Франкенштейн Мэри Шелли / Frankenstein (1994)

Кеннет Брэна: миссия выполнима? // Видео-Асс Премьер. – 1995, № 27. – С. 53-57.

Кеннет Брэна: миссия выполнима?

Корреспондент: Насколько верны слухи о том, что предварительные сеансы «Франкенштейна» вызвали негативную реакцию, поскольку многие посчитали фильм слишком жестоким?

Кеннет Брэна: Конечно, некоторые люди нашли, что в фильме переизбыток кровавых сцен. Может, это и так, но я не склонен соглашаться с таким мнением. С полным правом я могу встать и сказать: «Покажите мне любой последний кассовый фильм, а потом попытайтесь доказать, что в нем меньше насилия, чем в моем».

– В чем заключается основное различие между вашей версией и романом?

– Основное несовпадение в раскрытии характера Элизабет, приемной сестры, роль которой исполняет Хелена Бонэм Картер. По книге она слаба, зависима, очень похожа на саму Шелли с момента ее бегства в 16 лет к жениху. Она вела необычную жизнь со своей приемной сестрой и мужем и затем помешалась на Байроне. В фильме мы хотели как можно убедительнее показать, что Виктор Франкенштейн жертвует счастливыми семейными отношениями с великолепной женщиной только лишь из-за своего чертовского недовольства установленной Господом системы управления вселенной…

– Можно ли назвать Франкенштейна генным инженером?

– Каждый день по пути на работу я читаю в газете о каком-либо новом открытии, например, о трансплантации искусственного сердца или возможности выбора пола будущего ребенка…

– Вы считаете это правильным?

– Меня эти вещи пугают. Мне кажется, что человечество потеряло что-то ценное в конце нашего столетия. История, положенная в основу фильма, была придумана во времена промышленной революции, а мы сейчас стоим на пороге революции в

54

ства на людях. Одним словом, я нахожу весь процесс производства чрезвычайно сложным, но и ужасно приятным, когда все остается позади.

– У вас были тяжелые дни во время съемок?

– Конечно. Особенно доставалось в выходные. Ни малейшего намека на сон в воскресенье вечером. Меня постоянно преследовало ощущение, что нет никакого смысла в съемках нового фильма. Думаю, что это было состоянием творческого аффекта, потому что подобное чувство отчаяния я испытывал, когда ставил пьесы в театре, однако с той лишь разницей, что меня тяготил груз огромных денежных средств, еще больших ожиданий и понимания невозможности избавления от всего этого до окончания работы.

– Как вы сумели преодолеть беспокойство и когда перестали нервничать?

– Когда делаешь, что-нибудь, к чему не лежит душа, то постоянные проблемы с людьми, которые в этом тоже участвуют, начинают раздражать. Но когда входишь во что-то по велению сердца, и предоставляется возможность говорить от всей души, люди отвечают тем же.

– С чего все началось?

– Когда я прочитал роман, то, как и многим, он показался мне будто специально написанным для экранизации. Это, конечно, не произведение высокой литературы, но идея его интересна и к тому же оставляет огромное поле для творчества режиссера. Я понимал, что мы можем сделать более реалистическую версию, сделав акцент на психологическом подходе и уйдя от ненужной мелодраматичности. Мы больше уделили внимания историческому аспекту повествования, попытались сделать так, чтобы зритель в середине фильма начал чувствовать реальность происходящего.

– Как вам удалось привлечь Копполу и Де Ниро?

– Компания Копполы «Американ Зоэтроп» уже начала работу над фильмом, когда я присоединился к ним. Затем у меня родилась идея попросить Де Ниро сыграть роль монстра, и вот тогда я впервые повстречался с Фрэнсисом. Я вылетел в Нью-Йорк, чтобы увидеться с ним в полдень, а на вечер он запланировал разговор с Бобом. Так состоялась наша первая шумная встреча. Слушая Копполу, я был готов впитывать все истории, которые он рассказывал. Он может говорить бесконечно, пока вы не упадете. Достаточно вспомнить какую-нибудь картину, и он уже рассказывает кучу связанных с ней историй! Так что встретиться с Де Ниро в тот же день было для меня уже слишком. Говоря откровенно, я чувствовал себя чертовски опустошенным и выжатым, как лимон, после того, как распрощался с ними обоими.

