Словно специально для тех, кто считает Такаси Миикэ безнадёжным постмодернистом, для которого в искусстве нет ничего святого и… несовместимого, он время от времени выносит на суд публики «чистые» жанровые образчики, нередко являющиеся, к тому же, повторными постановками признанных фильмов…
Лента Хидэо Гося, вне всякого сомнения, придётся по вкусу любителям исторических боевиков, поскольку режиссёр, также выступивший в качестве кинодраматурга, не обманет ожиданий тех, кому не терпится насладиться виртуозными, захватывающими дух поединками…
Картина даже в чисто зрелищном отношении представляется новаторской, покоряя необычным (на грани парадоксальности) сочетанием двух излюбленных в Стране восходящего солнца жанров: дзидайгэки и кайдан. Кэндзи скрупулёзно воспроизводит атмосферу периода Сэнгоку, омрачённую бесчисленными кровавыми междоусобицами…
Хидэтора, безусловно, остаётся жертвой лжи и красивой лести старшего и среднего сыновей, сбросивших маску почти сразу после того, как отец добровольно отказался от реальной власти, но теперь – несчастного старика настигает расплата и за персональные прегрешения…
Авторы привносят в историю не просто дополнительную остроту, но и нотки трагизма, уделяя особое внимание отношениям незрячего фехтовальщика с ронином, который, даже умирая от чахотки, с честью и достоинством исполняет долг воина. Отношениям, завершающимся напряжённой дуэлью…
Фильм получился не менее потрясающим (одним из лучших за всю историю японского киноискусства) образчиком дзидайгэки и вместе с тем – ярким примером того, как, обращаясь к популярному жанру, истинный художник сохраняет верность своим эстетическим и гражданским принципам…
Сложно выделить какое-то одно сражение, но всякий раз, когда противоборствующие стороны сходятся на жестокую сечу, зрелище получается незабываемым. Это, вероятно, соответствовало намерениям кинематографистов, которые пытались не передать величие отдельного, хотя бы и решающего, побоища, а показать течение затяжного междоусобия в целом, со всеми манёврами…
Мораль поведанной истории всё-таки не ограничивается, безусловно, важным выводом о губительности и – так или иначе, раньше или позже – обречённости погони за властью и наживой, который отлично вписывается в гуманистические воззрения Акиры Куросавы…
Речь не о мести как таковой – исключительно о восстановлении попранной справедливости и о спасении чести рода, которая важнее писаных законов (интересов государства)…
Финальное откровение подтверждает, что противопоставление «крестьянин – самурай» несёт трансцендентный смысл, символизируя собой антиномию «жизнь – смерть», в которой Акира Куросава превозносит первое…
