Лолита / Lolita (1962)

Дроздова Марина. Миф о Лолите // Видео-Асс Известия. – 1998, № 01 (36). – С. 32-33.

МИФ О ЛОЛИТЕ

Владимир Набоков всегда искусно кодировал свои произведения, защищая их от прямых прочтений, а заодно от кинематографических интерпретаций. Во всех его вещах присутствуют мерцающие эпизоды, бликующие персонажи, двусмысленные повороты интриг, таящие при попытке выявить их точное значение.

Искушенных читателей заинтриговало предположение, что «Лолита» – своего рода террористический акт в адрес примитивности жизненного уклада американского среднего класса и эквилибристическое издевательство над психоанализом.

Ленивый, неряшливый, комиксовый мир, пошло стандартизированные пространства школ, домов, гостиниц, мотелей – все это набоковские шаржи, виртуозное и вдохновенное издевательство над примитивностью как самого понятия «норма», так и над нормативными ценностями. Настоящей остается безутешная интонация повествования Гумберта Гумберта. И, кстати, в этой безутешности ключ к тому, почему при заданной неприличности истории, порок в ней выявляется вяло. Ибо вожделение печального отчима лишено какой-либо корысти и им самим воспринимается как самоубийственное. Это не удовлетворение социально неприемлемой страсти, а обреченная самопровокация, фаталь-

32

ная мечта сделать грезу реальностью. Впрочем, «Лолита» литературная и нимфетки, разбросанные по миру, не совсем одно и тоже – они похожи в том смысле, в каком современный миф соотносится с реальностью.

Оставим тех, для кого «Лолита» – юная мадам Бовари. Обратимся к тем, для кого выпущенная из набоковского сачка «нимфетка» оказывается символом волшебно недоступного идеала – ведь именно это превращает скандальный сюжет в облитое слезами повествование о бескорыстной и обреченной любви.

Вспомним, как Набоков, перевоплощаясь в Гумберта, с трогательной откровенностью описывает скептическое восприятие традиционной «женственности», неотъемлемым содержанием которой является корысть – и бытовая, основанная на буржуазной трактовке женщины как содержанки, и философская, претендующая на то, чтобы привести к схеме вопросы пола. А в понятии «нимфетка» сочетается бойскаутский бескомпромиссный мир подростка и божественное происхождение нимф, символизировавших в греческой мифологии живительные силы природы.

Однако в середине нашего века параллели с античными формами себя изжили – галантный восемнадцатый и буржуазный двадцатый создали в конце концов тот тип основательной, практичной женщины, который столь яростно разоблачает Гумберт. Считается, что для молодежи Западной Европы и Америки роман и героиня стали одними из первых знаков к тому, что пора развеивать викторианские условности, отменять иерархию «в постели», провозглашать в ней приоритет собственного мнения.

Внимательный читатель помнит, что идущий под откос Гумберт убивает Клэра Куильти (с которым сбежала его Ло), боясь того, что греза будет поставлена на поток вполне ординарного вожделения.

Обратим внимание на то, что эта история перекликается с более поздним произведением Набокова – «Адой», в котором «…чередою чарующих сцен разворачивается пылкий отроческий роман Вана и хорошенькой Ады», как, пародируя критика-графомана, пишет Набоков. Любопытно, что в «Аде» стиль описания подростковых соитий отличается от «совершеннолетних» иной стилистикой и лексикой, в результате чего ясно чувствуется разница между пронзительной тональностью юношеской любви и душещипательной взрослой. Атекст изобилует игрой слов на тему «адского рая».

33