Высшая сила (1973): материалы

Дэнби Дэвид. Полицейские честные и продажные: новые циничные мифы // На экране Америка. – М.: Прогресс, 1978. – С. 267-272.

ПОЛИЦЕЙСКИЕ ЧЕСТНЫЕ И ПРОДАЖНЫЕ: НОВЫЕ ЦИНИЧНЫЕ МИФЫ

ДЭВИД ДЭНБИ

Высоконравственный героизм – положительность, поднятая до героических высот, – является трудно досягаемым и смущающим человеческим качеством, и потому не удивительно, что фильмы таких героев избегают. Если вспомнить боевики последних лет, то станет ясно, что зрители предпочитают открыто жестоких, аморальных типов – веселого головореза из «Механического апельсина», задиру-расиста Лупоглазого (Джин Хэкман) из «Французского связного», целую вереницу флегматичных убийц Клинта Иствуда, сутенеров, толкачей героина и частных детективов из негритянских картин, добропочтенных чудовищ из «Крестного отца», обаятельных отщепенцев Роберта Редфорда и массу прочих. Зрители так привязались к этим персонажам не только потому, что они появлялись в ловко сделанных и широко разрекламированных картинах, но и потому, что вкусы в сфере массовой культуры сильно переменились. Тот нигилизм, который двадцать пять лет назад лишь иногда прорывался сквозь услужливую развлекательность, теперь сам выступает в качестве развлечения; глуповатые мифы и невероятные героические подвиги сменились новыми, на этот раз циничными мифами и ритуальной антигероикой, а вместо отваги теперь превозносят жестокость.

Каким образом в такой ситуации можно сделать картину о Фрэнке Серпико, человеке, одержимом манией справедливости, да так, чтобы она понравилась публике?.. Серпико в результате ведь остается изгоем-одиночкой, и его судьба косвенным образом внушает зрителям скептицизм по поводу необходимости таких благородных действий – особенно рядом с персонажами таких фильмов, как «Ударная сила», «Смешливый полицейский» и «Seven-ups». В этих последних фильмах, посвященных полиции, героем становится полицейский – жестокий негодяй, которого отличают только смелость и крепкие кулаки. Но если какой-то киножанр начинает пользоваться таким успехом (другими примерами из последних фильмов могут служить «Буллит», «Французский связной», «Грязный Гарри», «Новые центурионы», «Знак 373»), то это становится уже не просто набором картинок на экране, но формой нашего самораскрытия; потому об этом новом герое стоит поговорить поподробнее.

Полицейский – сыщик, которого раньше показывали таким мягким, сдержанным человеком (гибрид между преподавате-

267

лем физкультуры и священником), за последние годы превратился в безжалостного мстителя, все меньше и меньше заботящегося о «законности». В последних фильмах его уже трудно отличить от тех преступников, за которыми он охотится. У него такой же остервенелый запал в отношении к своему делу. Он лишен друзей, семьи и досуга, то есть нормальной жизни в обществе, которое он охраняет, он без остатка отдан работе. Если нам показывают его дом, то это, как правило, стандартный пригородный особняк или меблированная комната, в которой стоят только кровать, холодильник (пустой, за исключением одной или двух бутылок пива) и телефон. Если он женат, то не ладит с женой; в других вариантах он заводит унылый роман с вечно сердитой недовольной женщиной, которая его не понимает, или же живет один, порой только уступая притязаниям какой-нибудь бойкой девицы, но без восторга. Секс для него – одна из скучных повинностей, вроде заполнения бланков.

Хотя он обитает в городе, говорит он мало, с трудом подбирая слова. Он подозрителен, не умеет веселиться, а в людях его интересуют только их темные дела. А темными делами занимаются все, потому что общество, в котором он живет, состоит сплошь из преступников или шантажистов. Прочесывая улицы в своей машине или карауля противника в каком-нибудь зловещем укрытии, он всегда кажется крайне изможденным – невыспавшийся, продрогший, небритый. (Канул безвозвратно притягательный мир греха из детективов тридцатых и сороковых годов, в которых герой шел по залитым зловещим светом ночным улицам к какому-нибудь особняку или ночному клубу, где его встречали гангстеры в смокингах и прекрасная женщина; ее он спасал или убивал, и она, выскальзывая из его объятий, падала на пол.) Ему хорошо знакомы самые грязные и опасные городские места – гетто, подозрительные бары, свалки автомобилей, портовые притоны. Показанный его глазами, весь город кажется джунглями. Если он живет в Сан-Франциско, то яркий свет, разлитый над городом, ореол щедрости и надежды иронически комментируют его мрачные мысли. Если же он оказывается в Нью-Йорке, который символизирует власть и общественное положение, то там он привязан к самым опасным кварталам Бруклина и Бронкса (очертания манящих манхэттенских небоскребов остаются только фоном), где серо, мрачно, грязно и всегда идет дождь, и эта география его маршрутов напоминает ему о том, что он – никто, неудачник во граде победителей.

