Другие ипостаси / Altered States (1980)
лицо в кадре
Уильям ХЕРТ
ВЕЧНЫЙ ТУРИСТ
Красавец-блондин, признанный актер-виртуоз, гений телесного перевоплощения и внутреннего переживания, разборчивая арт-звезда 80-х – начала 90-х, казалось бы, стопроцентно позитивная фигура предстает звездой фантастического кино в двух фильмах, вышедших в первой половине нынешнего года – «Мрачный город» Алекса Пройаса и «Затерянные в космосе» Стивена Хопкинса. Но вряд ли это будет надолго. Тем интереснее вспомнить его легендарные и даже проходные роли, закрепившие за ним репутацию статусного актера, рядом с которым мало кого можно поставить. Он создал незабываемые образы в картинах, которые по наивной американской классификации относятся к разряду так называемого no-nonsense кино (то есть не лишенного смысла).
Уильям Хёрт, между прочим, изучавший в Тафтсе не только театр, но и теологию, потом продолживший обучение в престижной Джульярдской школе драматического искусства, был до конца 70-х театральным актером. Только в 1980 году уже тридцатилетним он дебютировал в кино, умудрившись сразу попасть к великому «кичмейстеру» англичанину Кену Расселу в его американский (причем фантастический) проект под психоделическим названием «Другие ипостаси». В фильме, который, надо сказать, весьма адекватно воспринявшие его американские критики называли то помесью «Человека-волка» с «Машиной времени», то гибридом Фрейда с Тарзаном, Хёрту пришлось выкладываться на все сто: побегать по пригороду в облике обезьяноподобного пращура, вколоть себе наркотическую вытяжку из галлюциногенных грибов, испытать протоплазматический оргазм и вновь вернуться в собственную телесную оболочку. Кроме всего этого, довелось, как между мифологическими Сциллой и Харибдой, виртуозно лавировать между невероятными драматургическими эффектами сценариста Пэдди Чаевского и не менее фантасмагорической режиссерской манерой Кена Рассела, в результате чего безумие героя, доктора Джессапа, материализовалось на экране столь отчетливо и, можно сказать, отчаянно.
Не успев сбить повышенную температуру после работы с Расселом, Хёрт оказывался на площадке у режиссера, который станет его фаворитом. Лоренсу Кэздану «новый Голливуд» уже был к тому времени обязан феерическим постмодернистским варевом из самых что ни на есть архетипических жанров в сценариях «Звездных войн» и «Искателей потерянного ковчега». А в своем дебюте он реконструировал более изысканные архетипы – стиль, атмосферу и персонажей film noir 40-х годов, ориентируясь непосредственно на «Двойную страховку» Билли Уайлдера и на знаменитый роман Джеймса М.Кейна «Почтальон всегда звонит дважды». Уильям Хёрт играл в «Жаре тела» заштатного адвоката Неда Рейсина, который прозябает на низкооплачиваемой работе где-то во Флориде (место действия многих «черных фильмов») и патологически влюбляется в замужнюю Мэтти Уокер (яростный вамп-дебют Кэтлин Тернер). Вместе они решаются на убийство мужа Уокер, после чего в результате коварнейшей интриги, которую спле-
23
ла эта женщина вокруг излишне доверчивого мужчины, он оказывается за решеткой, а она кайфует на солнышке и предается ностальгическим воспоминаниям о сжигавшем их обоих «жаре тела». В излишне просчитанной картине Лоренса Кэздана основной градус держат, конечно, актерские работы, в первую очередь дуэт протагонистов, чувствующих стиль и жанр.
В этих фильмах Хёрта проявились две линии из общих пяти-шести, пронизывающих галерею персонажей актера за его почти двадцатилетнее существование на экране, – это патологическая одержимость героев чем-то или кем-то и удивительное пластическое воплощение стиля голливудского кино 30 – 40-х, который актер ощущает очень тонко, сознательно вписываясь своим телом в постмодернистские конструкции с рифмовкой жанров и сюжетов. Хотя одновременно он снимался в более «простых» лентах с криминальными мотивами – «Очевидец» (другое название – «Мусорщик») Питера Йейтса и «Парк Горького» Майкла Эптида, в котором сыграл русского офицера милиции Аркадия Ренко.
