Курочка Ряба (1994): материалы

Катков Валерий. Снесла курочка яичко // Видео-Асс Премьер. – 1995, № 26. – С. 2-3.

ФИЛЬМ НОМЕРА

СНЕСЛА КУРОЧКА ЯИЧКО

«Курочка Ряба» – фильм о России, сделанный Андреем Кончаловским, граждански и человечески переросшим статус россиянина. Европейской складки художник, изысканный, как жираф, и в то же время до ереси простой мэтр и космополит, он, по сути – гражданин Мира. Потому естественен вопрос: понимает ли, помнит ли Россию, не олеография ли уже она для него, звонящего с парижского аэровокзала на край света по личному радиотелефону?

На первый взгляд, многие кадры фильма смотрятся архаично по отношению к нынешним, а уж тем более к завтрашним общественно-политическим реалиям России, меняющимся с быстротой и непредсказуемостью торосящегося льда. Ну, скажем, монолог главной героини Аси Клячиной (Инна Чурикова) о демократии. Блистательный, великолепный монолог. Или лучше его назвать диалогом? С каждым, кто (вот оно, чудо кино) сидит в зале: ах, эти чуриковские очи, мгновенно снимающие дистанцию между актрисой и зрителем! Ей веришь в каждом слове, жесте, летучей смене полуслез, полуулыбок. Словом, веришь и… не вдумываешься, что же звучит с экрана. А звучит то, что могло бы быть услышано на эту тему на митинге ревнителей чистоты коммунистических идей, незыблемости марксистско-ленинских догм дорогого им социализма. И ради Бога, пусть звучит – на чужой роток (теперь!) не накинешь платок, как накидывали его раньше, когда этой самой демократии (пусть такой, какая она пока есть в России) не было. Тем более, что многое в суждениях Аси Клячиной по-народному не в бровь, а в глаз. Ну, в самом деле (повторим за ней), какие мы «господа»? Босые да нищие – смех один. И демократы на поверку (если только следовать Асиной логике, простодушно принимающей за таковых разных мастей сукиных сынов и проходимцев, коим несть числа в любых политических тусовках всех времен и народов) ничуть не лучше коммунистов, оттесненных ими от власти. Оттесненных? Вот в эту сторону, где, при желании, действительно можно было бы разобраться, кто есть кто, Ася и не глядит. Любопытно, что ее критика «нынешних» – это критика «бывших»: абсолютно сходная аргументация, стоит лишь поменять политический «плюс» на политический «минус». Словом, содержание Асиных речей – типичная демагогия, если иметь в виду не ярлыковое значение этого слова, а его исходный смысл – простонародное восприятие действительности, отличающееся идеализацией прошлого («Вот раньше было…») и короткой памятью: видно, солоно было это «раньше», если пришлось его поменять на «теперь»…

Очевидно, умница, интеллигент и, стало быть, демократ по определению, Кончаловский мыслит о демократии, мягко говоря, несколько иначе, нежели его героиня. Но со времен Пушкина известно, что художник порой не властен над собой – «Что выкинула моя Татьяна! Она вышла замуж!». То же и здесь: Кончаловский, чтобы оставаться художником, должен стать «Асей», на время кинематографического действа взглянуть на мир ее глазами, ее мерками оценить реалии общественно-политического бытия. Ведь Ася (вне зависимости от статистической повторяемости на душу населения этого социально-психологического типа) – сама Россия, воплощение загадочной, непредсказуемой русской натуры.

В этом-то и состоит, как представляется, поразительнейшее свойство Кончаловского-режиссера: находясь в немыслимом порой далеке от родины (по вынужденным обстоятельствам прежде и личным склонностям ныне), не рвать с ней пуповины, питающей его художническую интуицию.

Сюжет фильма, как и сама русская жизнь, прозаичен и фантастичен одновременно. Будни сельской глубинки: колхоз (или как он там теперь называется?), председатель, замордованный перестройкой, в силу генетической адаптации мужика ко всякого рода переделам деревни, сам мордующий «сельскую новь»; его антипод, а, точнее сказать, вынужденный партнер по перестроечному симбиозу – доморощенный фермер-кооператор, сидящий у председателя в печенках; мятущаяся между названными олицетворениями двух начал деревенской жизни Ася Клячина; ее сынок – тип нового «крутого», духовная родня приснопамятного Павлика Морозова («Не нужна мне такая мать…»); ее запойный муж, конформист-деревенщик коллективизационной выковки; ну и, разумеется, колхозники, народ, всегда или безмолвствующий, или готовый к ору – был бы заводила.

Есть образ русской жизни – Птица-тройка. Парадный, комплиментарный, выходной… В сердцах мы чаще говорим о ней иначе. Нужна была определенная художническая смелость (небрезгливость?), чтобы обратить бытовизм в кинометафору: «Ходили четыреста лет на «дырку», и дальше ходить будете!» – кричит молодой парень, только что искупавшийся в дерьме, своим односельчанам, потешающимся над ним. И он прав. Вот уж, воистину – над кем смеетесь?

