Волосы / Hair (1979)

Кичин Валерий. Под обломками «концепций» // Видео-Асс. – 1990, № 2. – С. 80-83.

ПОД ОБЛОМКАМИ «КОНЦЕПЦИЙ»

Унаследовав едва ли не от «Окон РОСТА» манеру изображения «заграницы» и особенно ее Мекки – Города Желтого Дьявола – в духе «Мистера-Твистера», наш кинематограф создал в массовом сознании немало мифов. В небезызвестной «Победе» Маковского и Матвеева единственный американец представал пронырой-попрошайкой, беспринципным и трусливым, и лишь обаяние Андрея Миронова придавало ему человеческие черты. Хотя и не мешало монументальным героям картины смотреть «на буржуя – свысока».

В «Рейсе 222» Микаэляна (фильме, думаю, постыдно конъюнктурном для этого умного и талантливого режиссера) американцы только и думают о том, как бы отторгнуть кого-нибудь из советских людей от родины – и нет у них иных забот.

Многие, многие фильмы от «Европейской истории» до «Скандала в Английском парке», принимавшиеся на ура официозной критикой, ныне смотрятся как позор нашего кино, махровое вранье, выражение политики, внедрявшей в помутневшее сознание народа настойчивый «образ врага» там, за океаном.

Был ли здесь паритет? Отвечали ли на нашу «идеологизированную» насаждавшуюся кинематографом ненависть ответной ненавистью «там»?

Антисоветизм – скажем сразу – имел место. Правда, теперь мы понимаем, что многое из того, что считалось «антисоветским», было на самом деле лишь выражением здравого смысла. Но речь сейчас о другом. «Генералы от кинокритики» чувствовали груз «социального заказа», они – выполняли свой «долг», они лгали, твердо сознавая, что никто и никогда у нас не сможет их отчеты сверить с реальностью.

Удел такого киноведения сегодня жалок. Былые мэтры оказались в луже. Их труды выглядят пародийно, их «концепции» вызывают веселое изумление с той поры, как в «железном занавесе» стали появляться непредусмотренные щели. Одну такую щель пробило видео, почти нелегально проникшее в страну тотального контроля.

Первым «неконтролируемым» фильмом, увиденным мною на видеоэкране, был мюзикл Милоша Формана «Волосы», о котором я уже хорошо знал из очередной брошюры, что это фильм, где герои «весело поют и танцуют», воспевая вьетнамскую войну. Поэтому стал смотреть его с понятной опаской и априорной неприязнью. И тут же обнаружил, что автор брошюры наврал. Фильм был, совсем наоборот, ярко антивоенным, и трактовал вьетнамскую авантюру как позор и трагедию Америки. Я сказал об этом автору брошюры. Тот удивился. Не тому, что наврал, а тому, что оказался застукан. И признался: смотрел фильм в Канне, без перевода, а английского не знает…

Появление в нашем доме видео стало поэтому фактом не только культурного, как во всем мире, но и политического значения. Высокосидящие чиновники Госкино еще чахли над златом своих необъятных «особых сейфов», где хранились фильмокопии запретных фильмов, до которых подведомственный кинобоссам народ не дорос. А за пределами дворцовых покоев в Гнездниковском переулке¹ эти же фильмы совершенно спокойно смотрели тысячи сограждан.

В том числе «Охотника на оленей» Майкла Чимино, по поводу которого советская делегация на Западноберлинском фестивале устроила, помнится, форменную истерику, после чего о фильме нельзя было даже упоминать без опаски. При ближайшем рассмотрении картина оказалась отражением больной совести Америки, которая не в силах забыть драму все той же позорной войны. Герои фильма – русские эмигранты в США – обстоятельство, вызвавшее особый гнев официальной делегации, покинувшей зал при первых кадрах. Фильм подробно живописует их быт, их приверженность родным традициям, он на-

_______

1 – Госкино СССР.

