Человек с бульвара Капуцинов (1987): материалы

Масловский Г. Привет! // Искусство кино. – 1988, № 4. – С. 51-56.

Разборы и размышления

Г. Масловский

Привет!

Привет (в значении заздравной речи)

«Действие фильма происходит в глубокой сибирской деревне на диком Западе. Главный герой – миссионер в своем роде. Он приехал проповедовать доброту, любовь к ближнему и прочую ерунду посредством кино. Звали его мистер Джонни Фест…» Это из сочинения семиклассника московской школы № 40 Степы Писарюка.

Авторы фильма «Человек с бульвара Капуцинов» могут праздновать победу – их произведение не только с удовольствием смотрят, оно не только завоевывает призы у нас и «на диком Западе» (в «самом» Лос-Анджелесе!). Зритель (да еще какой –

51

юный!) и почувствовал стилизацию, иносказание, и нашел конфликт, и обнаружил внутренний стержень героя.

Порадуемся и мы – и у нас праздник: веселая, неглупая, динамичная, увлекательная комедия!

Отважная женщина – режиссер, к тому же комедиограф! – сняла свою безусловно лучшую картину. Условность прежних бытовых комедий Аллы Суриковой явно сковывала ее возможности: они и в быт не укладывались, и оторваться от него не решались. Теперь мастер вышел на простор – и какой необузданный темперамент обнаружился, какая роскошная фантазия, какая уверенная рука!

Эдуард Акопов быстро, смело и прочно занял в кинодраматургии свое особое, дефицитное место автора комедий. «Человек с бульвара Капуцинов» талантливо придуман, с умным юмором написан – это тоже пока лучшая работа драматурга.

Сложилось так, что подвижник кино Джонни Фест (что означает в переводе Первый) стал последней ролью Андрея Миронова. Вряд ли справедливо говорить, что это лучшая работа в кино талантливого актера, но созданный им образ, непредумышленный итог его творчества, приобрел во многом автобиографические акценты, звучит как завещание столь рано ушедшего артиста, и в нем нет ни фальши, ни натяжки. Мастер ушел от нас с особой, значимой, мироновской улыбкой.

Александра Аасмяэ (Яковлева) уже давно красуется на нашем экране, но только сейчас она получила роль, в которой ее достоинства предстали в полном блеске, без обременительной психологической нагрузки – это ее звездный час.

Олег Табаков, Игорь Кваша, Лев Дуров, Галина Польских, Семен Фарада оправдали наши ожидания в характерных маленьких ролях.

Николай Караченцов и Михаил Боярский на редкость мягки и выразительны.

Наталья Фатеева, Спартак Мишулин, Олег Анофриев, Михаил Светин сумели блеснуть в крохотных эпизодах.

52

Особый праздник у каскадеров. Им здесь не приходится изображать красноармейцев или беляков, равно как и пастухов с Дикого Запада, – они здесь явлены сами собой и показали, кажется, все, на что способны, чем наполнили нас горделивым чувством: знай, мол, наших!

Оператор Г. Беленький, художник Е. Маркович, композитор Г. Гладков общего праздника не испортили.

Привет всем, кто дал его Степе Писарюку и всем нам, поклонникам фильма, среди которых и зрители, весельем не избалованные, и профессионалы, в трудностях знающие толк.

Привет (со смыслом отнюдь не заупокойным, но все же отчасти критичным)…

Этот фильм критиковать нельзя. Авторы до срока парировали критические притязания: в картине действует персонаж, который был философом, но за неимением работы по специальности стал гробовщиком, а под влиянием успехов синема решил испробовать себя в кинокритике.

Кто после этого решится говорить что-либо, кроме приветственных спичей?

Но и жанр спича, как известно, допускает, чтобы «тестирующий» слегка пожурил «тестируемого», дабы оттенить его же достоинства.

Пусть же в приветствии будет сказано, что требовательный взгляд отыщет в фильме сбои – и по монтажу, и по степени вкуса в использовании гэгов, и по изяществу актерского воплощения. Надо вообще признаться, что вторичного просмотра лента не выдерживает: в ней обнаруживаются не глубины, а прорехи.

