Скромное обаяние буржуазии / Le charme discret de la bourgeoisie (1972)
Полнометражный фильм (премия «Оскар» и номинация на «Золотой глобус»).
Другие названия: «Скромное обаяние буржуазии» / «The Discreet Charm of the Bourgeoisie» (международное англоязычное название).
Франция.
Продолжительность 102 минуты.
Режиссёр Луис Бунюэль.
Автор сценария Луис Бунюэль при участии Жана-Клода Каррьера (номинация на «Оскар»).
Оператор Эдмон Ришар.
Жанр: комедия, драма, кинофантазия
Краткое содержание
Супруги Франсуа (Поль Франкёр) и Симона (Дельфин Сейриг) Тевено, сестра жены Флоранс (Бюль Ожье), а также их хороший знакомый дон Рафаэль Акоста (Фернандо Рей), посол латиноамериканской страны Миранда, прибывают по приглашению в дом к общим друзьям Анри (Жан-Пьер Кассель) и Алисе (Стефан Одран) Сенешалям. Внезапно выясняется, что произошло чудовищное недоразумение: хозяева ожидали гостей днём позже. Но разве может небольшой курьёз остановить истинных буржуа, предвкушающих провести время за изысканным ужином в приятной во всех отношениях компании?..
Также в ролях: Жюльет Берто (Дюфур), Милена Вукотич (Иньес), Мария Габриэлла Малоне (партизанка), Клод Пьеплю (полковник), Муни (крестьянин), Пьер Магелон (сержант полиции), Мишель Пикколи (министр), Франсуа Мэтр (Делеклюз).
Евгений Нефёдов, AllOfCinema.com
Рецензия
© Евгений Нефёдов, AllOfCinema.com, 05.03.2016
Авторская оценка 10/10
(при копировании текста активная ссылка на первоисточник обязательна)
Вероятно, это самый реалистичный фильм Луиса Бунюэля – но лишь по той причине, что в «Скромном обаянии буржуазии» лучше всего (ярче, чем в двух его немых шедеврах!) проявилось виртуозное владение именно сюрреалистическими средствами экранной выразительности. Парадокс из числа тех, другом которых великий русский поэт и провидец Александр Сергеевич Пушкин считал истинного гения. К тому же, на сей раз режиссёр всё же оставляет (великодушно оставляет!) чуткому и думающему зрителю возможность разумом, а не только на интуитивно-подсознательном уровне постичь стройную и внутренне непротиворечивую логику развития экранных событий. Поначалу практически не сомневаешься в том, что смотришь обычную, выстроенную по законам классической (вовсе не авангардистской) драматургии картину. Компания добрых знакомых собирается провести вечер вместе, и если не дома у забывчивых Сенешалей, то – в замечательном ресторанчике, который рекомендует Франсуа. Не беда, что привходящие печальные обстоятельства (скоропостижная смерть владельца заведения) так и не позволили поужинать: удастся в следующий раз. Плавно сменяющие одна другую дружеские встречи перемежаются зарисовками повседневного бытования героев, в частности, преследуемого молодыми радикалами посла Акосты. Однако ближе к середине вдруг ловишь себя на мысли, что как-то незаметно утратил нить повествования, вроде бы разворачивающегося в строгой хронологической последовательности. Причём Бунюэль и его соавтор по написанию сценария Жан-Клод Каррьер усиливают эффект, настойчиво вводя фрагменты ночных видений, то пересказываемых случайными знакомыми, то… снящихся самим действующим лицам. Возникает даже сон во сне!.. Между тем само наличие подобной оговорки1 служит превосходным средством непосредственной (при желании – легко устанавливаемой) связи с подлинной, объективной действительностью, на удивление не утрачивающей своей осязаемости. Если угодно, перед нами вывернутый наизнанку приём «очуждения» Бертольда Брехта – сознательное отрешение от бредово-фантастических эпизодов, исполняющих сюжетообразующую функцию.
