Родня / Rodnya (1982)

Логинов Игорь. Сергей Михалков: «Мне не стыдно за потомство» // Видео-Асс Известия. – 1998, № 03 (38). – С. 146-149.

И3 ПЕРВЫХ РУК

Сергей МИХАЛКОВ: «МНE НЕ СТЫДНО ЗА ПОТОМСТВО»

В нашем журнале – такова уж традиция – принято давать материалы острые и разноплановые. Но нет правил без исключения. И сегодня мы предлагаем вам классический парадный портрет человека, во всем блеске и великолепии. Надеемся, читатели простят нам комплиментарный тон и восхищенные интонации, ведь речь идет о живом классике, патриархе детской литературы, отце «Дяди Степы», писателе Сергее Михалкове.

Не помню, кто сказал, что писатель в России, чтобы осуществиться, должен жить долго, но Михалков своим творчеством и судьбой доказал, что талантливый человек может состояться при любом режиме. Он был вхож в самые высокие кабинеты при Сталине и Хрущеве, при Брежневе и Андропове, при Черненко и Горбачеве. Его книги читают сегодня и будут читать в будущем. Он воспитал двух сыновей, кинорежиссеров с мировым именем – Андрона Кончаловского и Никиту Михалкова. Его внуки твердо стоят на ногах. Наконец, на девятом десятке, он сумел покорить сердце женщины, которая моложе его на много лет. В чем секрет такой удачливости? В хорошей наследственности?

В ставке на семейные ценности? В уникальной способности обращать любые внешние обстоятельства в свою пользу? Как бы то ни было, сегодняшний наш гость – это человек созидания, а не разрушения, нацеленный на попечительство и приумножение, а не на расхищение и растрату. Человек, сумевший создать культурный слой, наносить плодородную почву для своего рода, а затем передать ее как эстафету от поколения к поколению.

– Сергей Владимирович, вы всегда были обласканы властью, не чувствуете ли вы себя сегодня как бы немножко заброшенным, забытым ею?

– Во-первых, я совершенно не принимаю это положение. Чем я был близок к власти? Тем, что написал Гимн Советского Союза? Я не бывал в гостях у руководителей государства, они у меня не бывали дома. Я не занимал никаких постов в правительстве. Я не был советником у руководителей государства. А то, что я был председателем Союза писателей РСФСР, так это меня писатели избирали на съезде. Это только давало мне возможность по писательским делам обращаться официально в правительство, что я и делал.

Я никогда не стремился быть ближе к власти, чем я был. Другие, может быть, дневали и ночевали на дачах у членов правительства, женились на их дочерях. Я жил своей личной жизнью, занимался творчеством… Поэтому когда мне говорят, вы служили власти, я отвечаю: я служил своим читателям. И то, что я писал, и сегодня оказывается нужно народу. Я принадлежу к тем писателям, книги которых охотно раскупаются. Совсем недавно я принимал участие в международной книжной ярмарке, посвященной 850-летию Москвы, и был даже награжден дипломом как ее участник.

– Как так случилось, что сочинять текст Гимна Советского Союза пригласили вас, детского писателя?

– Во-первых, никто меня никуда не приглашал. Был объявлен правительством конкурс, 65 авторов писало варианты текста гимна. Когда мы, я и мой товарищ Гарольд Эль-Регистан, с которым мы работали в газете «Сталинский сокол» военными корреспондентами, узнали о конкурсе, то решили принять в нем участие. Написали наш вариант и послали его композитору Шостаковичу, тот сочинил музыку, и наша работа стала конкурировать с другими вариантами гимна, которые представлялись правительственной комиссии во главе с Ворошиловым. Естественно, товарищ Сталин как руководитель партии и государства на определенном этапе заинтересовался проделанной работой. Правительственная комиссия доложила ему все варианты гимна, и Сталин отметил среди всех этих вариантов наш вариант.