Но увлеченность авторов столь заразительна, что тот самый требовательный взгляд попросту неуместен. Здесь нужно либо отдаться искристому потоку, либо поискать иной объект созерцания. Созерцатель не поймет экзальтации купальщиков, а те просто не в состоянии отнестись к нему иначе, как к скучному зануде.

Скучно было бы перечислять, как удались те или иные шутки, изобретенные в сценарии, и гэги, рожденные на съемочной площадке. Исключительно для примера скажу, что, по-моему, смешно, когда пастор находит для кино определение «опиум для народа». Менее смешно, когда тот же пастор с ревностью бросает по поводу Дианы: «Раба любви». Но это все же лучше, чем разговор новоявленных знатоков кино о некоем нашумевшем боевике «Невольница любви» режиссера Майкла Нихалкоффа, как было в сценарии. Смешон трюк с переломленной в пояснице старушкой, которая, получив лекарство от ревматизма и напутствие аптекаря о постельном режиме, ловко, хотя все так же скрючившись, вскакивает в седло и мчится на свое ранчо, – этого самоценного гэга в сценарии не было. Не смешно, когда мистер Секонд – что означает, как известно, Второй – цепляет себе звезду шерифа, сняв ее с портрета, устрашающе украшавшего салун, – это тоже новоявленный и тоже совершенно не обусловленный движением сюжета и типов гэг… Достаточно, чтобы показать: по ходу работы шло самостоятельное творчество, и, говорят, атмосфера на съемках была радостно-импровизационно-творческой, в какой и должна сниматься всякая эксцентрическая комедия. Однако мы знаем, что веселье на площадке – отнюдь не гарантия заразительной комедии. Здесь это получилось.

Так что не буду мелочным – скажу о просчетах неординарных, которые все же в картине есть.

Э. Акопов прекрасно придумывает сюжеты, умеет вести их не по наклонной плоскости, а остроумно поворачивая ситуации неожиданной стороной. И все же практически во всех сценариях вязь сюжета искусственно растягивается до полнометражного размера, а в экранном воплощении этот изъян режиссуре залатать не удается. Конечно, хорошо придумано, что

53

мистер Фест ненамеренно оскорбляет обитателей городка Санта-Каролина, когда просит у них чистую простыню. Но когда простыня-экран растягивается на весь фильм, из неприхотливой (и неоднократно повторенной) шутки переходя в зрительный образ и даже в кульминационно-сюжетную коллизию, никакая ткань (даже сотканная из конского волоса с добавкой локонов ослепительной Дианы Литтл) такой натяжки не выдержит. В свою очередь, и А. Сурикова, увлекшись трюками, не замечает, как явно прес-неет картина, когда спиртное в салуне меняется на молоко, а между тем вынуждена хоть как-то тянуть сюжетные линии по прямой – до следующего трюкового поворота.

Теперь вернемся к сочинению семиклассника. Там есть беспокоящее загадочное место про доброту, любовь к ближнему и прочую ерунду.

Степа эту самую ерунду написал без кавычек, и в этом загадка. То ли он по юности не учел важности этого интонационного знака, то ли ему такой стиль показался адекватным фильму, то ли в самом деле среди молодого поколения не в ходу перечисленные ценности.

Да и только ли среди молодого? Вот пассаж вполне взрослого критика В. Кардина: «Пик читательской популярности Ю. Трифонова пришелся на время, когда при пятибалльной оценке литературного творчества высшая отметка ставилась за доброту. Ее умиленно обнаруживали у поэтов и прозаиков, драматургов и публицистов. Союз писателей можно было смело переименовывать в Союз добряков.

Ю. Трифонова в разряд добрых не втиснешь, и этого ему тоже не прощали.

Сейчас доброта забыта. Аттестация ведется по признаку совестливости. Однако никому в голову не приходило и не приходит назвать Пушкина добрым, а Салтыкова-Щедрина совестливым. Литература, видимо, настаивает на других критериях. Но совесть, слов нет, позарез необходима. Особенно критикам»¹.

_______
1 Кардин В. Времена не выбирают… Из записок о Юрии Трифонове. – «Новый мир», 1987, № 7, с. 236.

54

Мы обесценили слова, за ними часто стоят лишь терминологические нюансы, и манипуляция ими не имеет отношения к ценностям. А тогда и сами доброта, совесть, любовь к ближнему, как кажется, поддаются манипуляциям.