55

– Вы это серьезно?

– Естественно. Я сыграл Гамлета накануне вечером, совершил на следующее утро перелет, встретился с Копполой и Де Ниро. Все это закончилось около часа ночи, и к тому времени, когда я вернулся в отель, я уже с трудом ориентировался в пространстве и улегся спать в шкафу.

– Вы чувствовали, что работаете с мастерами экстра-класса?

– Да, причем, как до съемок, так и после. Однако в процессе работы это практически не ощущалось, потому что все проблемы мы решали вместе. Недавно, например, я озвучивал с Робертом отдельные эпизоды. Причем он прилетел из Нью-Йорка, пришел в звукостудию, а затем улетел в Лас-Вегас для пробы у Скорсезе в «Казино». Я был просто поражен невообразимостью такой жизни. Это уже само по себе кино, и вы, стоя радом с ним, теряете ощущение значимости сделанного вами.

– А как насчет Копполы?

– Он кажется охваченным духом артистичности. Он великолепный знаток вина, и на нашу первую встречу принес бутылочку собственного виноградного напитка из принадлежащего ему поместья. Ее мы распили в ресторане Де Ниро «Трибека центр». Роберт очень гордится своим заведением и самолично показал мне весь комплекс. Вообще-то все было очень похоже на встречу боссов из «Крестного отца». Но, если говорить серьезно, нам было очень хорошо. Боб любит поесть, выпить, повеселиться, мы нашли на удивление много общего. Я думаю, ему импонировало, что я по происхождению ирландец, но не пуританин. Думаю, и он чувствовал себя неплохо в атмосфере итальяно-американо-ирландско-кельтского вечера с пением песен и выпивкой. Мы все были немножко сумасшедшими.

– Это отличается от сложившегося у многих впечатления о Де Ниро…

– Конечно, он довольно загадочный человек. Роберт любит вечеринки и любит наслаждаться жизнью, но только на своих собственных условиях. Он хочет чувствовать себя защищенным и всю энергию копит для творчества. Он один из немногих встречавшихся мне актеров, которые готовы работать до тех пор, пока не получат желаемого результата. И это никак нельзя назвать капризом…

– Но вы режиссер. Что случалось, если эпизод вам нравился, а он настаивал на повторной съемке?

– Это одно удовольствие. Роберт Де Ниро хочет еще раз? Что ж, убедительно. И сколько дублей? Есть ли у меня возражения, чтобы Роберт попробовал еще раз? Какие тут, к черту, могут быть возражения!

– У вас были идеи о том, как должен выглядеть монстр?

– Такое представление рождалось в ходе работы на протяжении 9-10-ти месяцев. Мы обсуждали все детали: лицо, тело, одежду, ботинки. Это существо, собранное по частям, поэтому нам было необходимо обсудить все подробности. И мы никогда не пытались давить: «Дорогая, не могла бы ты попытаться выглядеть более устрашающе? Ты же знаешь, как это делается». Мы ни за что не хотели скатиться до такого.

– Насколько вы довольны тем, что сделали?

– Я счастлив, что это лучшая моя работа. Все, из того, что я хотел показать, включено в картину, и я очень горд игрой актеров. Работа дизайнеров, костюмеров просто великолепна. В целом, фильм стоит своих денег, даже более того…

– Какую реакцию зрителей вы ожидаете?

