За пригоршню долларов / Per un pugno di dollari / Por un puñado de dólares / Für eine Handvoll Dollar (1964)

Зуй Евгений. Как классики вестерн делали // Экран. – 1993, № 3 – С. 38-39.

Как классики вестерн делали

Предвижу вопрос: зачем же все-таки мы вытащили на свет эти фильмы едва ли не тридцатилетней давности? Но разве не стоит нашим кинематографистам присмотреться повнимательней к этой истории? Одним фильмом Серджо Леоне вернул итальянцев отечественному кинематографу. Куросава, напротив, обратил внимание всего остального мира на киноискусство маленькой Страны восходящего солнца.

Вестерн – истинно американский жанр страны победившего индивидуализма. Это бесконечная «Илиада» американского народа. Как и революции, ее история не делалась в белых перчатках, а потому и была небезупречна с позиций Нагорной проповеди. Вестерн стал мифологией американского народа, создавшего свое общество на голом месте и затосковавшего по корням.

«Большое ограбление поезда» Э. С. Портера и поиски Дж. П. Морганом-старшим предков среди дворян Европы – явления одного порядка. До фильма «Назад в будущее» оставалось еще 80 лет, и Америка бодро двинулась вперед в прошлое. Фильмы Т. Инса, К. Видора, Г. Кинга и особенно Джона Форда – это вехи погружения Голливуда в историю.

Расцвет кончился к концу 60-х. Вестерн сходил с широких экранов или мимикрировал, превращаясь то в гангстерско-полицейскую историю любви на фоне выстрелов («Бонни и Клайд», режиссер А. Пени, 1967), то в веселые комедии положений, что есть верный признак кризиса жанра. Но, к счастью, этот кризис на родине вестерна совпал с его буйным цветом на чужой почве. Два великих адаптатора – Акира Куросава и Серджо Леоне – реанимировали этот жанр.

Первым в 1954 году это сделал Куросава. К этому времени за спиной у него уже были «Идиот» по Достоевскому и «Расёмон» по Акутагаве. Но главное – он опирался на десятилетние традиции жанра «кэнгэки», сводившегося к борьбе самурайских кланов и финальным схваткам на мечах. А еще позади остались годы американского оккупационного режима, время первого вторжения чужой культуры на землю сакуры.

Куросава оказался первым, кто заметил формальное сходство «кэнгэки» и вестерна. Заметил и создал свой новый жанр так сказать – «сакура-вестерн». Казалось бы, все элементы «кэнгэки» налицо: самураи, кимоно, харакири и т. д. Но в экзотической оболочке скрыто совершенно иное содержание герои бьются не за своего князя, а за людей, защи-

38

щают не честь клана, а свою честь. Итог – приз фестиваля в Венеции, «Оскар» 1955 года фильму «Семь самураев».

Спустя еще несколько лет Куросава сделал, пожалуй, самый яркий «сакура-вестерн» – «Телохранитель» (1961), с Тосиро Мифунэ в главной роли. Сейчас трудно сказать, снимал режиссер свои фильмы для японцев или для «зрителя вообще». Во всяком случае, может быть, из-за того, что любому человеку представи-

38

тели иной расы кажутся на одно лицо, персонажи «Телохранителя» для нас – маски, которые Куросава сделал еще гротескнее. Вот один клан, а вот другой – дегенеративно-экзальтированные лица, тела непропорционального сложения – такой набор не снился и Лопушанскому! А вот и «простые» люди. Прыгают, лопочут, суют потными ручонками деньги хозяевам. В фильме, где действуют полсотни персонажей, нормальны только трое: Старик, Телохранитель и Самурай. Они и переводят действие из фарса в трагедию, в притчу и обратно в фарс с лихим действием.

Сюжет прост. Одинокий самурай (Тосиро Мифунэ) приходит в город, чтобы наняться в телохранители, и останавливается в доме у Старика. Здесь он узнает, что городом правят два враждующих клана, и решает столкнуть их между собой. Однако в город неожиданно приходит молодой самурай с револьвером – вещью невиданной. Он присоединяется к одному из кланов, вместе они уничтожают конкурентов, попутно захватывая в плен Телохранителя. Но он бежит. И побеждает врагов…

У другого известного японского режиссера Ошимы самурай стал донжуаном, у Куросавы – суперменом с ковбойскими замашками и европейским мышлением. Итог: один внутренне свободный человек побеждает город рабов, один режиссер «коммерческим» фильмом разрушает имперско-тоталитарные устои в сознании зрителей.

По-иному поступил Леоне. Снимая «За пригоршню долларов» в далеком 1964-м по мотивам «Телохранителя», он радикально переделывал все куросавовские построения. И вот уже два клана (шерифа и братьев Рохов) отнюдь не комичны, да и состоят по большей части из писаных красавцев. От всех масок «Телохранителя» остался лишь иронический прищур главного героя – Янки в исполнении Клинта Иствуда. Зато натурализм, которого изящно избежал Куросава, у Леоне щедро лезет отовсюду.

В первом же кадре лошадь везет прикрученный к седлу труп с табличкой на спине: «Adios, amigo!» Спустя десять минут Янки укладывает пятерых выстрелами в упор. Трупы складываются штабелями, кровь так же привычна, как и трава. Но Леоне пугает, а нам не страшно. Это не убийство, а игра в убийство, игра в вестерн по правилам комиксов. Кажется, что сейчас появится режиссер, скажет: «Снято!» – и павшие восстанут, но не возопиют, а перекурят, выпьют пива и снова примутся тузить друг друга почем зря.

Симпатичный парадокс получается. Куросава избегал жестокостей, Леоне обильно приправил ими свой фильм, а результат один и тот же: в обеих картинах достигается ощущение ирреальности происходящего. У Куросавы в итоге выплывает наружу полная импотенция (и в прямом, и в переносном смысле) горожан и самураев. У Леоне же оба клана сильны и деятельны. Это гидры, у которых вместо отрубленной головы вырастают две новые. Потому битвы «по правилам» бессмысленны. И побеждает тот, кто первым нарушит неписаные законы бандитизма. Крик «Мы сдаемся!» застрял в пробитом горле побежденного, ибо честным здесь быть не может никто. Никто, кроме Янки… У Клинта Иствуда здесь странная роль. Его герой – схема, призрак, бродящий по прериям. Это воплощенное Добро с кулаками, мессия, готовый ради выполнения своей миссии поступиться понятием абстрактного гуманизма. Победив, он уходит из города. Призрак, порожденный дымкой над лужей теплой крови, не может жить ни в мире, ни в миру. Ему придется создать насилие, чтобы бороться с ним. А потому иствудовский Янки – все та же маска не то театра кабуки, не то комедии дель арте… Не то блоковского балаганчика.

Евгений ЗУЙ

39