Экстаз / Ekstase (1933)
Кино как приключение
Кино – это отражение мира. Его история может быть толстым талмудом ученых раздумий, а может быть – сагой с сотнями персонажей, опутанных паутиной сотен сюжетных линий. Герои этого эпоса не просто живые люди, но и темы, и жанры (от фарса до трагедии) рождаются, чтобы в означенный час умереть, и умирают, чтобы, по зову времени, возродиться снова. История этого отраженного мира, как библиотека приключений, как «монтаж аттракционов» – эффектных и головокружительных сольных номеров наших авторов. Вот что такое эта рубрика.
ЭРОТИКОНЫ и ЭРОТОМАНЫ, или почти все о сексе
Постоянное соседство секса и насилия завораживает. Французы придумали знаменитое «Ищи женщину», памятуя о том, что тайный след секса просматривается во всех или в большей части преступлений, драм, трагедий. Но торжество плоти не может быть вечным.
Сверкнувший над возницей бич, понесшие лошади, мгновенно отодвинутые назад рванувшие в темноту ночи автомобили… Источающая измену полутемная прихожая, бег через бесконечную детскую в пустой салон, где на освещенной стене разыгрывается театр теней, в реальности повторивший самый кошмарный из всех пораженных мукой ревности снов: отброшенная куда-то в невидимое сигарета, поднятые вероятно в честь победы над ним, обманутым мужем, бокалы, мужской и женский силуэты, слившиеся в омерзительно чувственном поцелуе. И само убийство. Страшное… Зверское… На которое способно только лишенное разума животное.
Он так никогда и не оправился от перенесенного тогда шока, потому что чудовищем, забрызганным теплой, липкой кровью, был он сам…
Черно-белая «Крейцерова соната», снятая как гениальный бред чехом Густавом Махатым в 1926 году, и сегодня производит впечатление. Застревая где-то глубоко в подсознании, она временами внезапно всплывает отдельными кадрами или деталями, порождающими странную тревогу.
Магия чувств, плотское вожделение здесь уже намертво повязаны с преступлением. Это увертюра в «Эротикону» (1928), вторгшемуся в таинственный и всемогущий мир чувств и страстей, и посткриптум к «Экстазу» (1929), гигантскому, как сказали бы сегодня, видеоклипу о торжестве плоти.
Связывая секс с насилием, Махатый не делал открытия.
Французы придумали знаменитое «ищи женщину», памятуя о том, что тайный след секса просматривается во всех или в большей части преступлений, драм и трагедий, включая и три шедевра мировой литературы – «Эдип-царь», «Гамлет» и «Братья Карамазовы», которые трактовали одну и ту же тему: отцеубийство на почве сексуального преступления из-за женщины. Это вовсе не означает, что от подобных преступлений застрахованы сексуальные меньшинства. Знаменитый Винкельман, автор классического труда по эстетике «Лавка» древностей», погиб от ножа своего ревнивого любовника и был найден в сточной канаве, как и великий Пазолини два века спустя. Ну, а что касается извращенцев, то, чтобы разобраться в хитросплетении их мотивов, понадобятся Софоклы, Шекспиры и Достоевские в квадрате. Достаточно вспомнить извращенные сексуальные наклонности Гитлера, его страсть к разрушению, судьбу Германии и то загадочное обстоятельство, что многие женщины (среди них его племянница Гели Раубаль – «Мой дядя чудовище! Невозможно представить, чего он от меня требует… – его подруга Ева Браун и известная киноактриса Рене Мюллер), испытавшие с ним физическую близость, покончили или пытались покончить жизнь самоубийством…
Постоянное соседство секса и насилия завораживает.
34
Именно так, как магическая связь секса и преступления, снимает свой «Эротикон» Густав Махатый, используя мотивы пушкинского «Станционного смотрителя», но выдвигая на первый план не поддающуюся никаким запретам любовную страсть.
Девушка, соблазнитель, отчаяние, замужество, случайная встреча с обольстителем, возобновление любовной связи, измена, убийство соблазнителя мужем второй любовницы, – событий больше, чем достаточно, но не они в центре внимания. Главный герой здесь любовная страсть, вожделение как наваждение, помутнение разума, одержимость. «Экстаз» как бы повторение заколдованного круга. Опять замужество, супруг, далекий от плотских радостей, встреча с молодым инженером, неизбежная измена и… самоубийство мужа.
Женщины Махатого – пленницы страсти. Они не задаются вопросом, как избавиться от власти плоти. Это их судьба, их рок. Они так же одержимы, как и героини «Империи чувств» японского эротомана Нагисы Осимы, но находятся в другой стадии. Это начало сладкого плена. И эту сладость в полной мере даст почувствовать режиссер. Нужно родиться эротоманом, чтобы так изысканно сделать осязаемой чувственность самых обыденных предметов быта (ковра, постели, хрустальных флаконов, жемчужного ожерелья в любовном экстазе ласкающего шелковистую кожу) и через нее передать состояние сексуального возбуждения молоденькой девушки, для которой физическая близость и сладкий грех, и влекущая тайна, и предначертание судьбы.
