Время танцора (1998): материалы
Салынский Дмитрий. Скованные танцем // Видео-Асс Известия. – 1998, № 02 (37). – С. 173.
ТЕКУЩИЙСЕАНС
СКОВАННЫЕ ТАНЦЕМ
«Время танцора». Студия «АРК-фильм» киноконцерна «Мосфильм», 1997 Сценарий Александра Миндадзе Реж. Вадим Абдрашитов В гл. ролях: Андрей Егоров, Юрий Степанов, Сергей Гармаш, Зураб Кипшидзе, Чулпан Хаматова, Сергей Никоненко, Вера Воронкова
Странное сочетание: танцующий фильм о войне, военный фильм о танцах. Странность раздражает, и поэтому, знаю, многие критики и кинематографисты разругали новую ленту Абдрашитова и Миндадзе. Похоже, ее ждет судьба непонятого шедевра. Такой судьбы – обидной, хотя и почетной, не желаю этому фильму, а потому предлагаю все-таки подумать над многослойной системой образов в нем.
Первое. Война и танец – две стороны одной медали, имя ей – неизбежность. Танец – это западня: рельсы, с которых не свернуть. Из танца не выйти, пока не кончилась музыка, не сменить ни ритм движений, ни партнеров. Танцор – марионетка в руках кукловода, а кукловод – судьба. За фильмом встает старинный театральный образ «черного дирижера» – сатаны, вертящего людьми.
В фильме Абдрашитова герои танцуют везде – в доме на новоселье, на улицах, в ресторане, на перроне вокзала, джигитуют на конях, и даже когда женщина массирует ногами спину лежащему любовнику, это превращается в танец. Кажется, что они танцуют даже там, где не слышна музыка. Все происходит не по их воле, а потому, что так сложились фигуры и ритмы их жизненного танца. Они не могут остановиться, пока не кончится жизнь.
А почему война – танец? Да потому, что это такая же ловушка, только ловушка долга: нельзя нарушить долг. И «наши», и «не наши» думают, что исполняют долг. Все они лишь танцуют под чужую дудку. Их долг – обман, иллюзия, как театральные костюмы псевдоказаков, хотя самим героям этого не дано понять.
Лишь однажды, будто проснувшись, они осознают единственный настоящий долг – перед совестью, и тогда враги прощают врагов. Но снова взмахивает палочкой черный дирижер…
Второе: ужас победы. Принято говорить – горечь поражения, но здесь – горечь победы. Жизнь на территории врага. В условиях незаконченной партизанской войны. Друзья мои, будьте честны и не постесняйтесь прислушаться внутренним слухом сердца к бормотанию какого-нибудь Ганса или Фрица, отдыхающего у речки в русской деревне жарким летом 1942 года, и вы поймете, что это не он говорит. это говорят наши сегодняшние соотечественники: хотелось бы жить нормально на новых землях, присоединенных к фатерланду – простите, нашей великой и могучей родине, радоваться, пожинать плоды победы, растить детей, разводить пчелок, цветочки нюхать – а тут какие-то ночные бандиты, партизаны нарушают твой мирный сон. Черт с ними, с одиночными бандитами, их можно выловить и выбить по одному, но обидно другое, обидно «за державу» – как это все в целом побежденное население не понимает, что к нему в лице победителей пришла райская счастливая жизнь? Идиоты, недоумки. Нелюди. А раз так, то – уничтожать гадов. Палить их землю. Огнеметами. Ракетными залпами. Дустом посыпать, как тараканов… Кошмар в том, что если все только что сказанное мы прежде относили, например, к фашистам, то теперь и сами попали в шкуру оккупантов в непобежденной стране. И вот об этом фильм. Об ужасе победы. И о том, что абсолютное зло – в нас самих, оно лишь проявляется в форме фашизма, коммунизма или исламского фанатизма, а корни-то его внутри нас всех. Оно оживает, когда нарушаются табу. Табу – нельзя поселяться в доме, где еще не остыли детские игрушки покинувших дом беженцев. Нарушишь – не будет спокойной жизни. И ее нет у героев фильма.