80

стаивает даже на особой, загадочной для Запада русской духовности, позволившей героям быть до конца верными фронтовой дружбе, давшей им силы для самопожертвования. Иными словами, картина сделана с огромной симпатией к ее героям – русским американцам. Что не помешало объявить ее «антисоветской» – в самом упоминании об эмигрантах чудилось что-то враждебное…

Мы смотрим добрую комедию Нормана Джюисона «Русские идут!», которая, оказалось, вовсе не стремилась напугать американцев советским вторжением, а смеялась над барьерами предрассудков, нас разделяющих. Эти барьеры успешно преодолевала любовь американской красотки и советского моряка, который вовсе не походил на дикаря или медведя, был обаятелен, белозуб и голубоглаз и вызывал явственные симпатии авторов картины. Антипатии же вызывали предрассудки – стереотипы в представлениях друг о друге, которыми были равным образом заражены как жители глухой американской окраины, так и наши подводники, невесть как очутившиеся в далеких берегов.

Но разве не с этими предрассудками мы теперь активно сражаемся? Ломаем их в себе? Перестраиваемся… Норман Джюисон к этой перестройке звал еще в середине 60-х, но услышан у нас не был…

«Имевшие доступ» пугали читателей Джеймсом Бондом. Одно название фильма «Из России с любовью» вызывало некий трепет, и первые владельцы порочной видеокассеты передавали ее друг другу, оглядываясь и переходя на шепот. На экране появлялась экзотическая ефрейтор Таня Романова с раскосыми и жадными очами, слегка диковатая, способная помечтать, как она выйдет на Пикаддили в новом пеньюаре – но милая и успешно влюбляющая в себя неотразимого «агента-007». Ненависти у зрителей русская разведчица в интерпретации итальянки Даниэлы Бьянки отнюдь не вызывала. Да и весь этот фильм вовсе не претендовал отражать советские реалии, он успешно развлекал публику, слегка иронизируя над политическими штампами.

Реальная злость и недоброжелательство по отношению к «империи зла», как выразился Рональд Рейган, возникли на американском экране не без участия наших соотечественников, уехавших на Запад. Мне неприятен, скажем, фильм «Москва на Гудзоне», где впервые снялся в заокеанском кино наш Савелий Крамаров – неприятен недоброй своей интонацией, гротеском дурного вкуса. Фильм словно бы и не врал, показывая бесконечные наши

81

очереди, нищету, казенщину быта. Но делал это противно, с интонацией расиста, забредшего в грязную индейскую резервацию.

Довольно долго ходила в подозрительных картина «Парк Горького» английского режиссера Майкла Аптеда – опять-таки скорее из-за названия, обещавшего вариации на советскую тему. Хотя этот типичный детектив тоже не претендует на политические сверхзадачи. Русская натура там не более чем элемент экзотики: снега, меха, КГБ и неизменная водка, которую подают на манер аперитива, задолго до закуски.

Герой фильма, следователь Московского УГРО Аркадий Ренко способен вызвать только симпатии. Не случайно на роль приглашен Уильям Хэрт, один из обаятельнейших и наиболее глубоких актеров современного американского кино.

Нельзя не подивиться и тщательности, высокому профессионализму работы художника: фильм, снятый в Хельсинки, вызывает даже у москвича ощущение абсолютной достоверности. Это именно Москва, ее атмосфера, ее архитектура, ее антураж. Только с новой остротой отмечаешь казенность городского облика, с этими свалками магазинных ящиков в подворотнях, с нелепым строем закрытых киосков для мороженого и огромным Лениным на облезлом брандмауэре.

Куда менее точны авторы в своих представлениях о наших нравах. Мы, в их глазах, страна, притерпевшаяся к жестокости, уже и не замечающая страшного. Именно поэтому зрителям старательно покажут, как распиливают в судебной анатомичке труп молодой женщины, как отрезают ей голову и несут в круглой кондитерской коробке к некоему профессору. Профессор сначала отдаст голову на съедение червям (покажут, обязательно покажут, причем, непременно крупно), а потом по обглоданному черепу станет восстанавливать лицо убитой, словно лик Ивана Грозного.

Как-то я не замечал в собственно американских или английских сюжетах такой степени будничного, как бы само собою разумеющегося натурализма. Встречается подобное в фильмах про людоедов, но – не в «цивилизованном антураже». Стало быть, в глазах авторов мы еще не вполне цивилизованны.

С другой стороны, а что, разве уже вполне?

Впрочем, будем справедливы. Антисоветского здесь тоже и в помине нет, нет даже оттенка неприязни к нам – авторы нагнетают «экзотику», но в общем, показывают незнакомую страну как страну людей разных. В том числе и совестливых, нравственных.