Он – фанатично упрям, его методы – шантаж и сила, которыми он пользуется отнюдь не вынужденно. В любой момент он может потерять контроль над собой и наброситься на кого-нибудь с кулаками, мучить заключенного, крушить мебель и

268

подвергать опасности жизнь невинных людей. Герои вестернов, частные детективы и полицейские старого образца выступали под знаменем чести и порядочности, нынешний сыщик стреляет первым и целится в живот или в спину. К тому же он пребывает в состоянии постоянно тлеющего гнева против всех: против преступника, который не дается в руки, против сограждан, которые его «не понимают», против непосредственного начальства, состоящего поголовно из слюнтяев и лицемеров, которые ограничивают его свободу действий. Ненависть к начальству сообщает некоторые бунтарские интонации поведению этого изначального приверженца сильной власти и маскирует его подлинную цель от нас и от него самого.

Его цель – и это становится очевиднее с каждым фильмом – не охранять закон, а убивать преступников, не привлекать их к судебной ответственности, а просто уничтожать их. Стоит отметить, что переполненные насилием новые полицейские картины с погонями и перестрелками почти полностью вытеснили те произведения кино, в которых детективы искали улики и связующие звенья, стараясь проникнуть в суть загадки, их путь был путем познания истины (это справедливо даже для похождений Майка Хаммера). В фильмах нового типа улики никому не нужны, потому что личность преступника известна с самого начала, и все действие заключается в захватывающем преследовании негодяя. Приверженцы традиций любят говорить о том, что в лентах нового типа погони вернулись к своей первозданности, но они не замечают серьезного политического и морального различия: немые картины, произведения тридцатых и сороковых годов старались вызвать сочувствие к беглецу, тогда как сегодня от зрителя ждут симпатий к преследователю.

Меня не занимает сейчас вопрос о подлинности нового героя (хотя те, кто пытался получить помощь от полиции разных городов, знают, насколько вымышлена фигура детектива, работающего на энтузиазме), интересно другое: как мог такой сукин сын, личность, действия которой начисто лишены всякого романтизма, как мог он стать одним из самых популярных героев массовой культуры? Впечатление такое, будто зрители заключили с ним какую-то дьявольскую сделку, будто они нашли взаимопонимание. Наше отношение к властям всегда было двойственным, но недавние события американской политической жизни довели эту двойственность до предела: нам нужны авторитеты, мы тоскуем по ним и вместе с тем мы их боимся и ненавидим; и этот конфликт чувств непосредственно воплотился в описанной фигуре полицейского. С одной стороны, он стал неким общественным линчевателем, обладающим лицензией на отстрел всяких неприятных типов – «других», тех, кто в последние годы стал считаться угрозой обществу, – наш полицейский борется с культурным беспорядком на самой

269

линии огня. С другой стороны, мы позволяем ему применять грязные методы, и, полностью сознавая нечистоплотность его приемов, мы хотим его унизить, хотим, чтобы он бедствовал, терпел крупные неприятности и выглядел отталкивающе. Он становится нашим заложником, жертвой наших противоречивых желаний.

Если такой полицейский – мстительная реакция на годы правления Никсона – Агню, то будет интересно понаблюдать, как этот образ изменится по мере изменения общественной ситуации. Некоторые тревожные симптомы заметны уже сейчас. В предыдущих фильмах Дона Сигела «Блеф Кугана» и «Грязный Гарри» Клинт Иствуд вылавливал подонков-хиппи в Нью-Йорке и Сан-Франциско; в «Грязном Гарри» он также поносил решения Верховного суда о защите прав обвиняемых. В недавно появившемся продолжении под названием «Ударная сила» авторы учли замечания тех критиков, которые упрекали «Грязного Гарри» в фашизме и проповеди воинствующей нетерпимости, заставив Иствуда сражаться со сформированным из полицейских «отрядом смертников» – четырьмя верзилами, которые заняты истреблением гангстеров и сутенеров. Таким образом, Иствуду приходится защищать законность, в которую он все же мало верит («стрелять можно, если стреляешь в того, в кого надо»). И как он оберегает общество от этих бандитов? Как вы и могли догадаться – исключительно убивая их. А чтобы вы не думали, что этот фильм протестует против линчеваний, Иствуд подстреливает одного налетчика и парочку воров из полухиппи-полуподонков в стычках, не имеющих никакой связи с основным сюжетом (зато прямо вытекающих из двурушничества авторов). Обычный арест в новых полицейских лентах теперь почти не увидишь.