Этот процесс, похоже, экранизирован в «Человеке с бульвара Капуцинов»: массой ковбоев уж очень легко манипулируют с помощью экрана-простыни мистер Первый и мистер Второй…

Но умолкаю: это уже похоже на тяжеловесную речь философа-гробовщика. Не стану портить праздник, продолжу приветствие.

Привет (в значении «добрый день или вечер!»)

В первый момент кажется, что успех здесь обеспечен чистотой жанра. Вера в то, что так называемый «чистый жанр» с его проверенными канонами должен принести безошибочный успех у зрителя, долго жила в нас и, наверное, жива до сих пор. И мы все сетуем на то, что практика кинематографа никак не может выдержать «чистоту» мелодрамы или детектива. И вот, наконец-то, «чистый жанр».

Но какой?

Вестерн? Ну уж!

Скорее пародия на него. В сценарии жанр так и определен². Однако Алла Сурикова в одном из выступлений заметила, что нельзя пародировать то, что неизвестно. И хотя кое-что из классического вестерна на наших экранах зрители старшего поколения видеть могли, а неучтенные массы молодых могут посмотреть нечто «вестерновое» по «видюшнику», Сурикова в принципе права. Она права, когда говорит, что авторы не пародировали вестерн, а работали в его стиле.

Значит, стилизация. Но это ведь не жанр, а уж что касается чистоты, то стилизация принципиально устроена на «смеси».

Скорее успех не в «чистом жанре», а в достаточно хитро устроенной и в общем неплохо сбалансированной многослойности. Во-первых, дина-

_______
2 См. «Искусство кино», 1986, № 7, с. 137.

55

мичныи сюжет с дополнительными моторчиками самодовлеющих гэгов. Этот совместно работающий движитель тянет на себе сентиментальную любовную историю, в которой влюбленные соревнуются друг с другом то в невинности, то в наивности; как и положено в такой истории, на пути к гармонии у влюбленных стоят неблагоприятные обстоятельства и неблагородные противники. Еще один слой – уже для более или менее посвященных – комическое обыгрывание типовых мотивов вестерна или, точнее, его легендарных признаков. Для «продвинутого» зрителя припасен редкий, незаигранный (у нас, по крайней мере) материал – шуточная, в духе капустника, «история кино». И наконец, еще одна, поглубже спрятанная мысль, которую не без удовольствия разыщет интеллектуал: искусство доброе и злое, сила и слабость каждого из них, их реальная и мифическая роль в жизни.

Эти слои не то чтобы спрятаны друг под другом – они сплетены в пеструю сферу, и каждый взгляд отыщет милый ему цвет и рисунок.

Эта счастливо найденная и увлеченно сработанная многослойность скорее всего и обеспечивает успех у самого разного зрителя – от семиклассников до искушенных профессионалов.

Привет (в значении передачи от третьего лица)…

Картина «Человек с бульвара Капуцинов» создавалась на стыке двух эпох отечественного кино: задумывалась и готовилась до перестройки, снималась в разгар споров о том, какой будет новая модель, вышла как одна из первых проб нового этапа.

Коль скоро мы говорим об удаче, то справедливо отнести этот фильм к высшим достижениям предшествующего этапа. Ведущим мотивом тогда был почти отчаянный призыв к созданию такого кинематографа, который удовлетворял бы всех: и ценителей искусства, и любителей развлечения. Теперь с некоторым запозданием и непременной в таких случаях простотой вдруг обнаружилось, как это можно сделать. Не судорожные попытки втиснуть в чуждые схемы родное содержание, а органическая и непритязательная многослойность сулила успех.

Запомним этот урок «Человека с бульвара Капуцинов» – авось еще пригодится в будущем…

А что же, сегодня такие фильмы не нужны и идея массового успеха не актуальна? Нужны, актуальна во все времена.

Но прежде «Человек…» был бы оптимальным достижением заветной идеи кинематографического руководства: и изящно, и неглупо, и увлекательно, и безобидно, и вкусно, и денежно.