Казалось бы, зачем понадобились такие тонкости, которые наиболее радикальные приверженцы революционной эстетики могут принять за проявление конформизма? Ответ кроется уже в названии, подбиравшемся, по признанию автора, с исключительной щепетильностью. За минувшие четыре с лишним десятилетия, омрачённые нешуточными катаклизмами (от глобальных экономических кризисов до Второй мировой войны), сама буржуазия стала другой. Уже не находится в плену мучительных комплексов, прорывающихся наружу сквозь запреты строгого сознания, а предаётся тихим и изысканным радостям жизни, нисколько не таясь, но и не привлекая к себе повышенного внимания эпатажными выходками – напротив, задавая каноны общественного поведения. Ни дать ни взять – скромное обаяние! Так, единственное, что смущает чету Тевено в момент интимного уединения, – громкие стоны жены, которые не будет слышно, если осторожно спуститься в сад, а Акоста элегантно выйдет из затруднительного положения, правдоподобно объяснив мужу, почему оказался наедине с его супругой. Дон Рафаэль вообще не забывает о безупречных манерах ни на мгновение, поддерживает ли светскую беседу за столом, допрашивает ли пойманную девушку-террористку или ведёт переговоры по поводу очередной партии чистейшего кокаина. И, право, нет необходимости негодовать, видя, как приглашённые остановиться в доме на время манёвров офицеры курят марихуану. Всё должно оставаться в рамках приличия. Думаю, создатели ленты намеренно провели параллели с «Андалузским псом» /1929/, тем самым – не столько обнаружив преемственность традиций, сколько подчеркнув принципиальное отличие ситуаций тогда и теперь. Чего только стоит появление епископа Дюфура – не в связанном виде, а в приличествующем сану облачении, которое он тут же меняет на одежды простого садовника, надеясь получить эту должность у состоятельной пары. Да и старый рояль, не набитый падалью, но ставший прибежищем для полчища тараканов, используется для куда более прозаичных целей – служит полицейским инструментом жёсткого допроса с пристрастием.
Впрочем, из всех возможных сторон спокойного и размеренного существования достопочтенных буржуа Луис Бунюэль умышленно сосредотачивается на одном, наиболее показательном аспекте. Совместный приём пищи давно и неприметно превратился в подлинный ритуал, по своей значимости не уступающий священным церемониям древних восточных культур. Но именно здесь кроется важная особенность мышления режиссёра-демиурга, раз за разом лишающего своих персонажей удовольствия предаться любимому занятию – под самыми разными предлогами, правдоподобность которых не вызывала бы сомнения, если б не череда непрекращающихся неприятностей как таковая. Будь то забывчивость хозяев, начавшиеся раньше срока армейские учения, невиданный наплыв посетителей в кафе, арест по ложному обвинению или даже вторжение группы вооружённых экстремистов, открывающих огонь на поражение по всем, включая посла, успевшего спрятаться под столом, но… не одолевшего тягу к аппетитному кусочку ветчины. От подспудных, дающих знать о себе лишь во сне страхов – всего шаг до оголтелого следования новопровозглашённым идеалам «общества потребления». Если сам Бунюэль чуть позже, в «Призраке свободы» /1974/, с издёвкой проиллюстрирует принцип относительности традиций2, то его итальянский коллега и во многом единомышленник Марко Феррери язвительно доведёт тенденцию до абсолюта, осмелившись в «Большой жратве» /1973/ вынести смертный приговор людям, увлечённо пожирающим самих себя. А пока кинематографист, начиная с заголовка, позволяет почувствовать (наряду с иронией) ещё и особого рода утончённую поэтичность и красоту мира, не осознающего бессмысленности существования и, главное, обречённости навеки пребывать в таком состоянии, терзаясь непонятными ночными кошмарами. Не случайно же в перерывах между завтраками, обедами и ужинами друзья безмолвно бредут по дороге к неведомой и наверняка – иллюзорной цели. Ниоткуда в никуда.
.
__________
1 – Отсутствовавшей не только в знаменитом дебюте, но и более поздних сюрреалистических опытах вроде «Ангела-истребителя» /1962/ или «Дневной красавицы» /1967/.
2 – Что было бы, если б в культ оказалась возведена не еда, а, так сказать, наоборот.
Прим.: рецензия публикуется впервые
Материалы о фильме:
Орлов Даль. У Луиса Бунюэля. // Советский экран. – 1984, № 01. – С. 20.