Солярис / Solyaris (1972)
Полнометражный фильм (премия ФИПРЕССИ и Гран-при Каннского МКФ).
Другие названия: «Солярис» / «Solaris» (международное англоязычное название).
СССР.
Продолжительность 167 минут (сокращённая версия – 115 минут).
Режиссёр Андрей Тарковский.
Авторы сценария Андрей Тарковский, Фридрих Горенштейн по роману Станислава Лема.
Композитор Эдуард Артемьев, использована музыка Иоганна Себастьяна Баха.
Оператор Вадим Юсов.
Жанр: драма, детектив, научная фантастика
Краткое содержание
Психолог Крис Кельвин (Донатас Банионис, озв. Владимир Заманский), отдыхающий в загородном доме престарелого отца (Николай Гринько), готовится к полёту на исследовательскую станцию, находящуюся на орбите отдалённой планеты Солярис, где несут службу трое учёных: физиолог Гибарян (Сос Саркисян), астробиолог Сарториус (Анатолий Солоницын) и кибернетик Снаут (Юри Ярвет, озв. Владимир Татосов). Ввести его в курс дела приезжает опытный лётчик Анри Бертон (Владислав Дворжецкий), странный, едва не завершившийся летальным исходом инцидент с участием которого много лет назад окончательно завёл в тупик соляристику. По прибытии на место назначения Кельвин узнаёт, что Гибарян покончил с собой при загадочных обстоятельствах, а поведение Сарториуса и Снаута вызывает ещё больше вопросов…
Также в ролях: Наталья Бондарчук (Хари), Ольга Барнет (мать Криса в молодости), Александр Мишарин (председатель комиссии), Юлиан Семёнов (председатель научной конференции), Георгий Тейх (профессор Мессенджер), Баграт Оганесян (Тархье), Тамара Огородникова (тётка Криса Анна), Виталий Кердимун (сын Бертона), Татьяна Малых (племянница Криса), Виталий Стацинский (Криc в юности), Ольга Кизилова («гостья» Гибаряна), в эпизоде Симон Бернштейн («гость» Сарториуса, без указания в титрах).
Евгений Нефёдов, AllOfCinema.com
Рецензия
© Евгений Нефёдов, AllOfCinema.com, 30.09.2018
Авторская оценка 9/10
(при копировании текста активная ссылка на первоисточник обязательна)
«Крис, знай, что это не безумие. Здесь, скорее, что-то с совестью», – пытается, насколько позволяют слова, пояснить суть непростого решения искушённый физиолог, оставив другу видеозапись предсмертного обращения. Озвученное противопоставление выводит зрителя на более общую, фундаментальную оппозицию «разум – чувства», в неявном виде возникшую ещё в пылу жаркой полемики Кельвина и Бертона. Полемики, потому грубо и прервавшейся, что собеседники, формально изъясняясь на одном языке (на языке естествоиспытателей), оперировали разными понятиями, исходили из полярных предпосылок: психолог ратовал за постижение объективной истины, а отставной пилот говорил о субъективных, нравственных аспектах изысканий. В том и кроется новаторский вклад Андрея Тарковского и Фридриха Горенштейна в развитие научной фантастики, что была подвергнута сомнению (пожалуй, отринута) одна из определяющих черт жанра, достигшая апогея и эстетического совершенства в шедевре Стэнли Кубрика, о котором советский режиссёр отзывался критически и на сравнение собственной постановки с которым реагировал, прямо скажем, болезненно. Тем поразительнее, что при несомненных перекличках, начиная с лейтмотива – поползновений землян установить контакт с инопланетной и отнюдь не антропоморфной формой жизни, произведения столь кардинально не похожи. В «2001: Космической Одиссее» /1968/ интеллект доминирует безраздельно, даже когда экранные события (допустим, захватывающие парения межзвёздных кораблей под звуки классической музыки) увлекают публику сугубо эмоционально или когда сюжетные повороты не поддаются расшифровке слабым людским умом, с неумолимостью следуя высшей логике – но именно логике! В «Солярисе» же и узкоспециальные, технические вопросы оборачиваются своей морально-этической, ценностной (качественной, не измеряемой количественно) стороной, вовлекая в нестабильный, точно нейтринная система, водоворот чувств и образов, априорно лежащих за гранью рационального познания.