Воссоединение с Кэзданом произошло в 1983 году на съемках «Большого разочарования», истории опять же воссоединения бывших друзей по колледжу, экс-радикалов конца 60-х, в прошлом идеалистичных бэби-бумеров, превратившихся в консервативных яппи. Все они собрались на похороны Алекса, оставшегося верным юношескому пылу и вскрывшего себе вены. Как и психоделический путешественник из фильма Рассела, Хёрт оказывается в «Большом разочаровании» человеком из 60-х.
И вот наступил 85-й, когда невеликое количество конвертировалось для актера в качество высшей пробы. Это год появления «Поцелуя женщины-паука», безусловного шедевра бразильца Эктора Бабенко, изысканного узора наплывающих друг на друга «трех историй». Первая – об отношениях вынужденных сокамерников Луиса Молины, гомосексуалиста, оформителя витрин, и «политического борца» Валентина Арреги, начинающихся, как ненависть, а завершающихся, как любовь. Вторая – воспоминания Молины о некоем меланже из нацистских мелодрам 40-х годов, а третья – рассказываемая Арреги легенда о женщине-пауке. Все три слоя повествования складываются в многозеркальную мозаику, в которой мерцает уникальная атмосфера «чувственности под давлением», в воссоздании которой латиноамериканские магические реалисты во многом опирались на отцов экзистенциальной прозы Сартра и Камю. Кстати, экранизация «Чумы» в 1991 году, вновь с участием Уильяма Хёрта и Рауля Хулиа, станет как бы спиритуальным продолжением «Поцелуя женщины-паука». А в 85-м приз за лучшую мужскую роль в Канне, «Оскар» и награда Британской Академии свидетельствовали об уникальности триумфа телесного и душевного проникновения Хёрта в «нежную кожу» его героя.
В следующем году он исполнил роль учителя в школе для глухих, влюбляющегося в интеллигентную девушку-уборщицу в исполнении действительно глухонемой актрисы Марли Мэтлин в драме Рэнды Хейнс «Дети меньшего Бога». Чтобы наладить достойный контакт с героиней (между прочим, и актриса станет на какое-то время его спутницей жизни), Хёрту за пределами экрана пришлось изучать язык жестов и знаков – и вот это детальное погружение в страну молчания он играет столь органично, что тут же вновь номинируется на «Оскара». Как, впрочем, и за следующий фильм – «Теленовости» Джеймса Л. Брукса. Принципиальная телерепортерша, страдающая из-за своей некиногеничности, разрывается между верным другом и суперпрофессионалом в своем репортерском деле, вдобавок оказываясь не в ладах с блондинисто-рыжим циником, полным профаном, которого, однако, «любит камера». Именно в роли последнего из героев занят Уильям Хёрт, который действительно киногеничен и обворожителен.
Его третьей совместной работой с Лоренсом Кэзданом становится комедия-драма «Случайный турист» (1988) о замкнувшемся в собственном горе от потери 12-летнего сына авторе путеводителей для клаустрофобных янки – он расстается с женой и встречает бодрую дрессировщицу собак, которая, казалось бы, абсолютно не в его вкусе. Критики опять поймали Кэздана на уж очень схематичном воспроизведении модели американской комедии 30-х, в которой бедная девушка-работяга вдувала жизнь в опустошенного разгильдяя из более обеспеченных слоев общества. Но, кроме того, в «Теленовостях» и «Случайном туристе» Хёрт отыгрывает еще пару собственных архетипов – образы высокомерного удачливого яппи, хозяина мира, и закупоренного в самом себе абсолютного интроверта.
Однако время судьбы этого актера к исходу 80-х начало потихоньку мельчать. Правда, начало 90-х он встретил в шумной компании в одном из самых очаровательных фильмов Вуди Аллена «Элис», сыграв очередного яппи с холодной кровью, а также исполнил роль доктора, вынужденного стать пациентом с раком горла, в ленте «Доктор» вновь у Рэнды Хейнс, которая исследует как психосоциальные, так и чисто физиологические измерения ситуации «врач и больной», смешивая все карты и добиваясь всегда в таких случаях неожиданного эффекта. В 1991 году выходят еще две картины с участием Хёрта, вопиюще недооцененные мировой критикой и признанные чуть ли не арт-провалами, – «До самого конца света» Вима Вендерса и «Чума» Луиса Пуэнсо.
