Приключения Петрова и Васечкина, обыкновенные и невероятные (1983): материалы
Из первых рук
Владимир АЛЕНИКОВ
ИСПОВЕДЬ СЧАСТЛИВОГО ЧЕЛОВЕКА
Он возглавляет две кинокомпании, имеет квартиры в Санта-Монике и Москве. Но мало кто догадывается, что автор многочисленных сюжетов в «Ералаше» с трудом пробился в кинематограф, а потом не раз хотел его бросить.
– Насколько я знаю, ваша работа в кино началась несколько необычно – в подполье. Это так?
– Вот именно. Первый полнометражный фильм «Сад» я закончил в 1973 году. Он без слов, звучит только музыка. Я снимал на 35-миллиметровую пленку – ее пришлось покушать на задворках больших студий. Монтировал по ночам – платил сторожам на «Мосфильме». Актеры Джабраилов, Соловей, Лебле, Дворжецкий, Смоктуновский, Жариков работали бесплатно и никак не могли понять, как можно делать кино вне опеки государства. Сумасшедшая авантюра, но это был единственный способ попасть туда, куда меня не пускали, вероятно, из-за еврейского происхождения.
– И что случилось с «Садом»?
– Григорий Рошаль долго пытался протолкнуть его, хотя бы как любительский, на какой-нибудь фестиваль. Кончилось все тем, что лента легла мне под кровать. А однажды на один из закрытых просмотров, на которые пускали только по спискам, мой друг привел американских корреспондентов. Потом они подошли ко мне и сказали: «Мы хотим купить у вас права на фильм за 50 тысяч долларов. Послезавтра вы проснетесь знаменитым. У вас будут корреспонденты со всего света. Ваша картина – событие. Дайте нам негатив». Помню, целые сутки ходил по Москве, мучился. И все-таки решил: для меня важнее работать, а то, что они предлагали – прямой путь за решетку. Пожалуй.
– Но вторую картину – «Комитас», о великом армянском композиторе – вам уже не дали закончить?
– Ее я опять делал на свой страх и риск. Католикос всех армян Вазген пришел мне на помощь, поскольку Комитас был священником, архимандритом и вырос в Эчмиадзине. Фильм был официально запущен, а потом закрыт. Я вернулся в Москву, снимал двухсерийную «Комнату смеха», и к концу работы у меня кончились деньги. Я занимался поэтическими переводами и гонорары вкладывал в кино. Все было продано – книга, пластинки, шуба жены. Начал писать различные детские истории, печатать их, чтобы хоть что-нибудь заработать. Туг Александр Хмелик решил организовать киножурнал «Ералаш». Заказал мне сюжет. Я позвонил ему через два дня. Он говорит: «Ну, приезжайте». Я приехал. «Читайте», – велел Хмелик. «Все?» – «Что значит «все»? А сколько вы их написали?» – «Сорок шесть». – «Как?!». Я действительно сидел двое суток напролет, сочиняя. Читаю. Хохочет: «Это мы берем, и это, и это…». Тогда я сказал: «Я вам отдам все, но с условием – позвольте мне один сюжет снять самому.» – «А с какой стати? Кто вы такой?!» – удивился он. «Режиссер». – «А что вы заканчивали?» – «Ничего. Зато у меня есть фильмы». Я показал ему «Сад» и части «Комитаса». После просмотра Хмелик заметил: «Ну, сложно ты снимать умеешь. Попробуй сними у нас просто». Так началось наше пятилетнее сотрудничество. Хмелик – первый человек, который реально помог мне в кино, и я считаю его своим единственным учителем. Я снял около 30 собственных историй и написал несколько сценариев для других режиссеров. «Ералаш» – своеобразная творческая лаборатория. «Глоток чистой воды», – как его раньше называли. Именно из «Ералаша» вышли Петров и Васечкин. Сначала я снял о них несколько сюжетов, потом сделал мультфильм «Переменка». Тут Одесская киностудия предложила снять об этих персонажах полнометражную картину, поскольку я закончил работу над телефильмом «Жил-был настройщик».