Теперь (если я не ошибаюсь) генеральная идея поменялась – ожидаемый оптимальный фильм взрастает не на интеграции вкусов, а на поляризации мировоззрений, он, вероятно, не объединит зрительный зал, а взорвет его, вызывая непримиримые и принципиально несмиряемые споры. Как «Покаяние» или «Чучело», как, с другой стороны, «Лермонтов» или «Борис Годунов».

«Человек с бульвара Капуцинов», дал нам редкую возможность с улыбкой и удовольствием (после злой горечи) проститься с идеалами устаревшей модели и принять их в качестве рядовой идеи, хотя и не глобальной, как оказалось, но, в общем, живой и способной доставить настоящую радость.

56

Кичин Валерий. Ковбои с «Мосфильма» // Советский экран. – 1988, № 8. – С. 10-11.

рецензируем фильмы

Перед нами киношутка, рассчитанная на то, чтобы мы встряхнулись, улыбнулись и, простите за крамольное слово, отдохнули.

КОВБОИ С «МОСИФИЛЬМА»

ЧЕЛОВЕК С БУЛЬВАРА КАПУЦИНОВ

Валерий КИЧИН

На скудной кинокомедийной ниве приход Аллы Суриковой – это явление не просто обаятельного художника, но и художника, фанатически преданного жанру. Хотя это, как известно, небезопасно. Именно по поводу комедии так легко порезвиться критику. Так тут все кажется уязвимым и доступным для сарказма, так нестоек бывает юмор фильма: рождающий волны смеха в кинотеатре, он растворяется без осадка и оставляет только недоумение в пустом редакционном зальчике. Комедию легко бить. Ее и бьют постоянно, даже хорошую, ибо всегда найдется человек, в силу каких-то посторонних, не зависящих от фильма обстоятельств не расположенный смеяться.

А в таких случаях веселость окружающих раздражает, кажется неумеренной и неумной.

Неудивительно, что охотников снимать смешное все меньше. Принимаясь писать об очередной комедии. уже автоматически хватаешь себя за руку, боишься ненароком отвадить последних. Ведь били-ругали Л. Гайдая – и как теперь без него скучно на экранах! Единственный опыт Н. Михалкова в комедии – «Родня» – был, по-моему, и самым болезненным по ударам, на него обрушившимся даже со стороны тех изданий, что кино не замечают совсем. Опасная зона.

Картина А. Суриковой по сценарию Э. Акопова «Человек с бульвара Капуцинов» хороша уже тем, что весела, раскованна и доказывает, что мы еще не окончательно впали в апатию и самоедство, не утратили способность к озорству. Жизненная энергия находит в ней выход не только в динамичных трюках и гэгах, щедро почерпнутых в мировой традиции кинокомедии, но убедительней всего в охоте, к импровизации. к непритязательным шуткам. Они показались бы «капустническими», «домкиношными», рассчитанными на «свой круг», если бы сам фильм не был про «свой круг». Про бедовое искусство кино, золотое его детство и зрительскую наивность, которая вовсе в том детстве не осталась и позволяет этому искусству поныне манипулировать сознанием масс. В дурном смысле и в хорошем. В хорошем, правда, нужно употребить другой глагол: не «манипулировать», а, например, «формировать».

Не многовато ли для комедии, не тяжеловато ли? Нет, в самый раз для того, чтобы ее юмор был юмором, то есть был включен в орбиту общих забот и размышлений своего времени. Но и углубляться фильм не хочет: без затей реализует расхожие тезисы, связанные с кино. Например, «кино все возрасты покорны» – и вот свирепый Спартак Мишулин в гриме предводителя команчей совершает набег на староамериканское захолустье, чтобы раздобыть «два билета на дневной сеанс». Это чистый капустник: смешно просто потому, что Мишулин. Воплощается и хрестоматийный миф о первых зрителях, в панике бежавших из зала от люмьеровского поезда. Хотя тут необязательно было переносить действие в Америку: это есть и в воспоминаниях пионеров советского кино.

