Деловые люди (1963): материалы
АМЕРИКАНКА: ДУБЛЬ 7
ПАВИЛЬОН НА ДОМУ
БОЛЬШОЕ МАЛЕНЬКОЕ КИНО
Дубли 1 – 6 смотрите: №№ 36 (1) и 38 (3) за 1998 г.
Я обожаю кино, люблю его страстно. Но сегодня, несмотря на стремительно растущее качество кино-, видеотехники и неугасающее мастерство лучших актеров, я перестаю ему верить. Слишком много огня при взрывах гранат, слишком много кровавых фонтанов при попадании пули в тело, слишком много хорошо произнесенных, но пустых по своей сути слов, которыми персонажи как-то сразу убеждают друг друга во всем. Слишком качественно исполнены слишком дешевые штучки. Нужны, на мой взгляд, иные подходы, и один из них я пытаюсь реализовать.
Оборачиваюсь к старому, черно-белому кинематографу, сопровождаемому тарахтением неуклюжего проектора и пьяненького тапера. Мне все больше и больше начинают нравиться его герои, рывками расхаживающие по пыльному экрану, беззвучно кричащие друг на друга под пояснения титров и потешно заламывающие руки, выказывая бурные страсти. Я вижу в тех фильмах куда больше подлинности, чем в сегодняшних, где кадры кишат многоцветным натурализмом, который авторы пытаются выдать за откровения. Похоже на то, что новые технические возможности вытесняют режиссеров из режиссуры. Спецэффекты превратили кино в компьютерное искусство. Но компьютер – не кинематограф, равно как кинематограф – не театр, а живопись – не фотография.
Я рад, что судьба неоднократно сводила меня с людьми, которые с удовольствием принимались вместе со мной за общее дело. С 1992 года я занимался только телепередачами и не касался кино. Теперь я опять сошелся с теми, кто хочет творить искусство, не ожидая за это ни денег, ни славы. Мы просто монтируем снятые кадры неторопливо, со вкусом и… без каких-либо на то средств: появились деньги, чтобы взять напрокат двух – трех лошадей – мы отправляемся на съемку, высвободилось время у тех, кто должен
174
участвовать в намеченной сцене, – мы отправляемся снимать (случается, даже ночью, так как днем большинство занято на работе) и так далее и тому подобное. В былые времена я снимал на кинопленку, сегодня приходится пользоваться видеоаппаратурой, что меня совсем не устраивает, но выбора, увы, нет.
Я профессиональный режиссер, но взялся снимать последнюю картину в самых что ни на есть любительских условиях. Из профессионального мира мы берем только технику. Все остальное – «любительское», то есть в действительности такое же, как в «большом кинематографе», только более скромное. Я понимаю, что нам не потягаться с ним ни в перестрелках, ни в количестве лошадей, ни в мощных пролетах над снежными вершинами гор. Да это и не нужно. Все это уже есть и никуда не уйдет от тех режиссеров, которые считают, что без хорошего взрыва перевернувшаяся машина не произведет должного впечатления на зрителя. Я придерживаюсь иного мнения. Хороший фильм может быть и без гигантских средств и головокружительных спецэффектов. Ведь когда чего-то не хватает, когда не позволяют возможности, начинаешь искать иные формы, чтобы показать то, что хочешь, и находишь обычно более точный ход. Глаза начинают выискивать детали, которые приобретают значимость и мимо которых в любом другом случае я прошел бы, не заметив их.
Сегодняшний кинематограф, к сожалению, запутался в своих возможностях. Рапид используют по поводу и без повода, стремительный облет камеры вокруг того или иного персонажа встречается настолько часто, что создается впечатление, будто авторам просто нечем больше удивить. Теперь уже важен не факт чьей-то гибели на экране, не причина трагедии, а смакование деталей – рассыпающиеся стекла, искрящиеся вспышки выстрелов, брызгающая краска крови. Создатели начинают забывать, что кино не имеет права фиксировать движение только ради движения, произносить слова просто ради слов. Звук выстрела достаточен сам по себе, но режиссеры показывают и стреляющего, и оружие, и жертву, и эхо в узких проемах улиц, и вздрагивающих от неожиданности случайных прохожих. В действительности же это все – сваленные в кучу разные дублирующие приемы. В литературе подобное называют тавтологией.
Наш фильм наполнен атрибутами вестерна (перья, шляпы, лошади), но мы снимаем не вестерн. Впрочем, почитатели «индейских» лент останутся довольны, когда мы завершим свою.
Я всегда придерживался того мнения, что кино – это мозаика. И не потому, что складывается из музыки, литературы, театра и видеоряда, а потому, что люди могут говорить чужими голосами, могут иметь чужие руки, ноги и т. д. Мне нравится такая игра. Многие профессиональные актеры считают оскорбительным, когда их голоса заменяются чужими. Но никто не обижается, когда с крыши падает каскадер. Почему-то принято считать, что использование дублеров во время трюков – норма, а применение дублеров в каких-то иных случаях – крамола. У меня есть любовная сцена, в которой актриса снималась обнаженной без всякого смущения, и все же крупный кадр «ее» груди я сделал с другой женщины – линии были гораздо красивее. Кино – это огромная возможность комбинирования множества разных деталей.