Этим фильмам, полным зверств и убийств, необходимы анонимные трупы. Человеческая смерть в них показана так, что зритель почти всегда остается равнодушным: жертвы бандитов – просто лишние тела, не плохие и не хорошие, обычные пешки в полицейской игре. «Ударная сила» делает даже гаденькую попытку доказать, что они получают то, чего заслуживают: проститутку убивает ее сутенер после того, как она спутывается с таксистом; полицейские из отряда смертников расстреливают из пулемета несколько красивых девушек, которые обнаженными плещутся в бассейне со стариками (так фильм представляет себе верх порочности). Подобная смесь похоти, реакционного морализма и массовых истязаний казалась бы забавной, если бы оппортунизм картины не был столь удушающим.

Тот же оппортунизм и путаница понятий превратили в сущий абсурд картину «Смешливый полицейский», в которой неистовый Брус Дерн и молчаливый, угрюмый Уолтер Мэттау (это его худшая роль) совершают экскурсию по притонам Сан-

270

Франциско в поисках убийцы-гомосексуалиста. Перед нами снова нагромождают горы анонимных трупов (полиция совершает эти акции с хладнокровным профессионализмом, который становится отвратителен, когда понимаешь, что трупы нужны здесь только для коммерчески выгодного эпатажа), и снова авторы осуждают злодейства и «грязный секс», которые они успели продемонстрировать на многочисленных примерах.

Дерн и Мэттау с видом людей, только что прибывших из глухой провинции в вертеп, обрушивали свой гнев и отвращение на всех встречающихся им по пути – на гомосексуалистов, артистов секс-ревю, азартных игроков, сутенеров, «ангелов ада» и прочих. С точки зрения фильма Америка превратилась в помойную яму у и только жестокий, но справедливый полицейский должен замарать руки, чтобы охранить всех нас от несчастья. Возможно, ради того, чтобы картина сохранила видимость «развлечения для всей семьи», несмотря на все показанные безобразия, Мэттау приходится дать пощечину очаровательной молодой женщине, которая позировала обнаженной своему приятелю, – но в дальнейшем сценарий показывает Мэттау человеком безнадежно устаревших понятий, ханжой, и потому даже его отвращение теряет справедливое обоснование. Идейные позиции авторов все время колеблются, меняются, и фильм уходит в никуда.

Филипп д’Энтони, который был продюсером «Буллита», «Французского связного» и «Seven-ups» (а последний и сам поставил), не скрывает, что жанр «полицейских фильмов» для него в первую очередь – источник хороших доходов. Чисто жанровый фильм без единого оригинального, творческого элемента «Seven-ups» тем не менее сделан чрезвычайно квалифицированно и должен удовлетворять знатоков. Полицейские, бандиты, машины, пистолеты, погони и перестрелки являются чисто формальными атрибутами, как и герой картины, полицейский-садист (Рой Шейдер), лишенный всякой индивидуальности. Все подается само собой разумеющимся, ничего не объяснено, основные мотивы действия позаимствованы из других картин. Во всем, кроме некоторых деталей, картина следует за привычными штампами. В своем роде «Seven-ups» сделана блестяще, но это совершенство ничтожества. Когда попадаешь на такой фильм, то начинаешь надеяться, что жанр скоро отомрет, но это тщетная надежда.

За последние годы кинематограф «повзрослел», но не так, как многим из нас хотелось. Примитивные модели «добро против зла» уступили место другим примитивным моделям, в которых «добро» попросту пропущено. То, что получилось – массовая культура без положительных героев, – мрачнее всех наших прогнозов. Но раз уж невинность потеряна, все попытки вернуть ее превращаются в сентиментальную глупость и авто-

271

пародию (ностальгия). В такой новой ситуации мы должны стараться обнаружить в фильме возможное предательское коварство, и лишь иногда – признаки подлинно пытливого ума и моральной сложности. Такой гадкий опус, как «Ударная сила», был бы невозможен 25 лет назад, но и замечательно увлекательная лента «Крестный отец» была бы немыслима тоже. Ходить в кино стало опасным занятием, в котором каждый из нас испытывает судьбу и должен искать свой путь.

Март 1974 г.

272