Картина А. Суриковой полна ностальгии по временам, когда кино было магом. Комедийный жанр позволяет воплотить тезис о его воспитующем воздействии впрямую и безотлагательно: посмотрели фильм про джентльменов – стали джентльменами. Посмотрели про выпивку и драки – вновь приохотились к виски и потасовкам. Для людей без чувства юмора фильм, боюсь, станет лишним аргументом в пользу выкорчевывания с экранов всяческих «дурных примеров».

Но кино не может ориентироваться на людей, чем-то обделенных – чувством юмора или, бывает, интеллектом. Перед нами киношутка, рассчитанная на то, чтобы мы встряхнулись, улыбнулись и. простите за крамольное слово, отдохнули. При этом шутка небессодержательная, апеллирующая к реальным проблемам взаимоотношений кино и жизни, в ней есть даже отзвуки сегодняшних эстетических споров.

Фильм пользуется благожелательностью зрителя. Заграничные люди тоже весьма удивлены тем, что советские актеры умеют, оказывается, и такое. Первая же экранная потасовка выполнена в лучших традициях американского кино про салуны и ковбоев: тренированность исполнителей тут превосходит все, что мы видели на отечественном экране. Это динамично и смешно.

Во второй половине фильма потасовка повторяется почти в тех же параметрах, но теперь это похоже на переэкзаменовку для исполнителей – хватит, хватит, уже сдали экзамен, хорошо. Нашей режиссуре, а еще больше драматургии в кинокомедии сейчас вообще трудно даются стайерские дистанции фильмов. Начав лихо и обнадеживающе, быстро исчерпывают прием.

Не хватило ощущения целого авторам и здесь. Поэтому и возникает впечатление сменяющих друг друга этюдов, выполненных, правда. высококлассными актерами, оператором, режиссером. В какой-то степени это даже оправданно, ведь и в самом деле учимся делать зрелищное кино. В данном случае учимся у кино, более опытного в этом смысле, американского, калькируя школу сразу нескольких его жанров.

О приемах вестерна и «комической» я уже сказал. Когда мы уже вошли в эту систему координат, в фильм врывается новый для него жанр, причем опять-таки почти на уровне цитат из классики.

10

Проход Андрея Миронова, умевшего, как мало кто из наших актеров, жить в музыке, – это истинный мюзикл, который с подобными мастерами действительно мог бы успешно состояться на наших экранах, но, увы, не состоялся, и таланты не были востребованы. Задействован и детский хор, почти как в «Звуках музыки» или в фильме «Оливер!». Закончится номер-цитата – закончится и мюзикл, то есть мир особой условности, где можно петь и танцевать без сюжетных тому оправданий.

Жаль, что такое короткое дыхание. Будем считать и это тренировкой перед стайерскими дистанциями.

Но экзамен, заметим, вновь сдан очень старательно.

Таким образом, этот фильм, обращенный в прошлое кино, на самом деле полон надежд и для авторов. и для нас – надежд на будущее нашего кино. Школа его не просто полезна, жизнеспособна и освоена людьми думающими и талантливыми, она прямо-таки необходима сейчас, когда кино – тотально, всё – хочет быть исключительно глубокомысленным. Так воспоминание о собственном детстве и юности бывает целительным, ибо заставит устыдиться преждевременного одряхления.

Но вот ведь что не дает покоя. Даже в легкомысленнейших жанрах искусство без корней болеет.

Национальный характер может быть выражен в комедии, в лубке, в оперетте, в чем угодно, но он должен быть выражен. Иначе искусство теряет смысл, становится экзерсисом. Добиться полной имитации чужого характера, темперамента, сюжета, истории можно, но зачем, если имитацией вся затея и исчерпана.

У «Человека с бульвара Капуцинов» был предшественник – Искремас из давнего уже фильма А. Митты, Ю. Дунского и В. Фрида. Точно так же он считал себя проводником великих идей, но только нес «искусство революции в массы». Фильм «Гори, гори, моя звезда» на тех же посылах замешан, и жанровые поиски там близки, и даже идея противостояния «двух искусств» – коммерческого, разлагающего, и высокого, созидательного, – в нем звучала. Только нынче вместо старорусского городка – староамериканский Дикий Запад.