– Вы много раз видели Сталина, какое впечатление он производил на вас? Что вы сегодня ду-

146

маете об этой противоречивой и неоднозначной фигуре?

– Сталин был великим актером. В зависимости от обстоятельств он бывал самым разным: он мог быть очень добродушным, очень приятным, а в другой раз очень жестоким, суровым, несправедливым, хотя все считали, что он самый справедливый руководитель на свете. И я, встречаясь и беседуя с ним много раз, видел его как раз таким, каким он хотел казаться или каким он был действительно в отношениях ко мне, моему товарищу Регистану и композиторам, которые писали гимн: очень требовательным и очень великодушным человеком.

Я был воспитан все-таки советской школой, советским строем. Я был советским писателем. Естественно, когда я был молодым человеком, я верил в то, что говорило государство, партия, правительство, как и миллионы других людей. Когда Сталин умер, я лично не видел человека, который не плакал бы. Все переживали, потому что все верили в то, что он хороший, добрый, мудрый, честный. Тем более, с его именем была связана победа в войне, понимаете? Все надо соизмерять с теми обстоятельствами, в которых жили люди. Да, арестовывали, это было ужасно. Арестовывали совершенно невинных людей, а люди думали, что арестовывали за дело. Пропаганда работала. Даже Фейхтвангер, который присутствовал на политическом процессе, написал потом, что он верил, что этот процесс правильный.

– Сергей Владимирович, насколько важно для художника честолюбие, желание достичь успеха, почитания окружающих?

– Видите ли, нет такого художника, даже самого маленького, который бы не был честолюбив. Вообще, трудно себе представить поэта, который считает, что он бездарный поэт. Даже самый плохой писатель всегда считает, что его недооценивают. И даже самый крупный мастер переживает, когда его ругают. И когда он говорит, что ему безразлично, как к нему относятся, это неправда. Но нет такого великого писателя или музыканта, которого бы не ругали, потому что его успех вызывает зависть у соперников, зависть порождает злобу, а злоба выливается в сплетни или в скандальные публикации в газетах и журналах. Тут очень важно стараться не принимать это близко к сердцу. Вот Чехов, говорят, не читал газет, и только в конце года ему давали их в комплектах, потому что он не хотел себе портить настроение. Настроение имеет огромное значение в творческой жизни художника. Самое главное, не вступать в полемику со своими противниками, потому что они хотят завязать спор, чтобы окончательно испортить человеку настроение. Я придерживаюсь такого мнения: если тебя поливают, просто не обращать внимания. Ну за исключением, может быть, каких-то отдельных случаев, когда необходимо высказать свое мнение.

Конечно, мне, как и любому человеку, больше по душе, когда мне говорят приятные вещи, чем когда меня поливают грязью или помоями. Потому что найти повод полить человека грязью всегда можно, а я даю достаточно много поводов, чтобы меня поливать грязью. Во-первых, поливают грязью Гимн Советского Союза – это смешно, или поливают грязью творчество моих сыновей – это завистники, которые работают в этой же области и пытаются как-то их принизить, оскорбить.

– Чужой успех раздражает, а в жизни ваших сыновей все так удачно сложилось…

– Знаете, когда Суворову говорили, что ему везет, он спрашивал: «А умение где?». Сегодня повезло, завтра повезло, а все-таки, почему везет? А умение где? Сыновья мои делают только то, что считают нужным, они никогда не делали то, что кому-то надо. Я ведь никогда не мечтал о каких-то особых профессиях для своих сыновей, ничего для этого не делал и никуда их не устраивал.

Ни я, ни моя жена, писательница Наталья Петровна Кончаловская, которая, можно сказать, и воспитывала сыновей, никогда не определяли судьбу своих детей, их будущее по нашему разумению. Они сами избрали свой путь в жизни. Правда, они оба учились в определенном возрасте в музыкальной школе, старший сын закончил московскую консерваторию, но не стал пианистом, просто потому что не захотел им быть. И когда они оба решили приобщиться к театральному искусству и к искусству кино, то один пошел учиться в Щукинское училище на актерский факультет, а второй после консерватории поступил во ВГИК.