– Многие ждут фильм с интересом и нетерпением, и я не думаю, что разочарую их. Это большое кино, я сам люблю смотреть такие фильмы, и даже если вы встречаете что-то, раздражающее вас, вы довольны этим, черт побери. Действие развивается очень стремительно, порой можно не успеть за камерой. Особенно я горд сценами процесса создания. Они просто великолепны. Но, в конце концов, за два года съемок я просто сошел с ума. Я уже ничего не знаю.

– Как выдумаете, почему эти средневековые истории («Франкенштейн», «Дракула», «Интервью с вампиром») неожиданно вновь всплыли в кинематографе?

– В конце столетия в этом хаотичном мире люди начинают задумываться над вопросами бытия: где мы? кто мы? что мы, черт возьми, собираемся делать? Мы не можем подыскать нужных слов для ответа на эти вопросы, и становится довольно страшновато, когда пытаются отыскать решение проблем в фильмах, так или иначе содержащих размышления по этому поводу. Однако, если внимательно присмотреться к тем средневековым историям, то увидим те же размышления о жизни и смерти, о том, есть ли Бог, и важно ли, что есть душа. В таких историях заложено огромное количество выразительных средств, часто сверхъестественного характера, позволяющих нам использовать их, не боясь показаться глупыми или быть осмеянными.

– Изменились ли ваши взгляды в ходе работы над фильмом?

– До этого я играл Гамлета, а он человек, постоянно думающий о смерти, пытающийся справиться с нею и вопросом, почему мы должны проходить через все несчастья и страдания. Вот и сейчас мы разочаровались в любви, не ладим с собственными родителями, не верим в свою карьеру, видим, как люди убивают друг друга и не собираются списать войны в архив цивилизации, а капризы судьбы насылают голод и засухи на страну за страной. Так в чем же смысл жизни? У меня очень болит душа при мыслях обо всем этом, я готов дать обезглавить себя ради избавления человечества от пороков, вы понимаете? Что касается Франкенштейна, то это была

56

очень интересная роль как для разума, так и для души…

– Навело ли это вас на мысль о своем собственном маленьком «монстре»?

– Это заставило меня задуматься о том, о чем думает большинство людей: о желании иметь детей, об ответственности за их воспитание. Но я не считаю, что сейчас наступило наиболее подходящее для этого время. Я еще не совсем готов.

– Говоря словами вашей жены, ваша сперма пока не способна на многое.

– Думаю, недели через две-три покоя я буду в полной боевой форме.

– Вы не возражаете против освещения вашей деятельности прессой?

– Иногда мне казалось, что ко мне относятся не вполне справедливо. Были моменты, когда это меня просто раздражало, но я понимал, что достаточно людей, которым я не безразличен и которые поймут меня.

– Но вам по силам вести жизнь с размахом?

– Я никогда не хотел жить в большом доме. Меня не интересуют драгоценности или машины, просто не интересуют. Я люблю смотреть видео, собирать фильмы и играть на гитаре, чем и занимаюсь с 16-ти лет.

– Вы согласны с тем, что пишут о ваших отношениях с Эммой?

– Мы вместе смеемся над нелепыми историями. Мы очень счастливы и стараемся не говорить о подобных вещах, чтобы сохранить мир и спокойствие.

– Итак, что у вас впереди?

– Отдых, потом опять отдых. Я хочу подольше быть с моей семьей, хочу пропустить по стаканчику, хочу, наконец, осознать значимость тех усилий (а кроме меня этого никто не сделает), которые были положены на создание фильма, которым я очень горжусь. Он потребовал от меня колоссального напряжения, и я собираюсь сесть и выпить, чтобы все это утряслось во мне.