Когда-то жанровые поиски осуществлялись в фильмах «Гори, гори, моя звезда». «Белое солнце пустыни», «Бумбараш», «Мелодии Верийского квартала». Сейчас «Мосфильм» сделал свой «вестерн». Получилось, как мы видели, неплохо. Хотя еще лучше, наверное, было бы покупать фильмы с салунами и ковбоями там, где их умеют делать уж совсем по-настоящему, без напряга.

11

Куприянова Елена. Драку заказывали? // Видео-Асс Премьер. – 1993, № 12. – С. 23-25.

СОВРЕМЕННОЕ КИНОЗРЕЛИЩЕ БЕЗ СЦЕН ЕДИНОБОРСТВ ПОЧТИ НОНСЕНС, БЕССМЫСЛИЦА. ПОТОМУ ПРИГЛАШЕНИЕ К ПРОСМОТРУ КИНОБОЕВИКА ЗВУЧИТ КАК ФРАЗА ИЗ ИЗВЕСТНОГО АНЕКДОТА –

ДРАКУ ЗАКАЗЫВАЛИ?

«… хватило бы улыбки, когда под ребра бьют».

(Из одной мудрой песни Булата Окуджавы)

Так повелось: плоды признания создателям киношедевра – лавровые венки, случается, золотые статуэтки и, безусловно, обожание поклонниц(-ков) достаются режиссеру да прима-актерам. Реже – сценаристу, оператору, художнику, монтажерам, композитору. Все остальные (а это огромное число людей, без чьего таланта, мастерства, самоотдачи картина не состоялась бы) остаются, как правило, в тени, за кадром.

Одна из таких скрытых, немного таинственных и, увы, неизбалованных вниманием прессы кинопрофессий – каскадер.

«Каскадер» происходит от французского «cascade» – водопад, стремительный, неудержимый поток. Второе значение слова – имитация акробатом в цирке падения, главным образом в комедийном номере.

Первые каскадеры были циркачами, забавлявшими публику пантомимами и трюковыми номерами. Уровень артистизма и мастерства (читай – спортивной подготовки) современных каскадеров должен быть очень высок: сегодня кинозрителей удивить не так-то просто.

Трюки в кино условно подразделяются на несколько видов: сценодвижение (драки и фехтование), конные, высотно-акробатические, автомобильные, мотоциклетные, пиротехнические, подводные, на моторных лодках, вертолетах и др. (К слову, в западном кино градация кинотрюков более детальная. Например, среди конных имеются трюки с упряжью, со спецдрессурой лошадей, отдельный вид – конные падения и т.д. Таким

23

образом насчитывается более сорока видов.) Но это не означает, что каскадер специализируется на чем-то одном – либо виртуозно водит машину, либо «профессионально» падает с десятого этажа. Каскадеры, как раз, чаще всего, «специалисты широкого профиля», универсалы.

В кино они приходят обычно из большого спорта (авто- и мотогонки, искусство единоборств, акробатика, верховая езда и проч.), начинают с исполнения трюков, связанных с их спортивной профессией. Навыки кинотрюкачества широкого спектра, так же как и множество тонкостей этой профессии, приобретаются только на съемках. Плохо это или хорошо, но пока единственная «школа каскадеров» – съемочная площадка.

Когда видишь на экране головокружительный трюк, всегда хочется узнать, как он поставлен, исполнен и снят. То есть речь о «кухне» трюкового мастерства. К примеру, как «делаются» драки.

На съемках фильма средней сложности всего несколько трюковых моментов. На них обычно работает группа каскадеров из четырех-пяти человек во главе с постановщиком трюков. А на картину «Человек с бульвара Капуцинов» – вы помните, как много там дерущихся, стреляющих и скачущих ковбоев? – собрали каскадеров чуть ли не со всей страны.

Драки относятся к трюкам сценодвижения. Туш и поединки, групповые и массовые схватки, исполненные в стиле какого-либо единоборства (каратэ, дзюдо и др.), а также бой с различными предметами (холодное оружие, просто палка) или без них.

Вряд ли открою большой секрет: в кино никто по-настоящему не дерется.