Третье. И поэтому образ врага в фильме – не кавказцы, и не русские в глазах кавказцев, а пошлость, оковы мыслительных клише по принципу «как у всех». Этот образ передан эстетически и стилистически через китч: через силуэты всадника на фоне горных вершин, как на пачке папирос «Казбек». Отчетливо заметна злая ирония авторов в этих кадрах, раскрывающих примитивность тоталитарного мышления, где от китча лишь один шаг до шовинизма, ксенофобии – страха и ненависти к чужому.
Дмитрий САЛЫНСКИЙ
173
Мазур Наталья. Два крыла «Ники» // Видео-Асс Известия. – 1998, № 04 (39). – С. 54-56.
ИЗ ПЕРВЫХ РУК
Ника
До 11-й церемонии вручения профессиональных призов Академии киноискусства «Ника» – считанные дни.
Ожидается прямая трансляция по ОРТ. Видно, время пришло. Первые «Ники» вызывали массу насмешек.
Как их только не называли, даже «курицей с расставленными крыльями».
«Ника» была создана маленькой инициативной группой: Ю. Гусманом и В. Мережко при поддержке А. Смирнова, А. Плахова и Э. Климова.
Если бы заказ шел «сверху», от правительства, реакция была бы спокойнее, считает президент Академии киноискусства «Ника».
ДВА КРЫЛА «НИКИ»
Виктор МЕРЕЖКО
РОЖДЕНИЕ АКАДЕМИИ
– Виктор Иванович, верно ли, что Академия киноискусства «Ника» родилась одновременно с самой «Никой»?
– Не совсем. Предыстория… Лет 12 назад Климов уговорил меня стать председателем правления Дома кино. Я согласился, но предложил вместо прежнего директора кандидатуру бакинца Юлия Гусмана. Я понимал, что это классный организатор, шоумен, специалист по массовым представлениям. Под моим давлением Секретариат СК принял решение пригласить его в Москву. Для Дома кино это оказалось счастьем, поскольку все эти годы Юлик ведет этот «корабль» настойчиво и талантливо. Идея создать профессиональный киноприз тоже принадлежит Гусману. Он высказал эту идею мне, мы посоветовались с Андреем Смирновым и Андреем Плаховым и стали придумывать название. Сначала «Крылья», потом – «Вероника», по имени героини из «Летят журавли», – но это слишком привязывало к картине. Оставили «Ника» – богиня победы. Заказали художнику Сергею Микульскому эскиз статуэтки (первая «Ника» была не слишком аккуратной, из плохого металла – денег не было. Постепенно формы приобрели обтекаемость, вместо бронзы пошла позолота, отливают в Америке). И при поддержке СК дело пошло. Все студии, независимые кинокомпании, гильдии, творческие объединения, любая кинематографическая структура были вправе представить лучшие с их точки зрения работы (количество регламентировалось) на соискание. Киноакадемии не было. Мы рассылали списки номинантов с приглашением принять участие в просмотрах и голосовании всем членам СК. Но, как выяснилось, смотрели фильмы максимум процентов тридцать. А в день церемонии вручения наград Дом кино обламывался: попасть хотели все, кто получил бюллетени (только в Москве членов СК около четырех тысяч!). Вот тогда и приняли решение о создании Киноакадемии. На Секретариате СК был утвержден президент – Мережко: вице-президент, художественный руководитель Академии – Гусман и составлен список академиков. Сначала в нем было около 180 человек. Но, обнаружив, что кого-то упустили, – список дополнили. Сейчас в нем почти 300 имен.
– Выбирали по заслугам, так надо понимать?