Вопреки подозрениям наших «имевших доступ» знатоков, американское кино шло не от политического тезиса, а от чувств человеческих, от симпатий, антипатий. Даже в таких крайне недружелюбных к нам картинах, как «Рембо III».

Фильм «Шпион, который меня любил» – из той «джеймсбондовской» серии, где стареющего Шона Коннери сменил Роджер Мур. Сменился и сам «имидж» героя: это теперь не супермен, а персонаж почти комедийный. Он даже уступает своей партнерше – красотке из Москвы майору Алмазовой (Барбара Бах), – сочетающей несомненную сексуальность с живым умом, хотя и слегка тронутым фанатизмом (черта, почти непременная для «современного русского характера» на западных экранах). Две разведки – советская и английская – успешно соревнуются между собой как достойные противники, и в конце концов правительства объединяют усилия в охоте за безумцем, готовым развязать новую войну.

Чистое «смотриво», «развлекуха», но милая и тоже подспудно разрушающая образ врага.

И уж совсем не оставляет от него камня на камне удачная, по-моему, комедия Джона Лэндиса «Шпионы как мы», где при всей эксцентричности и невероятности событий возникает очень внятная душе тема чужеродности политических амбиций для нормального человеческого сознания. Пока генералы играют в свои дорогостоящие игрушки смерти, люди предпочитают думать о жизни. Картина смеется над бестолковостью, с точки зрения здравого смысла, поступков, акций, решений, предпринимаемых «ястребами» и планету от гибели спасают здесь не правительства и не пресловутый «ядерный щит», а рядовые люди, которым надоело быть исполнителями чужой воли. Они берут дело в свои руки, и в последний миг, как и положено в комедии,

82

отклоняют смертоносные ракеты от их целей на обоих континентах.

Американское кино вообще, как правило, весьма саркастично к политиканам и их идеям, и весьма сочувствует простым людям, которые везде люди, независимо от общественных систем и политических установок. Картины такие первородно, изначально гуманистичны, и если что-нибудь пропагандируют, то – восстание человека против догм.

Пересматривая сейчас многие некогда запретные фильмы непредубежденным взглядом, видишь и то, как мало, в сущности, знают их авторы о реальной глубине наших потерь в годы тоталитаризма. В сущности, в каких-то деталях ленты эти даже идеализируют нас, наши социальные институты, наши бытовые проявления. Дай, как говорится, бог нам таких милиционеров, какого изобразил Арнольд Шварценеггер в «Красной жаре» – убежденных стражей закона, профессионалов до мозга костей. Образ скалькирован с американского полицейского – это видно за милю. В том же фильме герои приходят в московский пивной бар, напоминающий уровнем сервиса и обычаями скорее Мюнхен или Франкфурт, чем советскую столицу. В экранной Москве, представшей в фильме «Парк Горького», еще усердно моют стекла, в булочных старательно заворачивают хлеб в бумагу, короче говоря, сколь бы топорно и убого ни выглядел наш быт на экране, в реальности он еще топорней.

Так что, вопреки стойким убеждениям чиновников от идеологии, это полезно – смотреть такие фильмы. И похожести, и непохожести больно ранят душу. Потому что столько печального, сколько мы ныне о себе знаем, не мог бы сообщить нам ни один, самый изощренный антисоветский фильм в мире.

Так что же – спросит бдительный читатель, – разве не было в западном кино откровенной и злобствующей антисоветчины, свирепого антикоммунизма? Разве не было русофобии, спросит читатель «Нашего современника».

Все, разумеется, было. Но не в рамках привычных нам «идеологических диверсий». Художники, каждый по-своему, высказывают свое понимание нашей системы и образа жизни. Со многим, прежде для нас неприемлемым, мы уже готовы согласиться. Что-то идет от незнания или гротескного преувеличения реальных черт. Кто-то активно не принимает коммунистических постулатов – но ведь и это уже не выглядит пугающим жупелом в эру плюрализма и распада тоталитарных режимов, именовавших себя приверженцами коммунистических идеалов. Да и сами эти идеалы – разве не подлежат они критическому осмыслению, в том числе и художественному?

Истина рождается, как известно, в спорах. Видео включило в этот спор каждого из нас напрямую, без посредников-охранителей. Это замечательное изобретение, но для нас оно гениально вдвойне.

Валерий КИЧИН

83