Каждый удар – это качественная и эффектная имитация удара, что и требуется. Между тем многие (порой даже режиссеры) считают, что если в кадре как следует ударить человека, то это будет хорошо смотреться. Каскадеры как профессионалы утверждают: ничего подобного. Важно не то, с какой силой нанесен удар, а то, как человек, кому он достался, «отыграл» его. Он должен «сыграть» человека, которого о-о-очень сильно ударили. Так что хороший каскадер – это и хороший актер.

Не менее важно в постановке драки правильное взаимодействие всех ее участников. Например, дерутся несколько человек. Один нанес удар и освободился, а партнеры замешкались, и человеку нечего делать, не с кем драться. Представьте, что он стоит столбом и озирается по сторонам: «убьет» всю сцену. Видимо, ему надо мгновенно занять себя чем-то, придумать какие-то движения, по сути, крошечную роль. Такое приходит с опытом.

Понятно, чем больше участников драки, тем сложнее обеспечить их правильное взаимодействие (на языке каскадеров это называется «развести драку», а точнее, синхронизировать). Занимается этим постановщик трюков. Самая большая головная боль постановщика – массовые драки. Снимается, скажем, грандиозная батальная сцена исторического фильма, битва двух племен.

Для постановки такой драки обычно приглашают не меньше пятнадцати каскадеров-профессионалов и около ста человек массовки (солдаты, спортсмены, просто граждане, желающие подработать). На первом плане, конечно, каскадеры, их задача – представить сцену во всем блеске индивидуальной техники защиты и нападения. Затем –  второй план. Для него постановщик выбирает из массовки несколько человек и обучает их двум-трем ударам и «отыгрышам», защитам. И, наконец, фон, общий задний план. Здесь занята основная часть массовки, люди «дерутся» кто как может и кто во что горазд: главное – создать ощущение кипящей битвы.

Сцена репетируется целиком, подчас до пятнадцати раз, чтобы отснять четыре-пять дублей, из которых потом будет отобран единственный.

Однако, поставить драку – еще полдела. Очень важно ее правильно снять, желательно несколькими камерами с разных точек.

Во время съемки батальных сцен камера находится в горизонтальном положении. При этом весь передний план занимают каскадеры, и у зрителя складывается впечатление, что он – в самой гуще сражения. Хорошая драка, заметил кстати один постановщик трюков, делается при помощи ножниц и скотча, выделив тем самым еще одну важнейшую составляющую творческого процесса – монтаж.

Вряд ли нужно далее пояснять, что поскольку драка в кино – это поставленный номер, то каждый персонаж, в ней участвующий, должен действовать в рамках ситуации, в которой он находится по сюжету фильма. Смешно и грустно смотреть, например, как русский крестьянин в картине «Емельян Пугачев» начинает вдруг лихо драться в стиле каратэ.

От опыта и знаний постановщика трюков зависит «достоверность» драки, ее соответствие времени и месту, где разворачивается действие картины.

Драки в современном трюковом

24

кино практически всегда сопровождаются спецэффектами различной сложности. Когда человека бьют палкой, дубиной, а то и бревном (обычно по голове), не пугайтесь за каскадера. Он не получит сотрясения мозга, потому что таких случаях используют очень легкое бальсовое дерево. И, конечно, удар, как мы помним, только имитируется: что называется, замах – на рубль, удар – на копейку.

Разнообразные увечья – втыкания ножей, стрел, копий и пр. – это «подмена». В одном кадре пускают стрелу или кидают нож, а в следующем мы уже видим этот предмет в теле человека.

Внимание концентрируется на том, как эффектно и трагически падает убитый герой, и зритель не замечает этой подмены. Бывает, что оба момента снимают в одном кадре, но тогда человек поражается только в туловище, которое чем-либо защищено под одеждой, и ни в коем случае не в голову.

В заключение назову несколько отечественных фильмов, где сцены драк, по мнению тех, с кем я беседовала (каскадеры, постановщики трюков), сняты по-настоящему профессионально.

На первом месте в этом своеобразном рейтинге популярности – драка в «ковбойском» стиле из фильма «Человек с бульвара Капуцинов». Далее следует бой советского и немецкого разведчиков в картине «Тегеран-43». Это один из самых интересных боев в стиле каратэ, который, как утверждают, может поспорить с голливудскими драками. И еще два фильма называют чаще других: «В зоне особого внимания» (драка в сторожке лесника) и «…по прозвищу Зверь» (драка заключенных в камере).