– Я слышал, были проблемы с картинами «Приключения Петрова и Васечкина» и «Каникулы Петрова и Васечкина»…
– Еще какие! Эпопея длиной в два года. Кто только ни пытался мне помочь – Академия педнаук, Наталья Сац, Сергей Михалков, Анатолий Алексин, Дмитрий Кабалевский… Ни в какую! Меня вызвал первый заместитель главы Гостелерадио Мамедов и сказал: «Прекрати эту вонь! По-хорошему». Я позвонил председателю Гостслерадио Лапину: «Что происходит? Огромный труд – и на полку!». «Вы уж лучше займитесь чем-нибудь другим, – посоветовал он мне, – поменяйте профессию. У нас вы больше никогда работать не будете». «А вы видали фильмы?». «Конечно, видел – смотреть нельзя». Эго был удар ниже пояса. После разговора с Лапиным я позвонил его референту и спросил: «Когда смотрели мои фильмы?». Он ответил: «Их не показывали. За просмотры я отвечаю лично». Тут я разозлился – Лапин гнусно обманул меня. И сделал такой ход – уговорил дочь секретаря ЦК КПСС Андропова Ирину Юрьевну, заместителя плавного редактора журнала «Музыкальная жизнь», посмотреть картину всей семьей. Потом позвонил в Останкино: «Мне нужен директорский зал – завтра приедут Андроповы смотреть кино!». Там началась паника… На следующее утро мне звонит Жданова, другой заместитель Лапина: «Владимир Михайлович! Как у вас дела? Не беспокойтесь, картины на следующей неделе идут по первому каналу, в хорошее время». Открываю газету – действительно, они в программе. Позже «Петров и Васечкин» получили кучу наград, хотя фильмы-таки порезали. Даже заменили невинные строчки в песне.
– С началом перестройки стало легче?
– Тогда я затеял совсем странное дело – поставил театральный мюзикл «Дитя мира», в котором принимали участие 12 ребят с нашей стороны и 12 – с американской. Американцев
20
я отбирал по фотографиям. Один из моих друзей и соавтор Дэвид Уолкомб частным образом привез детей из США У другого товарища в клубе за две недели отрепетировали спектакль. А у Наталии Сац я попросил сцену. И был триумфальный вечер, на который пригласили всю московскую элиту, телевидение…
– Премьеру, помнится, освещала советская пресса…
– И министерство культуры тут же дало мне зеленую улицу – нас отправили на гастроли по Союзу, а потом мы должны были лететь в Америку, но ни мне, ни хореографу Владиславу Дружинину выехать не удалось – в аэропорту нам сказали: «Проблема с документами». И успокоили: «Все будет в порядке, вы догоните детей через несколько дней». Конечно, нас так и не выпустили, потому’ что один негодяй написал донос, будто мы хотим удрать. В 1986 году спектакль показали на Генеральной Ассамблее ООН в Вашингтоне. Я же решил: «Все, конец! Помимо того, что не дают работать, никуда и не выпускают. Надо уматывать отсюда».
– И тут произошла наша маленькая революция…
– …которая началась в стенах Союза кинематографистов. Неожиданно мне стали звонить со всех студий люди, которые ходили мимо меня годами, не замечая. Один звонок раздался с телевидения: «Мы здесь нашли вашу заявку пятилетней давности на «Одесские рассказы» Бабеля. Не хотите ли заключить договор?». Я решил взять за основу фильма «Биндюжник и король» мюзикл Асара Эппеля, сдал сценарий. Прошел месяц, второй – молчание. Я приехал к главному редактору: «Вы же сами настаивали! За чем задержка?». Он запирает дверь и говорит: «Володя, мы знаем – вы – талантливый человек и снимите хорошую картину, но поймите и нас – измените национальность героев и завтра же запускайтесь». Я опешил: «Кем же вы хотите, чтобы были герои Бабеля?». Он, подумав, ответил: «Ну вот они живут на Молдаванке, пусть будут молдаване». На этом мои связи с телевидением СССР закончились навсегда. Фильм «Биндюжник и король» я снял на студии имени Горького на деньги «Видеофильма». На фестивале в Лос-Анджелесе он имел неожиданный успех. В 1990 году, попав в США я сразу же получил несколько предложений.