– Как при вступлении в Союз кинематографистов: смотрели (опять же по рекомендациям), какой вклад в развитие отечественного кино внес тот или иной мастер. Звание «киноакадемик» престижное, но никаких льгот не дает. Единственная – попасть на торжественную церемонию.
– Процент голосующих увеличился?
– Конечно. Но, должен сказать, академики не любят ходить на просмотры: люди занятые, немолодые. Иногда голосуют, не видя фильмов: отдают симпатии личности, а не картине. Академия, как структура, никого не номинирует. Эта служба техническая. На первом этапе голосования выявляются три лидера. Академики голосуют повторно, и выбирается единственный, тот, кто получает приз. Все бюллетени за десять лет может посмотреть любая комиссия и каждый из номинантов.
– Случается, что кто-то сомневается?
– Не без конфликтов. Скажем, гильдия выдвинула картину Лонского «Барханов и его телохранитель», по его мнению, не по тем номинациям,
54
и он ее снял с конкурса. То же самое и с фильмом Мотыля «Несут меня кони». Но обвинения почему-то посыпались в адрес Мережко и Гусмана. Или, в свое время, «Урга» выставлялась по шести номинациям, а приз получила только за «Лучшую режиссуру». Михалков сказал мне, что тут подтасовка команды Гусмана. Мы ему предоставили возможность проверить бюллетени, но он это делать не стал. Почему академики проголосовали за фильм «Анкор, еще анкор» и дали приз за «Лучшую мужскую роль» актеру из фильма «Солнце неспящих», а не Гостюхину – не знаю. Я, допустим, считаю – пусть не обидится на меня Петр Ефимович Тодоровский, – что Никита выше него как режиссер. Или почему я должен «играть» на Баблуани? Михалков и национально и эмоционально мне ближе, и я хотел, чтобы он победил, но… Замечу, что уже на первой «Нике» мы располагали компьютерами. Данными владели только председатель счетной комиссии и компьютерщик. Когда первый раз я спросил Гусмана, кто будет получать «Нику», он мне сказал: «Много знаешь – за все отвечаешь, ничего не знаешь – замечательно живешь». Если бы я занимался подтасовкой, то в свою честь, а не Володарского или еще кого-то из сценаристов: мне все они одинаково безразличны, я сам себя люблю. Но у меня нет «Ники». Я трижды выставлялся, но ни разу не получил, а сценарий «Курочка Ряба», который написали мы вместе с Кончаловским, даже не дошел до трех финальных номинаций. Мне хочется стать обладателем этой премии, но я утешаюсь тем, что являюсь одним из ее создателей.
– Ваше с Гусманом детище, судя по всему, не из дешевых. 11-ая «Ника» будет на уровне?
– Невероятно дорогая игрушка. Проблема спонсоров всегда была главной. От СК – ни копейки, от Госкино – тоже. Деньги достаем сами. Нам помогали «Альфа-банк», концерн «Олби» и случайные спонсоры. Расходы по 9-й и юбилейной 10-й «Нике» взял на себя президент компании «Русское золото» господин Таранцев (думаю, ситуация, в которую он попал в Америке, – провокация). Он дал нам зеленую финансовую улицу и еще полгода поддерживал Дом кино. Идеальный меценат! На «Нике» он обратил на себя внимание, и стал финансировать «Ленком», Пугачеву, Киркорова, Меладзе. К сожалению, у него возникли проблемы, и, видимо, официальным спонсором в этом году будет Кирсан Илюмжинов. Для престижа президента Калмыкии это – красивый ход. Я считаю, если есть деньги, быть спонсором национальной кинопремии – колоссальное преимущество.
Вы не представляете, как трудно доставать деньги. Какое унижение: ходишь – просишь, обещают – не дают. Постоянно стоишь в четвертой позиции. Я стараюсь быть другом всех банкиров: улыбаюсь, пожимаю руки, пью кофе, который уже поперек горла. Убеждаю, что «Нику» необходимо поддерживать. И что самое поразительное, 11 лет два, я бы сказал психически ненормальных человека – Мережко и Гусман, – ведут это безумие, и, вместо того чтобы сказать нам спасибо – одни нападки.
