Цунэо, приходившийся сыном Томите Цунэдзиро – первому ученику Кано Дзигоро (того самого, легендарного основателя дзюдо), знал, о чём писал. Возможно, не обошлось без идеализации образа юного Сугаты (да и Согоро Яно, сыгранного знаменитым Тосиро Мифунэ), но ощущение достоверности возникает на сеансе неспроста…
Ричард Лестер словно пошёл вразнос, резко повысив градус эксцентрики, привнеся элементы пародии, поглумившись над восточной мистикой, добавив щепотку сатиры, наконец, постаравшись предельно доходчиво довести до зрителя мысль о тотальном, всепроникающем, обезоруживающем нонсенсе…
Джордж Стивенс постарался довести до предела монументальный подход, отдавая явное предпочтение тщательно выстроенным, живописным, красивым дальним и общим планам. Даже лик Спасителя возникает на экране очень и очень нечасто… В сочетании с замедленным темпоритмом зрелище грозит основательно наскучить…
Избрав в качестве объекта хлёсткого высмеивания «бондиану», породившую устойчивую моду (тогда даже возник ёмкий термин – «Eurospy film»), Эрик Баллинг не прогадал. Он не отказывается от захватывающих дух погонь на автомобилях (непременно заканчивающихся эффектной аварией), перестрелок, мордобоя…
Жерар Ури превосходно чувствует природу жанра, чередуя эксцентрику с сантиментами, а местами и обостряя действие за счёт добавления криминальных разборок (чего только стоит перестрелка у искусственного водопада!). Вместе с тем «Разиня» выгодно отличается от проходных юмористических кинопроизведений…
Леммон прямо-таки купается в двух острохарактерных ролях: Фэйт неожиданно оказывается двойником изнеженного, манерного и страдающего алкоголизмом кронпринца вымышленной европейской страны Карпании – и попадает в эпицентр местных политических интриг…
Сэр Холмс уже в силу предъявляемых профессией требований прекрасно разбирался в нравах как высших слоёв британского общества, так и, пожалуй, в ещё большей степени – обитателей столичного «дна», где царят нищета, разврат, насилие. Но со столь жестокими преступлениями даже ему приходилось сталкиваться нечасто…
Ответ на вопрос, что объединяет (не формально, присутствием Милоша, а по существу) эпизоды, превращая произведение в триптих, думаю, очевиден: смерть. Точнее, гибель людей, столь же неизбежная в условиях войны на уничтожение, сколь и абсурдная – трагически нелепая…
«Меня зовут Фердинанд», – не устаёт поправлять беглец подругу, почему-то окрестившую его «Пьеро». На фабульном уровне невинному дамскому капризу не даётся мало-мальски внятного объяснения, и мы понимаем, что здесь содержится важное послание самого Жана-Люка…
«Изюминкой» замысла видится, скорее, обыгрывание национальностей энтузиастов, выступающих от лица государств, борющихся за первенство и – шире! – за право считаться передовыми. Тот же Мэйс, допустим, прямо заявляет, что Британская империя, будучи владычицей морей, просто обязана покорить воздушный океан…