А когда наступало время исполнять свой гражданский долг, они шли в армию, проходили эту суровую школу жизни. Младший сын Никита,

147

например, уже будучи кинорежиссером, прервал работу над своей первой большой картиной «Свой среди чужих, чужой среди своих», потому что у него кончилась отсрочка. Я не предпринимал никаких усилий, чтобы освободить его от армии или чтобы его отправили поближе к дому. Он служил во флоте на Камчатке, вернулся старшиной первой статьи.

Мы, жена и я, всегда думали о том, чтобы дети с самого раннего возраста знали, что такое труд, учение. И сегодня, когда одному уже 60 лет, а другому 52, они, как настоящие труженики, работают не покладая рук, снимают фильмы, которые получают международные премии.

– А вам чьи картины больше нравятся – старшего или младшего?

– Ну, видите ли, нельзя сказать, что все их картины мне бы нравились. У одного мне нравятся одни картины, у другого – другие. Это закономерно, потому что в творчестве не может быть сплошных удач. Вот даже у меня: одни стихи лучше, сильнее, другие хуже, слабее, а все-таки я их издаю целиком, отдельным сборником. То же самое и у моих сыновей: одни картины и сегодня с удовольствием смотрят зрители, а другие картины потеряли уже такое значение, они имели значение только для них самих как ступеньки их роста. У старшего сына мне нравится «Первый учитель» – первая его картина, «Дворянское гнездо», «Дядя Ваня», «Сибириада» очень мне нравится, «Романс о влюбленных», некоторые картины, которые он снимал за рубежом, в частности «Поезд беглецов», «Застенчивые люди». У младшего сына мне нравится «Свой среди чужих, чужой среди своих», «Неоконченная пьеса для механического пианино», «Обломов», «Родня», «Утомленные солнцем». У Никиты много хороших картин.

– Братья не ревнуют к успехам друг друга?

– Нет. Работая в одной области, они никогда не ставили перед собой цели соревноваться друг с другом. Это довольно глупо, потому что каждый из них делает то, что он хочет и то, что он может. Один делает такие картины, другой делает другие картины.

– Какие у вас личные отношения с сыновьями?

– Самые дружеские. Мы встречаемся, они мне звонят. Когда они в Москве и у них есть свободное время, мы вместе часто бываем на всевозможных мероприятиях. Они помогают мне во многом. Кода я заболеваю, они стараются мне помочь с врачами, с медицинской помощью, отправить меня за рубеж на операцию. И внуки мои, которые сами уже твердо стоят на ногах, тоже со мной поддерживают дружеские отношения. Особенно сын моего старшего сына Егор, который работал в свое время шофером на грузовой машине, а потом закончил Кембридж, вернулся в Москву и уже добился значительных успехов в области кинорекламы.

– Ваши сыновья такие разные…

– Никита больше похож на меня, а Андрон более похож на мать, а еще на своего деда Кончаловского, или даже на прадеда – великого русского художника Василия Ивановича Сурикова.

– Я где-то читал, что после смерти матери сыновья тщетно пытались уговорить вас переехать к ним, это правда?

– Я привык жить в этой обстановке и не собираюсь ее менять. Я привык к этому шкафу, к этому столу, к тому, что есть в доме. У меня хорошая квартира, которую я получил в 1951 году, здесь жила вся семья: жена, два сына, приемная дочь. Я познакомился с Наташей на свадьбе ее брата Михаила Петровича Кончаловского. Мне было 23 года, она была старше меня на 10 лет, у нес была дочь Катя пяти лет. Наташа была разведена с мужем и как-то так получилось, что мы понравились друг другу, и я на ней женился. Она была мудрой женщиной. Но если вы спросите, была ли эта любовь безоблачной, то это не так. Все было, и размолвки и ссоры, но все-таки наш союз продержался 53 года, и мы отпраздновали золотую свадьбу.

