Затерянный в Сибири / Zateryannyy v Sibiri / Lost in Siberia (1991)

Дондурей Д. Бешеные деньги // Искусство кино. – 1991, № 1. – С. 59-61.

Д. Дондурей

Бешеные деньги

Мы, кажется, свыклись с тем, что в наше смутное время распадаются все устойчивые связи и под трубный зов обещанного рынка все включаются в разрушительный процесс отказа от любого толка определенностей. А посему не имеют значения ни победы над идеологическими запретами, ни экономические послабления. В том числе недавно вдохновлявшая оппозиция «независимое – зависимое кино». Она попросту утеряла свое боевое содержание. Можно даже резче сказать – смысл. Прошло меньше года, и «независимость» стала очередным мифом. Возможно, необходимым, но – мифом.

Зависимость от Госкино в более широком контексте выглядит ничуть не хуже, чем зависимость от распорядителей дефицитных производственных мощностей. Важно одно – запустить новый проект. Но одни все еще пользуются финансовым и технологическим патернализмом Госкино, имеют квоты на родной студии, а другие вынуждены покупать, перекупать ресурсы, существовать в полукриминальной подчас ситуации. И в том, и в другом случае имеются свои преимущества.

Но есть одна фундаментальная – общая для всех черта. Все студии – государственные, кооперативные, при общественных и советских организациях, хозрасчетные и бюджетные, старые и новые – абсолютно не зависят от зрителей! Пришла публика посмотреть только что снятый фильм или не пришла – значения не имеет.

Наша уникальная культурно-экономическая система и при нынешнем катастрофическом дрейфе в сторону капитализма действует так, чтобы сохранить свои основные генетические принципы. Если раньше удобство планового хозяйства заключалось, кроме прочего, и в том, что продукция повышенного риска – кинематограф – не была включена в экономические отношения, предполагающие риск, то теперь аналогичный эффект достигается за счет… делегирования риска. До многих уже дошло, что самое страшное испытание у нас – жить на собственные деньги. Есть масса способов одолжить, продать, всучить свой риск. И наши кинопредприниматели освоили эту премудрость, способную конкурировать с продажей государством собственных долгов или незавершенного строительства. Перечисляю только некоторые из используемых «ходов».

Во-первых, как только становится понятно, что зритель твою картину смотреть не будет и все коммерческие ухищрения напрасны, можно заявить: снимали экспериментальное кино, от которого ждать какой-либо прибыли, извините, непрофессионально.

Во-вторых, можно поблефовать с западными партнерами. Всегда есть шанс получить несколько тысяч шальных долларов, если сильно захотеть.

В-третьих, прокат. Года два назад начали осознавать, что из каждых десяти кинорублей только один связан с кинопроизводством. Остальные – с прокатом. Следовательно, бесполезно тешить себя маниакальной критикой проката или взаимными запугиваниями тотальной коммерциализацией. Да, возвращение к капитализму не будет галантным. Да, никто не обещал, что обойдемся без жертв. Да, прокат не восприимчив к «Мести», скажем, или к «Фанни и Александру». Да, не понимает, что и эти картины вполне могут быть самоокупаемыми. Просто жизнь не заставила ни думать, ни действовать в этом направлении. Ни до так называемого «перехода к рынку», ни теперь.

Стоит признать, что в массе своей прокатчики не менее дееспособны, чем в массе своей режиссеры, драматурги или как бы продюсеры. Какие зрители – таков прокат, каков прокат – такова и кинематография. Не хотим признавать этой реальности. Оттого всюду уклонение от личной ответственности, цеховой снобизм. То и другое никогда не преодолеть нынешней стратегией – продать право собственности на прокат своего фильма какому-нибудь ушлому кооперативу или посреднической фирме. Любому залетному гостю – сразу оптом – и с плеч до-

59

лой. А уж тот, кто купил, сам выкручивается.

Надо признать, что советский кинематограф никогда не имел столь благоприятную инвестиционную ситуацию. Запуститься может каждый, кому не лень. Есть деньги, которые таким образом отмываются, есть те, которые облагораживаются, а есть еще и те, что резервируются для других акций или для рублевых покрытий валютных отчислений.

В-четвертых, кино довольно большому числу наших самозванных предпринимателей представляется чрезвычайно прибыльным делом. Эти иллюзии они вынесли из своего далекого детства. Деревянных денег предостаточно – вот и лезут металлургические заводы, два траловых флота, судоверфь и объединение колхозов в кинобизнес (я называю реальные случаи). Престижнее, шикарнее вложить деньги в какой-либо сценарий, чем в ремонт ящиков для вывоза мусора, хотя последнее, может, и выгоднее и даже полезнее. Но кино романтичней: опять же артисты, телевидение, лейбл «спонсор».