Смеялись и в зале – русская часть аудитории. Французы безмолвствовали: им, очевидно, была непонятна эта сцена, снятая в духе феллиниевского «Амаркорда». Точнее, стоящая за ней реальность – до боли нам знакомое косое строеньице на задах почти каждого российского подворья, куда без омерзения и страха (а ну, как подломятся сырые вонючие доски) не ступишь. Разве что (вот уж действительно!) по очень большой нужде…

Словом, все, как у людей, и все узнаваемо, как в телевизоре. Фантастика завязывает сюжет в кульминационный узел, когда Ася на своем подворье, в курином хлеву, находит яйцо – «не простое, а золотое» в буквальном смысле! Тут-то и начинается. Идея обобществить яйцо мгновенно овладевает массами. Поделить все поровну – русский синоним справедливости, за которую наш человек (Ася Клячина, да и каждый из ее земляков на экране и в зале) готов на все – работать (до смерти), до полусмерти пить, проклинать и быть проклятым, творить себе кумиров и тут же сокрушать их. Нужды нет, что такая уравниловка обрекает человека всю жизнь «ходить на дырку»: лишь бы продать сокровище, на вырученные миллионы выкупить хозяйство новоявленного арендатора-кооператора (с ненавистной его пилорамой, мешающей спать, как веками спали) с тем, чтобы сковырнуть этот нарост со здорового тела колхозного («Умрем за него, а не выдадем!») строя.

Но сковырнуть не получается, хотя усадьба фермера, подожженная им самим (таков итог отношений любви-ненависти к нему Аси Клячиной) горит на экране «синим пламенем». Главное все же в другом: все, включая председателя-антирыночника, воодушевлены перспективой быстрой и сказочной наживы. Однако ни Ася, с ее ортодоксальной приверженностью былым ценностям кооперативно-колхозного строя (хотя и мнимой, как видим – есть же в этой простой женщине здравый смысл, выручавший ее и товарок всегда и во всем), ни воздыхатель, фермер-самосожженец – не «родня» деревне, где все друг другу если не брат, то сват. Да, деревня (как и Россия, страна по преимуществу крестьянская) ждет Мессию, но никогда согласно его предписаниям жить не будет.

 «Курочка Ряба» – фильм истинно русский, потому и следует его (как задумано режиссером) показывать в парижах и лондонах, чтобы выглядеть в глазах Европы не лучше, и не хуже, а такими, какие есть. Но, думается, куда важнее показывать его дома (ах, где ты, блаженной памяти, практика массовых просмотров? Чтоб, как на «Чапаева», толпами валили!). Для самопознания, без чего, как известно, нет нации.

Фильм прост. Не простоват, а именно ясен по своей стилистике, сюжетным ходам, сценарной и режиссерской разработке самых сложных, в том числе, фантастических сцен. К примеру, когда Асина пеструшка вдруг возговорила человечьим языком, пеняя своей по-черному нарезавшейся хозяйке на безалаберность поведения. Изумленная Ася, не церемонясь, смахивает со стола непрошенную менторшу-хохлатку, присовокупив вослед ей соленое словцо: тут и удаль, тут и юмор русской души, склонной в иные минуты развернуться, загулять, послать все к черту…

Так чем же на этот раз одарила нас художническая интуиция именитого режиссера? Простым яичком или золотым?

Золотым, потому что простым.

Валерий КАТКОВ

3

Михаил Кононов: «Стараюсь забыть, что я актёр» // Видео-Асс Известия, № 01 (36). – С. 107.

Михаил КОНОНОВ: СТАРАЮСЬ ЗАБЫТЬ, ЧТО Я АКТЕР

Последние мои работы в «Курочке Рябе» Андрея Кончаловского, «Вспоминая Чехова» Никиты Михалкова (все права на фильм принадлежат французской академии, поэтому его у нас никто не видел), небольшая роль в картине Виталия Мельникова «Царевич Алексей» – все это словно на издыхании, как глоток воздуха, сделаешь который, и опять под воду уходишь.

Трудно теперь вписаться во время: все ценности перевернуты, махровая нечисть всплыла, как пена. Коммунисты мечтали о хорошо развитой самодеятельности – теперь она торжествует. Пир во время чумы. Кто платит, тот и музыку заказывает. К несчастью. Так и хочется стать халтурщиком, но через себя – не переступить.

Вот я и стараюсь сменить свое жизненное амплуа, проще говоря, профессию. Я на распутье. Надо просто как-то выживать, кормить людей, которые идут со мной рядом по жизни.

Каждый спасается по-своему. За перестроечные годы я многое перепробовал. Делал очерки о людях и зверях на телевидении. Чуть было газету свою издавать не начал, но убили человека, который согласился ее профинансировать, называлась бы она «Бомж». А с какими только бандитами не пришлось повстречаться! Сейчас подрабатываю в одной коммерческой фирме, организую торговые точки. Сниматься больше не хочу и не буду.

Я имел наглость отказаться от работы в сериале «Клубничка», хотя нищий совершенно. А там хорошо платят, двести долларов в день. Все мои коллеги рванули туда, а мне сказали, что я – дурак. Но у меня все-таки свои принципы.

Мы иначе воспитаны. Мои друзья на кладбище лежат потому, что отдавали себя настоящему искусству. У военных в свое время была честь офицерская, а у нас – актерская. Поэтому и создавались хорошие фильмы – не позволялось уходить в пошлость, цинизм, пропагандировать подонство.

Раньше я выбирал режиссеров, не к каждому шел. Теперь и выбирать уже не из кого. Молодой человек делает картину. Все говорят, что он гений. Прежде его бы выгнали за такую работу из ВГИКа, а ныне он на коне. Маразм какой-то.

Вот и живу в деревне. В Москве-то жилья у меня нет. Но своя земля может прокормить. Я даже у Михалкова со съемок отпрашивался поросенка покормить.

У меня персонаж был в «Таежной повести», Аким-охотник, так он говорил: «Нужда научит, нужда заставит». А сколько в нашей стране высококлассных инженеров земледелием занимается, чтобы семью содержать. Вот что страшно. Бог с ним, с кино. Страна в бездну летит. Я стараюсь забыть, что я актер.

(Более 80 ролей, в том числе в фильмах «Андрей Рублев», «Начальник Чукотки», «В огне брода нет», «Большая перемена».)

107