Трон в крови / Kumonosu-jô (1957)

Полнометражный фильм.

Другие названия: «Замок паутины» / «Cobweb Castle» (дословный вариант перевода оригинального названия), «Трон в крови» / «Окровавленный трон» / «Throne of Blood» (международное англоязычное название).

Япония.

Продолжительность 110 минут.

Режиссёр Акира Куросава.

Авторы сценария Хидэо Огуни, Синобу Хасимото, Рюдзо Кикусима, Акира Куросава по мотивам пьесы Уильяма Шекспира (без указания в титрах).

Композитор Масару Сато.

Оператор Асакадзу Накаи.

Жанр: драма

Краткое содержание
Генералы Такэтоки Васидзу (Тосиро Мифунэ) и Ёсиаки Мики (Минору Тиаки), командующие гарнизонами соответственно первого и второго фортов, проявили беспримерную доблесть в сражении с войсками Фудзимаки, поднявшего мятеж. Возвращаясь после блестяще одержанной победы через Лес паутины, больше напоминающий лабиринт, они встречают духа в обличии старой женщины (Тиеко Нанива), предсказывающего, что Мики вскоре возглавит первый форт. Васидзу же получит в награду Северный дворец и со временем, заняв место своего сёгуна Кунихару Цудзуки (Хироси Татикава, в титрах как Yôichi Tachikawa), станет хозяином Замка паутины, который впоследствии перейдёт под власть Ёситэру (Акира Кубо), сына Ёсиаки. Пророчество начинает сбываться.

Также в ролях: Исудзу Ямада (Асадзи Васидзу), Такаси Симура (Нориясу Одагура), Такамуру Сасаки (Кунихару Цудзуки), Гэн Симидзу (Кокутэн Кодо).

 Евгений Нефёдов, AllOfCinema.com

Рецензия

© Евгений Нефёдов, AllOfCinema.com, 27.04.2013 

Авторская оценка 9/10

(при копировании текста активная ссылка на первоисточник обязательна)

Когда режиссёры, принадлежащие к разным культурам и получившие без преувеличения международное признание за исключительные заслуги в прочтении шекспировского наследия, за придание классическим текстам нового, волнующе современного звучания, единодушно склоняют голову перед коллегой, к такому мнению надлежит прислушаться очень внимательно. Речь идёт, как легко догадаться, о высказываниях англичанина Питера Брука и нашего соотечественника Григория Козинцева о версии «Макбета» Акиры Куросавы. О высказываниях тем более необычных на первый, поверхностный взгляд, что канва пьесы (между прочим, не упомянутой в титрах) лишь взята за основу, и не просто сюжетные перипетии перенесены в средневековую Японию, но модифицированы многие смысловые акценты, изменена мотивировка поступков ряда действующих лиц. Для осуществления дорогостоящей (бюджет составил порядка ¥120 млн., что превышало средние на тот момент затраты на фильм шестикратно) постановки, не получившей безусловной поддержки со стороны крупных студий, Акире пришлось основать собственную производственную компанию, Kurosawa Production Co. Причём значительную помощь в съёмках оказали, по иронии судьбы, американские морские пехотинцы, без содействия которых в возведении декораций замка на живописных вулканических склонах горы Фудзи было бы сложно обойтись. Остаётся только поразиться тому обстоятельству, что «Трон в крови» не оказался оценён по достоинству там, где автор на это был, наверное, вправе рассчитывать, – на Венецианском международном кинофестивале, на котором («Расёмон» /1950/) и состоялось официальное открытие феномена кинематографа Страны Восходящего Солнца. Жюри под председательством француза Рене Клера отдало предпочтение индийцу Сатьяджиту Рею, называвшему, к слову, Куросаву одним из собственных кумиров и учителей.