– От кого вы ждете благодарности?
– От членов Союза кинематографистов и, конечно, от академиков.
– А как, на ваш взгляд, поведет себя Михалков?
– Не знаю. До восхождения на пост Председателя СК он был обижен. Но думаю (я его хорошо знаю, мы вместе делали «Родню»), он умеет анализировать ситуацию и не делать неправильные шаги. Он понимает, что такое «Ника», и мешать этому явлению в нашей культуре не станет. Надеюсь, поможет. Деньги мы просить не будем (хотя у него есть рычаги влияния) – сами достанем. Лишь бы не повторилась ситуация 17-го года («до основанья, а затем…») или 5-го съезда кинематографистов, когда мы выгнали из зала великих мастеров. Мне до сих пор стыдно, каюсь.
– В преддверии 11-й «Ники» что вы можете сказать о том, какой она будет?
– Судя по фестивалю в Анапе, есть замечательные картины. Константин Эрнст настаивает на прямой трансляции по ОРТ – четыре часа эфира! Начав в кабинете Гусмана с бумажных макетов и эскизов, мы сделали то, что люди, получая, плачут, и когда не получают «Нику», тоже плачут… Думаю, нам есть чем гордиться.
55
Юлий ГУСМАН
ПРАЗДНИК ДЛЯ ВСЕХ
«Мы идем сквозь револьверный лай, чтобы, умирая, воплотиться в пароходы, строчки и другие долгие дела», – восхищаясь этими строчками Владимира Маяковского, Юлий Гусман утверждает: «Чем дольше мы удерживаем «Нику» от возможности умереть, а Дом кино от соблазна превратиться в казино, тем больше шансов, что мы с Мережко войдем в историю – пусть даже микро-микроисторию. Ведь кроме нашего Дома и «Ники» у членов Союза кинематографистов ничего нет».
– Сегодня все говорят о возрождении отечественного кино. Как вы думаете, это отразится на «Нике»?
– В этом году ситуация у нас непростая: есть «Время танцора» Вадима Абдрашитова, «Вор» Павла Чухрая, «Брат» Алексея Балабанова и еще несколько серьезных работ. Всего – 45 картин. Тем кто выдвигается и не получает приз, всегда кажется, что их обидели. В отличие от фестивалей в маленьких городках, где поощряется эксперимент, на «Нике» преобладает тенденция консервативного голосования, и предпочтение отдается фильмам состоявшихся, признанных мастеров. На сей раз мы впервые привлекли к работе в Академии кинематографистов из всех городов России, где есть отделения СК. По сути, Академия – это большое жюри. Прежде чем академики приступают к своим обязанностям, в течение года идет гигантская организационная работа. То что на всех этапах проведения «Ники» мы не допускаем ошибок, я считаю, нас выгодно отличает от других конкурсов. Мне на нервы действуют модели фестивалей, цель которых – заработать и «себя дорогого прославить», а жюри принимает решения, как Бог на душу положит. Издевательство над участниками. Поэтому у нас система тайного голосования: все шифруем. Все десять лет Мережко узнавал о результатах вместе с сидящими в зале. Хотя есть масса легенд о том, что мы с ним ночью накануне Церемонии выписываем призы.
– Почему рождаются эти легенды?