В-пятых, есть вариант создать свою прокатную микроконтору и самому выйти к директорам кинотеатров. Достаточно выскользнуть из монопольных сетей региональных киновидеообъединений и удушающих объятий кинорынка, и этот шаг будет автоматически вознагражден торговыми выгодами.

В-шестых, есть старый социалистический способ заработка: принудительные ассортименты – фильмы «в придачу», «в нагрузку», «в одном пакете». Естественно, это наносит удар ниже пояса и картине-паровозу и прицепным лентам. Но чего не сделаешь ради уменьшения степени риска и силового покрытия издержек. В качестве локомотива для отечественных лент или продукта натурального обмена могут, в-седьмых, использоваться американские второсортные фильмы, купленные у третьих стран по дешевке, обмененные или взятые в аренду на определенный срок. А сейчас, как известно, на подходе трехкопеечные сингапурские и гонконгские боевики, которые превратят национальную продукцию попросту в бросовый товар.

Наряду с перечисленными работали, конечно, и другие ходы независимости советских фильмов от зрителей, прямые или закамуфлированные, но выводящие любую картину в пространство организационной и экономической утилизации, предпринимательских находок, групповых и личных гешефтов. Никто уже не говорит об искусстве – победой объявляется средний профессиональный уровень. Как тут удержать планку, если за два года производство при отсутствии маломальского спроса увеличилось чуть ли не вдвое? Не хочу бросить камень в тех, кому дают снимать «свое» кино. Слава Богу, что благодаря фальшивомонетной деятельности наших псевдопродюсеров банки щедро перебрасывают лишние деньги из других сфер в кинематограф.

Опасно другое – нынешняя экономика нашего кино практически голосует и против голливудского, ориентированного на массовую публику пути, и против прежней, принципиально порочной, но давшей выдающиеся произведения искусства системы. Опять что-то мертворожденное. Опять разорванные связи. Зрители, финансисты, производители, творцы, критики – все существуют сами по себе по законам самообслуживания. Итог? Для кассы снимают то, что не имеет шансов на успех у любых категорий публики. Положение дел и запускаемый сценарный поток свидетельствуют, что ситуация не изменится и в ближайшие годы. Нет коммерческого советского кино – вот главное следствие нынешней прорыночной коммерциализации, по поводу которой столько написано и сказано. Видимо, это тоже очередной русский хозяйственный парадокс, доказывающий, что все-таки не удастся проскочить прямо из феодализма в постиндустриальное общество.

Хочется, конечно, верить, что возвращение России к рынку, к предпринимательству, так же, как в Германии, например, или Венгрии, будет не варварским, а поэтапным и академически рассудительным. Но – увы! Это с нашим-то национальным характером и традициями в момент отменить такие базирующиеся, я бы сказал, на культурных матрицах формы экономического перераспределения, как блат, мухлеж, приверженность народной сентенции «лучше за рубль лежать, чем за два бегать». Продюсер фильма «Затерянный в Сибири» (его снимает А. Митта на английские деньги) отчаялся: «Ведь мы хорошо платим! И все равно никто работать не хочет!» Не так-то просто довериться формуле «выгоднее заплатить, чем украсть», когда ежегодно только за счет повсеместных общенациональных махинаций трудящихся у нас в стране выплачивается 35 млрд. незаработанных рублей.

Будто бы еще Маркс не предупреждал о так называемом «азиатском способе производства» в России, где нельзя механически калькировать западные образцы. По-

60

терпев фиаско с построением социализма, мы почему-то надеемся без учета «специфики» воздвигнуть некий квазикапитализм. Но у «них» используют деньги, чтобы финансировать культуру, а у нас – культуру, чтобы противостоять деньгам. «Я ненавижу того, кто хочет меня купить, я ненавижу того, кто хочет меня продать» – точно формулирует Игорь Сукачев из «Бригады С». Есть системы, где все жизненные структуры, отлаженные, как японский компьютер, нацелены на то, чтобы автоматически разрешить возникающие трудности. Наша система запрограммирована на то, чтобы нагромоздить их как можно больше. Тут действует, конечно, не столько тот или иной способ производства, сколько связанная с ним культурная мистика.

Суть драмы: наши шедевры искусства – дети именно этой абсурдной Системы. Видимо, именно поэтому у пас никто не жаждет знать, что хочет смотреть советский зритель, за что готов он платить деньги. Кто, кому и как должен показывать фильмы.

Общественность не догадывается, на что Госкино тратит и перед кем отчитывается за десятки миллионов бюджетных средств, ассигнуемых ежегодно на национальное кинопроизводство, или как уговорили российского премьера И. Силаева учредить в сентябре 1990 года очередное киноведомство под названием «Государственный фонд развития кинематографии при Совете Министров РСФСР». Система и сегодня не спешит поделиться с нами своими тайнами. Значит, ничего не изменилось.

Иногда ловлю себя на мысли, что эта кажущаяся бессмысленность на самом деле способ выжить!

61