Фрэнки отправляется в Голливуд

В книге Мэри Шелли:

Шелли не описывает, как монстр выглядит, и не дает никакого ключа, чтобы понять это. Она оставляет эту работу читательскому воображению…

Творение Виктора Франкенштейна называется просто «существо»…

Виктор Франкенштейн – студент медицинского факультета…

У Виктора Франкенштейна нет помощников…

Виктор Франкенштейн работает в своей студенческой «берлоге»…

Виктор Франкенштейн – молодой человек…

«Существо» – вегетарианец…

Вокруг нет разгневанных жителей… «Существо» способно говорить…

В сознании «существа» идет дискуссия о Мильтоне…

В фильме:

Создание монстра сопровождается громом и молниями. Вокруг его шеи располагаются электроды.

«Существо» имеет имя – монстр Франкенштейна.

Он доктор и барон.

У него есть ассистент Игорь.

Он постоянно работает в таинственном огромном замке.

Ему около 35-ти лет.

«Существо» употребляет мясо.

Вокруг много разгневанных жителей. «Существо практически не разговаривает. Монстр и не подозревает о существовании Мильтона.

ФРАНКЕНШТЕЙН ЖИВ!

Настоящий барон Франкенштейн работает в туристической компании в Мюнхене. И он, наверное, один из немногих, кто не стремится посмотреть фильм Кеннета Брэна…

Барон Конрад представляет собой довольно колоритную фигуру: высокий, плотного телосложения, волосы тщательно уложены и зачесаны назад, а песочные усы взмывают каждый раз в поднебесье, как только речь заходит о монстрах, кино или, хуже того, о Мэри Шелли.

– Иногда жизнь может стать кошмаром. Я бы хотел, чтобы эта женщина никогда не появлялась здесь, – говорит он громоподобным голосом тевтонского рыцаря. Потомок одного из стариннейших родов европейской аристократии, он знает, что его фамильный демон снова начнет свою злую игру, как только выйдет на экраны жалкая поделка Кеннета Брэна, представляющая новый вариант «существа», точно также, как это происходит каждый раз, когда очередной «гений» выпускает на экран свою версию старинной ужасной истории. Так случилось, что 178 лет назад одна впечатлительная 18-летняя девушка, которой потом суждено будет стать писательницей Мэри Шелли, остановилась переночевать в одном из семейных замков семьи Франкенштейн с группой друзей, среди которых был и лорд Байрон. За окнами бушевала гроза, и Байрон попросил всех присутствующих написать небольшой рассказ о привидениях. Два года спустя плод выдумки Шелли появился в одном из лондонских журналов под названием «Франкенштейн». Так родилась легенда.

– Иногда все это может быть очень утомительно, – вздыхает 57-летний барон, который как директор туристической компании проводит большую часть времени в разъездах по всему миру. Причем он должен заказывать комнаты в отелях, столики в ресторанах и т.п… – Я звоню, они спрашивают мою фамилию. Когда я называю, следует взрыв хохота. Это преследует меня всю жизнь, но я никогда не пойду на то, чтобы взять псевдоним. Мы старинная семья, и нас глубоко уважают.

Еще хуже дело обстоит, когда очень любопытные люди пытаются выяснить, правда ли, что именно его пра-пра-прадедушка был тем самым сумасшедшим профессором, который собрал из остатков человеческих тел это «существо».

– Конечно, нет! – сердито фыркает барон. – Куда бы я ни отправился, везде одно и то же. Люди иногда спрашивают даже, не состою ли я в родстве с Борисом Карлоффом! Но хуже всего, когда они начинают путать меня с графом Дракулой и пристают с расспросами, нравится ли мне впиваться в шейки невинных девушек. Барон родился в Турции, в семье немецкого дипломата. Его предки были выходцами из Баварии, один из них носил имя Виктора Франкенштейна и, говорят, был чрезвычайно талантлив в науке и верил в то, что человеческое тело может победить смерть.

– У этой Мэри Шелли было действительно чертовски хорошее воображение, – сквозь зубы замечает барон, готовясь к новым нападкам на семью после выхода фильма. – Однако, если бы она придумала какое-нибудь другое имя, моя жизнь могла бы сложиться совсем иначе.

По материалам парижского корпункта «Видео-Асс»

57