Доведись Махатому снять сам акт любви, он непременно стал бы автором чего-то, подобного «Любовнику». Это его стиль. Его степень одержимости эросом.
Два тела, переплетенных в постели, разорвавшие все связи с внешним миром, забывшие о времени, приличиях, кастах, классах, бедности и богатстве…
Белая и желтая плоть, слившиеся в любовном экстазе. Четырнадцатилетняя девственница, дочь француженки-гувернантки и тридцатилетий денди из китайской колонии в Сайгоне.
Эротическое любопытство, зов пробуждающейся плоти и изощренное искусство любви, в котором так сведущ Восток…
Рассеянный свет, проникающий сквозь тростниковые шторы, окра-
35
шенные голубоватой краской стены, на полу циновки.
Это совсем не роскошная спальня, снятая сексуально озабоченной камерой «Экстаза». Но позы, жесты, шепоты и дыхание влюбленных создают ту атмосферу сладострастного наслаждения, которым и должно завершиться любовное томление «Экстаза».
Может ли быть вечным торжество плоти? Можно ли от него устать, пожелать избавиться от длящеюся вечность наваждения? Махатый не успел довести до конца свой «Эротикон». За него это сделал Осима.
Героиня «Империи чувств» совершает тройное убийство как тройное отречение. Шелковым шарфом (не отсюда ли он перекочевал в «Основной инстинкт»?) она душит любимого мужчину, чтобы освободится от плена любви. Отрезает его половой орган, символически разделываясь с собственной рабской зависимостью от секса вообще. И, наконец, убивает себя. Ее отречение от жизни возможно и нелогично, но зато достоверно, потому что, как говорится в старом анекдоте о приеме в партию, кому же нужна такая жизнь?!
Вот в чем разгадка смерти чопорного супруга из фильма Махатого «Экстаз»! Неслучайно умирает он не в своей роскошной квартире (как это должно было случиться, будь он действительно сражен скандальным поведением жены), а в затрапезном кабаке, в убогом кабинетике рядом с шумным залом, где со страстями, пороками, грязью и изменами бурлит настоящая жизнь, дарующая и дурман, и тс самые чудные мгновенья, которые нельзя не вымолить, ни купить, ни заслужить даже самым высоким положением. Жизнь, которую он только теперь разглядел, в которую ему уже нет доступа и без которой, как он теперь понял, все теряет смысл.
Можно возразить, что в аналогичной ситуации под поезд бросился все же не Каренин. Но так ведь то Толстой, а не эротоман Густав Махатый, рожденный на земле Габсбургов, давшей миру и Фрейда, знавшего о сексе все или почти все, и Мазоха с его садомазохистским синдромом, и эротические фантазии Людвига Баварского, мимо которых не мог пройти эстет Висконти.
Тени всех этих одиозных для благопристойного мира фигур были потревожены и потому скандал, разразившийся вокруг «Экстаза», был грандиозным. Очень скоро он стал международным, чему в немалой степени способствовало громкое признание несомненных художественных достоинств фильма на МКФ в Венеции в 1931 году.
Лишь спустя два года перепуганные прокатчики рискнули показать «Экстаз» в обычном кинотеатре. Но случилось то, что и должно было случиться, ведь прекрасный фильм был, увы, немым, а легкомысленная Европа уже всерьез увлеклась модным пришельцем – звуковым кинематографом.
Ах, как не повезло фильму и как повезло Геде Ламар. Ибо ничто так не способствует быстрому восхождению на кинематографический Олимп, как громкий скандал, связанный с нарушением сексуальных табу. Среди многих способов рождения знаменитостей он до сих пор остается самым радикальным. Что уж говорить о начале тридцатых.
Геда Кислер, больше известная как знаменитая американская кинозвезда Геда Ламар, нигде не была гак хороша, как в «Экстазе». Сегодня она, вероятней всего, не стала бы победительницей ни одного из конкурсов красоты, где оцениваются отдельно грудь, отдельно ноги, отдельного, что па альпинистском жаргоне деловито именуется пятой точкой опоры. Но заснятая изысканной камерой эротомана актриса из Вены – а именно там нашел се Густав Махатый – с полным правом могла претендовать на звание Мисс Секс всех времен и народов, поскольку была воплощением чувственности, сексуального желания, плотского вожделения без примеси вульгарности, но с той каплей утонченной похоти, которая делает несущественными все барьеры, воздвигнутые разумом, воспитанием и культурой.
Актриса, дерзнувшая появиться обнаженной в фильме, рассчитанном на широкого зрителя! В начале тридцатых это была сенсация.
Конечно, американская звезда Геда Ламар никогда не появлялась на экране в костюме Евы. И никогда ее роли не требовали и сотой доли той чувственности, что излучала героиня Геды Кислер из «Экстаза». И все же каждый ее персонаж вносил в атмосферу фильма недозволенный след неразгаданной тайны, чего-то, что не дано было выразить пуритански настроенному американскому кинематографу 30-х, но что сумел сделать таким зримым европеец Густав Махатый в своих изящных эротических повествованиях, отдающих уголовщиной, психодрамах с ароматом убийств на сексуальной почве.
Г. Компаниченко
36
Добавить комментарий