Превращение бесстрашного, лихого, обаятельного, пусть и не любящего прихвастнуть, поручика в персонажа советского фольклора (в первую очередь – несчётных анекдотов, зачастую фривольного содержания) служит надёжным свидетельством популярности в народе…
Сценарист Сергей Ермолинский, конечно, отступился от некоторых фактов – но исключительно ради более глубокого раскрытия характера персонажа. Страстный патриотизм сочетался в нём с бунтарством натуры – с готовностью, когда это нужно для пользы дела, бросить вызов любым авторитетам…
Искушённый юрист (на редкость точное попадание в типаж Фабриса Лукини!) проницательно заявляет обескураженному просителю, что за годы профессиональной карьеры вдосталь насмотрелся на те подлые поступки, которые романисты по наивности считают плодом собственной фантазии…
Продемонстрированное мастером старой кинематографической закалки искусство невольно померкло на фоне дерзких новаций, фонтанировавших у Гора Вербинского, который решительно не желал ограничиваться банальным реализмом, покорив гремучей смесью авантюрных, романтических и… мистических мотивов…
Перед режиссёром стояла более сложная и многомерная задача, чем, скажем, перед Яковом Протазановым и Фридрихом Вильгельмом Мурнау, также стремившимися максимально ёмко выразить внутренний мир персонажей. Ведь речь шла о незаурядной, хорошо изученной личности, пусть и «увиденной Абелем Гансом»…
Режиссёр, скорее, задался амбициозной целью исследовать общество, породившее Просвещение (или, наоборот, порождённое уникальным феноменом?) с привлечением методологии и понятийного аппарата экзистенциализма, вернувшегося на новом витке развития к вязкому иррационализму…
В данном случае не станем придираться к «мелочам» – вроде утверждения, что наличествующее в тексте слово «Hister» является чуть искажённой фамилией «Hitler» (а не географическим наименованием). Споры по поводу прошлого (нашего, не Мишеля) имеют отвлечённый характер…
Даже если не поддаваться максимализму отдельных исследователей и не проводить прямые, поимённые параллели между новыми товарищами Кевина и «монтипайтоновцами», вынесенный в заголовок эпитет не может не вызвать стойкой ассоциации с участниками прославленной комедийной труппы…
Что и говорить, промахи очевидны. А ведь у авторов, в принципе, наличествовало всё для впечатляющего результата. Роман «Пушка» /1933/ не пользовался таким же спросом у читателей, как книги из цикла о Горацио Хорнблоуэре, но тоже представлял собой интересную основу для экранизации…
Утверждение, что Сергей Фёдорович Бондарчук вновь раскрылся баталистом колоссального масштаба и, кстати, редкостным эрудитом, досконально изучившим, приступая к работе, воссоздаваемую на кинополотне эпоху, вряд ли станет предметом бурной полемики…