Как-то раз мы снимали сцену, где индеец-шаман предлагал бе-
175
лому путешественнику свою жену. Причину я здесь опущу, иначе придется слишком углубиться в сюжетную линию. Итак, они сидят втроем вокруг костра. Сей эпизод мне пришлось снимать в квартире – представьте себе круглое в основании индейское жилище, увешанное шкурами и всевозможными разрисованными сумочками, оружием и амулетами, а посредине пылает огонь. Одним из самых сложных моментов был костер. Понятно, что настоящий в комнате не разложишь, а мерцающие лампочки меня никак не устраивали. Пришлось делать маленький живой огонь и работать с ним самым нежным образом, придвигая к лицам актеров, дабы он соответствовал свету настоящего очага. При этом обстоятельства складывались таким образом, что три действующих лица никак не могли собраться вместе (не позволяла занятость на работе). Мне пришлось заснять разговаривающих мужчин отдельно, посадив возле них и девушку-дублершу таким образом, чтобы ее лицо не было видно. А через несколько дней я доснял сцену, усадив, а затем и уложив путешественника с нужной актрисой, показав ее лицо в мерцающем свете. Но так как определенные ракурсы любовного действа пришлось доснимать с дублершей, съемки затянулись еще на день. Плюс ко всему эпизод развивался в мистическую картину, когда реальное женское тело претерпевало метаморфозы и превращалось в некую субстанцию, из которой рука Творца вылепливала глиняные куклы уже без участия кого-либо из актеров. Вот пример того, как в «любительских» условиях трехминутная сцена снималась в четыре захода.
Предполагается, что большая часть фильма будет выдержана в черно-белой гамме, несмотря на то и даже вопреки тому, что на экране присутствуют очень пест-
176
рые костюмы. Я люблю монохромное изображение. Работая на телевидении, я часто «давил» цвет в своих программах, ибо телевизор слишком ярок, до ядовитости цветист. Когда я делал цикл передач «Голоса и крылья», обратил внимание, что на десятой минуте сам переставал воспринимать красоту нарядных танцоров – их чрезмерная красочность ослепляла и притупляла восприятие. А что говорить о постороннем зрителе? Цвет должен работать, он обязан играть существенную роль. У меня в фильме он временами проявляется лишь в отдельных частях кадра, но иногда держится на протяжении всей сцены (когда краски просто невозможно сдержать – настолько они чудесны).
Но вернусь к вестерну. Почему я выбрал Дикий Запад? Объяснение на редкость простое. Меня окружают люди, «владеющие» этой темой в совершенстве. Это специалисты в области истории и этнографии, они знают то, чего не знает основная масса консультантов Голливуда. Так разве можно пройти мимо таких знатоков, не воспользовавшись их умением? Кроме того, Россия не сделала еще ни одной картины о Диком Западе, достойной внимания (исключение составляют разве что «Деловые люди» Гайдая).
Основные события нашего фильма происходят в лесах и горах, похожих на Америку, и некоторые панорамные кадры (стада оленей, багровый закат в Каскадных горах, знаменитое Кратерное озеро, о котором индейцы сложили легенды) я действительно делал в США. Но это лишь краски, обрамление, воздух, а не содержание. Мне хочется делать фильм-живопись, где персонажи почти ничего не говорят, а если и произносят что-то, то просто как звуковой фон – могут сказать одно, а могут – другое. Для меня важнее создать привкус атмосферы, в которую погружены действующие лица, передать их впечатления.
Я уже сказал, что в последнее время меня все больше привлекает немой кинематограф. Я пытаюсь в определенной степени вернуться к нему, воспользоваться его наиболее сильными сторонами – отсутствием «живого» звука и некоторой условностью в актерской игре. Возможно, это лишь мое пристрастие, быть может, оно кратковременно, но оно – мое. Я знаю наверняка, когда актеры лгут на экране, как бы хорошо они ни исполняли свои роли. Одному зрителю нравится, другому же слышится фальшь, третий вовсе ни во что не верит, твердо помня, что все происходящее – лицедейство перед кинокамерой. Поэтому мне хочется, чтобы споров не возникало – да, мои персонажи не настоящие, они плод воображения и незамысловатой актерской игры, они и не претендуют на гениальность, но то, как они преподносятся, и то, как вылепливается вся картина, – это единое пространство живого «сказочного» мира. И этот мир живет не в павильонах киностудий, а прямо в наших квартирах, в наших дворах, в наших переулках.
Эта сторона дела особенно привлекательна и вдохновляет всех участников съемок. Бывает, что мы снимаем встречу двух действующих лиц и их проход по коридору в помещение таверны, пользуясь тремя и даже четырьмя разными квартирами: в одной хороша дверная притолока, в другой прекрасно смотрится окно, которое мы украшаем нужной занавеской, в третьей – какая-то стена приглянулась и так далее. В результате – успешно сделанная сцена, в которой оживает и предстает в абсолютно новом качестве то, что существует прямо у нас под боком. Мы не можем построить старинный городок, но мы способны отыскать десяток – другой реально существующих в Москве закоулков с нужными нам деревянными лестницами и заборами. Однажды нам довелось снимать проход одного из героев по заснеженной улочке деревянного поселка. Получился потрясающий вид, точь-в-точь фотография какого-то пограничного селения. А снимали-то на заброшенной городской ярмарке, приспособленной под стоянку модных автомобилей, и если бы взять панораму пошире, то над деревянным домиком появились бы четырнадцатиэтажные башни и заводские трубы.
То, что мы делаем сегодня, – приятное развлечение, требующее, к сожалению, существенных материальных затрат, особенно когда дело доходит до монтажа. Но ведь сказано, что работа есть то, за что платят нам, а удовольствие есть то, за что платим мы. Впрочем, было бы здорово, если бы удовольствие все-таки совпадало с работой.
Андрей НЕФЕДОВ
177
Добавить комментарий