Завершить эти заметки хочу словами Дмитрия Шулькина, постановщика трюков, в послужном списке которого более полусотни драк: «В жизни красивых драк не бывает. А в кино это захватывающее зрелище. Потому что в кино не бы вдет драк, а есть маленькие представления, артистически исполненные каскадерами. Это своего рода балет, где у каждого персонажа свой характер».

Елена КУПРИЯНОВА

25

Шумяцкая Ольга. В салуне просьба не стрелять // Экран – детям. – 1990, № 06. – С. 14.

В салуне просьба не стрелять

Легко заметить, что Крым – не Техас. И не любое другое место Дикого Запада. Легко заметить тем, кто там живет, работает и отдыхает. Легко заметить? Только не зрителям. Во всяком случае, я лично никакой разницы не увидела, когда смотрела фильм Аллы Суриковой «Человек с бульвара Капуцинов». Более того, была уверена, что съемки велись в самом настоящем американском городке, в самой настоящей прерии, в самом настоящем салуне – маленьком кабачке (из тех, что появились в поселках американских переселенцев еще в прошлом веке). В них собирались обычно все жители поселка. Сюда въезжали прямо на разгоряченных конях ковбои, крича хриплыми голосами: «Эй, хозяин, полпинты пшеничного, а не то…» И тянулись к револьверу. Некоторые из них тут же эти револьверы и выхватывали, так что бедняге хозяину приходилось вешать над стойкой объявления вроде «В салуне просьба не стрелять!» Но… стреляли. И как! Впрочем, как они стреляли, вы уже видели в самом фильме. И, уверена, так же, как и я, не догадывались, что снимался этот деревянный американский городок у нас, на берегу Черного моря, в Крыму, недалеко от города Феодосии.

Ах, Феодосия! Белый город на берегу Черного моря! Древние греки называли его Понт Эвксинский – Гостеприимное море. Сколько же лет Феодосии? Этого, наверное, не знает никто. И если Рим называют Вечным городом, то как же назвать Феодосию? Ведь во времена ее расцвета Рима еще и в помине не было. А расцвет ее пришелся на то время, когда она вместе с другими городами-колониями вошла в состав Боспорского царства. Было это в 5 веке до нашей эры. Уверена, что когда произносят «Древняя Греция», вам вспоминаются Афины, Спарта, ну, может быть, еще два-три названия. Еще уверена, что саму Древнюю Грецию вы представляете себе на месте Греции современной. Если так, то плохо, оказывается, слушаете уроки истории.

Дело в том, что Древняя Греция была гораздо, гораздо больше. Например, Фракия находилась в нынешней южной Болгарии. Современный Пловдив – столица древней Фракии. Он и назывался по-гречески Филиппополем, а затем Тремонциумом. Что же касается Боспорского царства, то оно занимало Крымский полуостров, следовательно, территорию нашей страны. Его столицей был Пантикапей. Сейчас это Керчь. Само же царство называлось Боспорским от Боспора Фракийского – Керченского пролива. Вот таким огромным государством была Древняя Греция. Государством со множеством самостоятельных государств и городов внутри. Государства и города эти возникали, расцветали, приходили в упадок и исчезали. Так и Боспорское царство просуществовало всего 3 века, затем стало частью Понтийского государства, а позже вассалом Рима.

И осталось от него лишь несколько названий, 2-3 города, среди которых Феодосия, прекрасные узкогорлые амфоры да напевы.

А что же стало с нашим городком? Тем, что построила в бухте Тихая съемочная группа? Он тоже исчез. Его просто разобрали на доски. Увы. Ему, в отличие от киногородков в Костроме, о которых мы рассказывали, не посчастливилось. И больше не приплывут сюда белоснежные катера с туристами. И экскурсоводы не скажут больше: «Здесь проходили съемки фильма «Человек с бульвара Капуцинов». Капуцины – это маленькие обезьянки».

Кстати, вы сами как думаете, почему герой Андрея Миронова назван в картине человеком с бульвара Капуцинов? И при чем тут обезьянки? Может, и ни при чем вовсе?

Ольга Шумяцкая

14