– Сергей Владимирович, вы в прекрасной для своих лет физической форме, это что, наследственность или результат занятий спортом?

– Никаким спортом я в жизни не занимался, я даже зарядку не делал. Может быть, гены… Я не курил никогда, и дети мои не курят – это раз. Я не пьянствовал никогда. Я и сейчас выпиваю рюмку водки – и ничего, нормально. Вообще, все должно быть в меру.

– Вы, я слышал, недавно женились? Люди творческих профессий часто прибегают к женщине, как к какому-то стимулятору, который пробуждает вдохновение…

– Ну, правильно, конечно. А как же можно игнорировать этот пол? Я его не игнорировал никогда.

– Что вас покорило в вашей супруге – ее красота?

– Одной красоты мало. Бывает холодная красота, но зачем она нужна? Это все внешнее, поверхностное, а красота должна быть внутри человека. Женщина может быть не красивая, а обаятельная настолько, что мужчина не может от нее отойти.

148

Обаятельные, приятные, добрые, умные – вот какие женщины притягивают меня.

– Сегодня деньги решают все, или почти все. Как вы полагаете, это хорошо или плохо?

– Деньги всегда играли роль в жизни общества и в жизни человека. Когда их слишком много – это ужасно. Особенно, если у человека нет вкуса и нет сдерживающего начала, тогда поведение его, кроме отвращения. у меня лично ничего не вызывает. Если же у человека много денег, и он их вкладывает в какое-то дело, а детей своих воспитывает в уважении к труду – это хорошо. Как это делают за рубежом, когда сын миллионера работает у отца на фабрике, получает зарплату, и он ему лишних денег не дает. Но если у человека есть семья, а денег нет – это ужасно.

Я считаю, что деньги нужны человеку для того, чтобы удовлетворять свои необходимые потребности, но не для того, чтобы на виду у общества он тратил их на излишества. Человеку нужно то. что ему нужно. Допустим, у человека есть деньги. Один строит себе дорогостоящий бассейн, показывая этим свое богатство, или покупает антиквариат, потому что он дорого стоит. А другой тратит свои деньги на приобретение произведений искусства, которые он потом оставляет государству – большая разница. Вот взять коллекционера Зильберштейна, он всю жизнь собирал произведения искусства и все это отдал государству, по собственной воле. Или барон Фальц-Фейн из Лихтенштейна, который колоссальное количество ценнейших документов и вещей купил за свои деньги и привез в Россию. А сам живет довольно скромно, я его хорошо знаю, бывал у него в гостях. И сколько таких людей.

Так что, конечно, человеку нужны деньги, чтобы жить и чтобы даже себе кое-что позволить: купить себе путевку в санаторий, поехать за границу, заплатить за операцию – это нормально, а покупать за сто тысяч долларов линкольн, когда все вокруг ездят на жигулях – это излишество.

– Как вам кажется, ваш дядя Степа боролся бы сегодня с доморощенными гангстерами или, махнув рукой, ушел из милиции?

– Видите ли, он живет в том времени, и я не собираюсь его никуда больше отправлять. Это поэма в четырех частях, она закончилась тем, что он стал пенсионером, ветераном и до сих пор дружит с детьми. Этого героя любят дети за его человеческие качества, потому что любому ребенку понятно, что это добрый, отзывчивый, смелый, сильный человек.

– Вы автор сатирических пьес, басен, бессменный редактор киножурнала «Фитиль». На что, как вам кажется, сегодня в первую очередь нужно направить стрелы сатиры?