Поиски выдающегося кинорежиссёра, всё настойчивее переносившего на родную почву чужие – чуждые? – художественные достижения (Максим Горький, Фёдор Достоевский, следом Дэшил Хэмметт¹, Эван Хантер), можно счесть красноречивым свидетельством стремительно нараставшей вестернизации уклада жизни, вовсе не прекратившейся с подписанием Сан-францисского мирного договора. Возможно, недоверие к Акире со стороны соотечественников, вызывавшее искреннее недоумение за рубежом, связано как раз с тем, что он в нарушение негласных традиций заимствовал сюжеты извне, а не черпал вдохновение в подлинных и полулегендарных событиях национальной истории и современности. Однако «Трон в крови», как и почти каждое произведение мастера о прошлом, на поверку обогатил находками именно «дзидайгэки», лишив этот специфический поджанр всё-таки узкой (ориентированной, скажем так, на внутреннюю преемственность идеалов) направленности – привнеся универсальность звучания. Полемика авторов с пафосом классических преданий (например, о 47 ронинах) заключается не в попытке поставить под сомнение увековечение таких высоких качеств воина, как непререкаемая верность долгу и господину, беспримерная отвага, несокрушимость духа, но – в стремлении докопаться до молчаливо утаиваемой глубинной сути. До тех человеческих, слишком человеческих страстей, что являются движущей силой в циничной, беспощадной, исполненной коварства и предательства борьбе за власть. Даже поверхностное знакомство с японским фольклором позволяет лучше оценить глубину падения Васидзу, обагряющего руки кровью беззащитного Цудзуки и перекладывающего вину за свершённое злодеяние на телохранителей, тем самым – ещё и опорочивая имя невиновного, Нориясу, которого теперь появился официальный повод устранить. Ему сложно найти оправдание в словах Асадзи, всячески разжигающей в душе супруга огонь амбиций и помимо прочего – напоминающей, что Кунихару сам занял трон в результате вооружённого противостояния, поскольку знает: будущий сёгун поступил так вынужденно, стараясь сохранить свою жизнь. Кроме того, обращение к периоду Сэнгоку сообщает важный нюанс, поскольку Такэтоки, в отличие от Макбета, заслужил почести не в священном деле защиты отчизны от иноземного вторжения, а подавлением междоусобной смуты, продолжению которой, взойдя на престол, сам же способствовал. Да и образ Замка паутины, быть может, не столь эффектный, как другой, явно адаптированный к западному мировосприятию (трон в крови), видится по-восточному глубоким и выразительным, приобретая обобщённые черты – символизируя самую Власть.

Впрочем, новаторство Акиры Куросавы в осмыслении самурайских фильмов всем вышеописанным не исчерпывается хотя бы потому, что первоисточник позволил без малейшей логической натяжки привнести в действие элементы другого самобытного течения – «кайдан», историй о привидениях. Явление духа (вместо трёх ведьм-сестёр у Шекспира), плетущего нить судьбы, не носит декоративного характера – меньше всего служит приданию обыденным, земным событиям зловещего, потустороннего, мистического ореола. Это позволяет авторам привнести важный мотив предначертания², которое человек не в состоянии изменить, даже узнав о грядущем и получив возможность убедиться в безошибочности предсказаний, напоминающих проклятия. Однако причина кроется не в неумолимости рока, как в античных трагедиях, а всё в тех же, превалирующих чертах натуры человека. Васидзу наивно полагает, что сумеет обмануть самого себя, способствовав исполнению пророчества тем, что мирно, без кровопролития и интриг передаст власть над Замком паутины в руки Ёситэру. Сообщаемая Асадзи весть об ожидании ребёнка, который станет более достойным наследником, чем сын Ёсиаки, кажется чистой случайностью – но на таких «случайностях» как раз и построена история, не ведающая сослагательного наклонения. Поставленную режиссёром исполнителям, в первую очередь – Тосиро Мифунэ и Исудзу Ямаде, сверхзадачу приблизить манеру существования на экране к игре актёров театра но (вплоть до придания лицам выражений, как на застывших масках) рассматривали в качестве парадоксального примера того, как приверженность сценическим традициям может резко усилить кинематографичность зрелища. Однако куда существеннее, что столь необычное средство помогло добиться предельной (архетипической?) чистоты в выражении тех или иных человеческих эмоций, чувств, сокровенных помыслов, вместе с тем – не утратив динамизма. У Куросавы нет непримиримых противоречий между внутренним и внешним, и призрак (говоря научным языком, галлюцинация) Мики, которого Васидзу тщетно пытается изрубить мечом, так же подлинен, как тело сёгуна, лично пронзённое копьём. А картины сражений, включая взятие фортов и замков, воспринимаются чуть ли не прямым выражением всесилия воли, как основной составляющей того, что Лев Толстой называл «духом войска». Кульминации линия достигает, безусловно, в заключительных кадрах, когда на Такэтоки обрушивается, точно кара небесная, град стрел, пущенных руками тех, кто изменил изменнику, воочию убедившись в верности прорицания. Мифунэ, по праву занимающий место среди лучших артистов за всю историю киноискусства, демонстрирует здесь верх мастерства и, кроме того, мужества, согласившись обойтись без комбинированных съёмок и действительно пойдя на серьёзный риск – став своего рода живой мишенью для специально приглашённых профессиональных спортсменов-лучников.

.

__________
1 – Его романы «Кровавая жатва» /1929/ и «Стеклянный ключ» /1931/ частично послужили основой для «Телохранителя» /1961/.
2 – Мысль заострена уже в экспозиции, в словах песни, звучащей на фоне сиротливых, окутанных туманом гор – места, где когда-то стоял Замок паутины.

Прим.: рецензия публикуется впервые