– А разве непонятно? Такова психология людей, живущих завистью. К примеру, лет семь тому назад мы с Гориным выступали в Майами, жили в дешевом отеле и были счастливы. Как-то купаемся в бассейне, и вдруг – Дима Крылов с кинокамерой. Сказал, что готовит программу-сюрприз. А фамилия Гусман в испанском языке – как Иванов в русском: тысячи семей, домов. Ну а поскольку Крылов показал в своей передачи – Гусман-плац, Дом культуры им. Гусмана и т. д., то с тех пор люди ищут мои дачи, виллы, яхты. Вот так и насаждается миф. То же самое с Домом кино: родилась легенда о богатой, процветающей организации. Когда Никита Сергеевич Михалков стал Секретарем СК, начал аудиторские проверки –тут же пошли слухи, что Гусман сбежал то ли в Турцию, то ли в Германию. На самом деле, аудиторы быстро поняли, что имеют дело с нищенской общественной организацией (средняя зарплата сотрудников – 380 тысяч рублей, а у директора – 960 тысяч), в которой нет ни одной коммерческой структуры, а украсть можно только поломанный унитаз.
Я получаю множество коммерческих предложений (открыть киоск торговли серебром или пункт обмена валюты) с целью как бы «оживить» Дом кино. «Штука» – мне, «штука» – тебе», – уговаривают. Я всегда отвечаю словами моего любимого героя Дюма: «Для Атоса – слишком много, а для графа де Ла Фер – слишком мало». Конечно, хорошо было бы, если б Дом кино материально процветал. Но даром бывает только сыр в мышеловке. Взять, к примеру, Киноцентр. Сколько было криков: сделаем акционерное общество, поможем старичкам, бедным людям… Ну и что? Все потеряли. Уже там убили человека и еще убьют, потому что идет передел собственности. Кто желает – может в нем участвовать. Я – не желаю. Не бизнесмен.
– Что для вас лично значит – Дом кино?
– Много. Авторитет, слава. Но не скрою, что если в первый год это была синекура, немыслимый подарок судьбы для еврея из Баку (раньше это место было для генералов КГБ и секретарей райкомов партии), то в последнее время ощущаю, что на мне как будто висит гиря. Все труднее бежать по этой целине…
– Как вы думаете, сколько можно продержаться на энтузиазме?
– Не знаю… Мы придумали некую модель, которая была представлена в СК, в Госкино и Совмин: создать Федеральный Центр кинематографии, который смог бы в условиях отсутствия проката заменить прокат. Проводить в наших залах благотворительные просмотры новых и старых картин. Мы и сейчас это делаем, но надо, чтобы эти программы были постоянными и проводились по плану, согласованному с Правительством Москвы и руководством области, где эти просмотры устраивались бы вместе с творческими встречами, как в свое время делало Бюро Пропаганды Советского Киноискусства. Предполагалось, что финансировать все мероприятия будет Правительство. Вопрос остался открытым. Пока – жду.
– Но ведь «Ника» ждать не может, здесь вы рассчитываете на поддержку?
– Предыдущее руководство нам не мешало. Надеюсь, и новое даст работать и не уничтожит то, что мы создали.
– Если не Гусман с Мережко, то «Ника» – умрет?
– «Ника» – это не праздник Гусмана и Мережко. Это – возможность проявить уважение к собственной профессии и отечественному кино. Я много раз смотрел церемонию «Оскар». Скучное зрелище с несмешными конферансье. Но одновременно это и величайшее шоу, которое демонстрирует причастность каждого из присутствующих в зале к кинопразднику года. Почти шесть тысяч звезд сидят как цуцики, как хорошо отрепетированная массовка. На вручении все хлопают стоя, улыбаются, обнимаются, ведь на них смотрит весь мир. А нашим плевать – смотрят на них или нет, когда захотят – выходят из зала и входят. Им скучно. У нас вся реакция идет на номера – на Хазанова, Жванецкого, Лайму Вайкуле. Возможно, поэтому многие до сих пор и не одевают смокинги и бабочки. Понятно: «Оскару» – 69 лет, а нам всего 11. Постепенно, думаю, научимся. По крайней мере, я горжусь тем, что слово «номинация» пришло в русский язык с «Никой». И то что «Ника», как и «Оскар» – корпоративный праздник людей, связанных общими интересами и общей культурой – уверен, тоже все скоро поймут.
Беседовала Наталья МАЗУР
56
Добавить комментарий