Классические пейзажи урбанистического отчуждения 70-х отступили под натиском футуристического дизайна, а сама казавшаяся неизбывной антониониевская иде-фикс нашла идеальное разрешение в киберпро-
24
странстве Internet. Вендерс снял великолепный вселенский «фильм дорог», зараженный неким постапокалиптическим отстраненным трансом, проводя героев по своим любимым ландшафтам от Лиссабона до Москвы и Токио – и все это в уникальном оформлении окружающей реальности 1999 года, с феерическими находками в области fashion-стилей конца тысячелетия. Хёрт душевен как никогда, необычайно одухотворен в роли своего рода «хомо фабера»-99, собирающего электронные изображения для своей матери по всему миру.
Что касается моего личного фаворита – «Чумы», эта вдохновенная интерпретация романа Альбера Камю является одним из лучших воплощений экзистенциальной прозы и подобного же мироощущения в кино. Гниющий от жары и чумы латиноамериканский мегаполис (действие перенесено из Африки) закрыт на карантин и переполнен мечущимися в безумии и безысходности людскими толпами. На этом фоне представлена группа главных персонажей, среди которых одержимый доктор (Уильям Хёрт), француженка-телерепортерша (Сандрин Боннэр) и ее оператор (Жан-Марк Барр), пожилой графоман (Роберт Дювалл) и сумасшедший таксист «на последнем дыхании», квинтэссенция экзистенциального героя (Рауль Хулиа). Все они по-своему сходят с ума в зараженном городе, но кто-то становится убийцей, а кто-то добровольно встает под пули, обретая единственную свободу покинуть пространство смерти, отдавшись ей целиком.
На этом, судя по всему, эпоха фильмов-гигантов в актерской карьере Хёрта кончилась (надеюсь, только временно), а из последующих 13-ти картин можно по-настоящему выделить только одну – «Дым» (1995) Уэйна Уонга, манифест нью-йоркского состояния ума и независимого стиля жизни вообще. Уильям Хёрт играет потерявшего жену писателя Пола Бенджамин, который неожиданно корешится с продавцом табачной лавки Огги Реном (Харви Кайтел), каждое утро вот уже десяток лет запечатлевающим на фото свой пятачок Бруклина. Дуэт Хёрта и Кайтела, наверное, один из самых душевных и деликатных в истории кино, что неудивительно, ведь актеры встречались на сцене где-то в середине 80-х.
А в других лентах Уильям Хёрт оказывается предоставленным самой разнообразной продукции, в которой он продолжил эксплуатацию своих сложившихся имиджей. До «Дыма» были «Мистер Чудо», в котором актер сыграл очередного яппи-интеллектуала, «Второй лучше» (скромняга-почтальон из Уэльса по наитию усыновляет десятилетнего мальчика), «Исповедь незнакомцу» франко-итало-российского производства, экранизация рассказа Валерия Брюсова «Последние страницы из дневника женщины» (опять в дуэте с Сандрин Боннэр, с которой Хёрт был тогда связан и личными отношениями). А после «Дыма» он исполнил роли украшенного бакенбардами Рочестера в «Джейн Эйр» Франко Дзеффирелли, удачливого психоаналитика, который меняется квартирами с француженкой и получает массу хлопот на свою голову («Кушетка в Нью-Йорке»), чикагского репортера желтой прессы в «Майкле», адвоката в «Возлюбленной».
В 1998 году у исполнителя выходят четыре фильма, среди которых – вышеозначенная пара фантастических картин. В «Мрачном городе» некие «чужаки» останавливают время, портят мозги жителям, и только Руфус Сьюэлл может это дело остановить (Хёрт играет инспектора Бамстеда). А в «Затерянных в космосе» он вместе с Гэри Олдменом облагораживает римейк культового телесериала 60-х годов. Не ясно, что намеревается дальше делать Уильям Хёрт в кинематографе в преддверии собственного полувекового юбилея в 2000 году. Было бы неплохо, если бы он вспомнил, что остался лишь год до того момента, когда его герой из пророческой ленты «До самого конца света» отправился в свое катарсическое путешествие с целью любой ценой вернуть изображения любимому человеку.
Леонид АЛЕКСАНДРОВСКИЙ
25
Добавить комментарий