В данном отношении фильм отличается исключительной последовательностью и завершённостью, благо авторы не опасаются упрёков в духе Сарториуса, ставящего новоприбывшему психологу в вину, что тот забыл о цели экспедиции, увлёкшись романом с бывшей женой. Ведь и в поверхностном, фабульном отношении выводы предельно конкретны, обосновывая возможность взаимного понимания не на уровне рассудка (что в крайнем варианте, посредством стремительного эволюционного преображения, достигается у Кубрика, менее радикально – у Стивена Спилберга и Джеймса Кэмерона), а путём синхронизации глубинных пластов подсознательного. Достижением эффекта единства ощущений (посланный сигнал с данными электроэнцефалограммы мозга послужил лишь матрицей, каркасом, задавшим информационную структуру), словно речь идёт о поиске контакта не с Высшим разумом, а с Высшим чувством. Важная для Станислава Лема проблема принципиальной ограниченности или же безграничности эпистемологического потенциала человечества, озвученная членом комиссии, разбирающей инцидент с Бертоном, получает неожиданное, в рамках распространённых концепций – парадоксальное разрешение. Незабываемый финал не просто знаменует собой слияние личного и общекультурного, архетипного1, ничтожного и колоссального, далёкого и близкого, родной Земли и чуждого Соляриса, но в первую очередь – заставляет испытать катарсис, вместе с Крисом пережив эмоциональное очищение и особого рода причащение к миру, к безбрежному Космосу. И величественные заключительные планы сложных мыслительных процессов целой планеты невольно рифмуются2 с негромкими, но такими волнительными кадрами колышущихся водорослей в речушке из пролога. Между прочим, обозначенный конфликт проявляется и в области формы, конкретнее – изобразительного решения. Сравним монументальный аскетизм декораций Discovery One с хаосом перегруженности лабораторий и кают орбитальной станции как бы случайными, а то и посторонними предметами, первым же, совершенно обыденным поступком посланника становится… отключение какого-то прибора, короткое замыкание в котором никого, кажется, не беспокоит.
Разумеется, до благостного завершения произойдёт многое, очень многое. Кельвин, в сущности, заново проживёт всю жизнь (такому «перепросмотру» позавидовал бы и Карлос Кастанеда!), вынужденно выстраивая полноценные отношения с точной копией усопшей супруги, материализованной Солярисом по изъятым из закоулков души воспоминаниям. Превозмогая страх и муки, сомнения и, главное, мысленно, да и отчасти физически, возвращаясь в ситуации, оставившие незаживающую рану, давящее, саднящее чувство вины. Не уклоняясь от уникального шанса исправить непростительные ошибки, допущенные по отношению к ближним – уже покойным жене и матери. Наконец, принимая вызов циничных и несчастных коллег и на деле доказывая возможность – в новых условиях – искренней любви к роду людскому в целом, к горстке в несколько миллиардов… Однако не менее3 важен и обратный процесс, процесс очеловечивания Хари, лишь поначалу являющейся клоном, ни о чём не подозревающим, но опять-таки – не обделённым эмоциями. Ей, если вдуматься, ещё труднее и больнее – но тем бесценней опыт, восходящий от малодушного стремления насильственно прервать собственное существование (сцена регенерации – одна из самых сильных и волнующих) до аннигиляции как осознанного акта самопожертвования. При этом принципиально, что формирование личности гостьи происходит не только в процессе разностороннего, освящённого любовью общения с Крисом, но и благодаря малозаметному, естественному приобщению к его культуре. К тому вместилищу нашего коллективного разума, памяти и, безусловно, чувств, ёмким символом которого служит библиотека, куда Снаут приглашает отметить свой день рождения. Звучащий фрагмент из прелюдии Баха, зачитываемый отрывок из книги Сервантеса, висящие на стене репродукции картин Брейгеля служат внешними проявлениями (отражением!) скрытых, подспудных течений.
Едва ли, конечно, весь комплекс философских идей оказался сразу воспринят зрителями. Но тот факт, что «Солярис» был встречен широкой аудиторией достаточно заинтересованно, собрав по итогам первого сезона аудиторию по 10,5 миллионов человек на серию, не без успеха демонстрировался в разных странах мира, включая США, остаётся, безусловно, только приветствовать. Разумеется, закономерными были и награды престижного Каннского международного кинофестиваля, хотя «Золотая пальмовая ветвь» тогда ушла итальянским мастерам за вполне земные драмы. А отголоски работы Андрея Тарковского при желании можно найти даже в… шлягере начала 1980-х ВИА «Земляне»: «А снится нам трава, трава у дома».
.
__________
1 – Едва ли кто-то не уловит прозрачного намёка на композицию рембрандтовского полотна «Возвращение блудного сына».
2 – Возможно, Тарковский сознательно использовал приём из теории «дистанционного монтажа» Артавазда Пелешяна.
3 – Если не более, и первой в титрах значится именно Наталья Бондарчук.
Прим.: рецензия впервые опубликована на World Art
Материалы о фильме:
Лазарев Лазарь. Фридрих Горенштейн: «Думаю, что хорошо знаю Россию…» // Видео-Асс PREMIERE. – 1995, № 31. – С. 59.
Материалы о фильме (только тексты)
Добавить комментарий