– Какое из них заинтересовало больше?
– Никакое. Мы с писателем Юрием Петровым и оператором Анатолием Гришко уже организовали независимую кинокомпанию «Аквилон». С Петровым написали сценарий «Феофания, рисующая смерть», и на их «заманки» отвечал: «Хотите, буду снимать с вами эту картину, не хотите – уезжаю домой». В конце концов один из продюсеров сказал: «Хорошо. Раз ты настаиваешь, мы вложим деньги в любой твой проект».
– А как вы оказались в 1991 году у Белого дома?
– Я привозил «Феофанию…» на Московский кинофестиваль, собирался ехать обратно в США. Тут начался путч (а у меня с собой была 8-миллиметровая видеокамера), я пошел к парламенту и снимал там трое суток. Меня всю жизнь пугало выражение лица советского человека – неулыбчивое, настороженное, подозрительное. У Белого дома я увидел другие, совершенно поразительные лица. Людей объединил душевный порыв, ими нельзя было не любоваться.
– Почему же все-таки в период бума в российском кино, когда, наконец, появилась возможность снимать, что душе угодно, вы уехали?
– Возникла любопытная ситуация – меня пригласили на работу в Голливуд. Когда я попал в этот центр мировой кинопромышленности, то с удивлением и огорчением обнаружил, что не являюсь тем профессионалом, которым хотел бы быть. Я не понимал очень многого. И теперь знаю свое ремесло гораздо лучше. Особенно после двухгодичного преподавания в Лос-Анджелесском университете. Я выпустил два режиссерских курса, и каждый студент снял дипломный фильм. Будучи приглашенным профессором, уча других, я учился и сам. С опытом, приобретенным в США я чувствую себя гораздо спокойнее и уверенней. Сейчас поступило предложение набрать во ВГИКе международную мастерскую. На телевидении хочу снять сериал о великом русском сыщике Кошко. Кроме того, впереди работа над фильмом «Моника» по моему роману.
– Вы акклиматизировались в США?
– Сегодня можно жить и творить там, где хочется. У меня в России и США есть компании «Аквилон» и «Dream Factory». Я никогда не считал себя эмигрантом. Находился в достаточно привилегированном положении: меня пригласила солидная фирма, поэтому отсутствовали финансовые проблемы. Жил той же жизнью, что и здесь: встречи, переговоры, писал, монтировал, снимал.
– Вы видите какие-то изменения в России в лучшую сторону? Нам кажется, что все идет плохо, цены растут, трудно прокормить семью…
– Вот мы говорим, как в Америке все замечательно живут, какая богатая страна. И никто не замечает, как они вкалывают. Только благодаря этому они достигли за 200 лет того, что имеют.
– Где живет ваша семья?
– Мой сын от первого брака Филипп пока остался в Лос-Анджелесе, он студент, ему 19 лет. Жена – актриса и семилетняя дочь живут в Москве. Ася учится во втором классе славянско-американской школы.
– Смотрю, вы, в отличие от многих, не унываете…
– Я всю жизнь занимался тем, чем хочется. У меня нет каких-то особых амбиций, например, не тужу, что больших денег не зарабатываю. Я уже более двадцати лет связан с кино. А эго для меня интереснее всего на свете.
– Кстати, а семья Андроповых все-таки посмотрела тогда «Петрова и Васечкина»?
– Нет. Я позвонил и сказал: «Спасибо, но уже не надо». Ирина Юрьевна Андропова, сама того не ожидая, оказала огромное положительное влияние на советское искусство и помогла многим. Я был одним из них.
Беседовал Игорь ГАВРИКОВ
21
Добавить комментарий