак есть, буду счастлив. Видит Бог – пяти жизней не хватит, чтобы воплотить все задуманное…

По материалам парижского корпункта «Видео-Асс»

77

Pages: 1 2 3

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Можно использовать следующие HTML-теги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <strike> <strong>

Яндекс.Метрика Сайт в Google+