– Много хорошего, интересного происходит сегодня в нашем обществе, но в то же время живы еще те язвы, которые это общество разъедают. Да что об этом говорить, когда невооруженному глазу видно, что хорошо, а что плохо. Я сожалею, что появился национализм, расцвела национальная вражда, которой раньше не было. Я сожалею об огромном количестве жертв на фронтах этой вражды. Я сожалею. что сегодня у нас огромное количество беспризорных детей. Я сожалею, что очень многим людям сегодня тяжело жить, потому что у них нет денег, а рядом они видят процветающих бизнесменов, которые тратят деньги напропалую, потому что они им легко достаются.

Я могу о многом сожалеть, но в то же время я вижу и то положительное, что пришло с новым строем. Это и большая свобода творчества, отсутствие политической цензуры, которая раньше ставила преграды творчески мыслящим людям.

Частная инициатива, предпринимательство – за это раньше сажали в тюрьму, сегодня – пожалуйста. Если есть голова, работай, зарабатывай, но только плати налоги, а вот этого наш бывший советский человек и не любит. И вот это как раз тоже является темой для сатирического выступления писателя. Когда человек зарабатывает колоссальные деньги и скрывает это от государства – это уголовно наказуемое преступление во всех странах мира, но у нас это процветает. Так что даже в печать попадают фамилии людей, которые позволяют себе непозволительные вещи, покупая дорогостоящие особняки, автомобили, а в декларации указывая заведомо заниженные доходы.

Так что сейчас много плохого и много хорошего, но я думаю, что со временем все должно стать на свои места. Мы живем в обществе, и само общество придет к тому, что во всем должен быть законный порядок.

– Настоящее искусство вечно, чего, к сожалению, не скажешь о жизни человеческой. Что вы думаете об этом?

– Ну, о конце человечества я никакого представления не имею. Я только боюсь, чтобы человечество не потрясли какие-нибудь исторические катаклизмы, допустим, атомная война, порабощение одной нации другой, экологические катастрофы, которые могут перевернуть весь мир… Но об этом пусть думают ученые и политики.

А что касается конца собственной жизни, то об этом я стараюсь особенно не думать. Потому что каждый человек смертен. Смерть приходит и к молодому человеку, и к человеку среднего возраста, и к пожилому человеку. Конечно, я понимаю, что у меня перспектив особенных нет, потому что мне 85 лет. Есть люди, которые доживают до 95 лет и потом угасают. В лучшем случае можно дожить до ста лет, но об этом я даже и не думаю. Я только благодарю судьбу за то, что она дала мне возможность дожить до сегодняшнего дня.

Когда я уйду из жизни, я оставлю после себя то, что я написал. Пусть не все, но что-то останется и не забудется. Потом я оставляю свое потомство, за которое мне не стыдно – сыновей, внуков. Ужасно, когда уходишь из жизни и ничего после себя не оставляешь, кроме дурной славы или дурного потомства – сумасшедших, алкоголиков, лоботрясов, бездельников, предателей и так далее. Поэтому я довольно спокойно отдаю себя во власть судьбы, которая меня, в общем, провела через суровые эпохи, через войну. Я провел все годы в действующей армии и не был ранен, а только контужен, но выжил. Я не попал в плен. Я не был арестован, не сидел в лагерях. Это судьба так моя меня повела. Я бы также мог быть убитым, расстрелянным, попавшим в плен, мог бы стать озлобленным, диссидентом. Я никогда не хотел быть диссидентом, у меня и в голове этого не было. Да мне и не надо было быть диссидентом, у меня такой мирный профиль моего творчества.

Мой отец происходил из очень древнего русского дворянского рода. Но когда пришла советская власть, он сказал: «Раз народ выбрал эту власть, я не собираюсь с ней бороться». И пошел работать, стал ученым, профессором. Понимаете? И я так же. Я не служил Сталину или партии. Я служил читателям. И то, что я писал, нравилось народу и сегодня нравится.

Игорь ЛОГВИНОВ

Фото из семейного альбома

149

Яндекс.Метрика Сайт в Google+