Листомания / Lisztomania (1975)

Цыркун Н. Англия // Видео-Асс Фаворит. – 1993, № 03. – С. 38-40.

ЕВРОПЕЙСКИЕ ВИДЕОСЕЗОНЫ

АНГЛИЯ

КЕН РАССЕЛ – ЭНЦИКЛОПЕДИСТ И МАСТЕР ЭПАТАЖА, УНИКАЛЬНЫЙ ХУДОЖНИК И ВОЗМУТИТЕЛЬ СПОКОЙСТВИЯ. ПРОРОК ИЛИ ЧЕРТ ИЗ ТИХОГО ОМУТА ДОБРОЙ СТАРОЙ АНГЛИИ, ОБИТЕЛИ ТРАДИЦИЙ И БЛАГОПРИСТОЙНОСТИ.

Ну это, конечно, ради красного словца – про черта и про омут. Но вес же: разве добрая старая Англия нс казалась нам всегда чем-то вроде земли обетованной, где в избытке то, чего так не хватает нам самим – вежливой доброжелательности, сдержанности, уважения к традициям… Между тем, человеческая природа везде одинакова, и нельзя до бесконечности ее сдерживать. Время от времени темперамент прорывается, и тем сильнее, чем суровее он сдерживается. Вспомним, хотя бы, болельщиков «Ливерпуля», устроивших поножовщину на стадионе «Эйзель». Многие английские писатели размышляли на эту тему – например, Д.-Г. Лоуренс, к творчеству которого дважды обращался Кен Рассел, большой мастер по части возмущения общественного спокойствия. Да и сам Рассел как режиссер появился на сходе волны «рассерженных молодых людей» – интеллектуалов, дерзко взбунтовавшихся против традиционных устоев и в жизни, и в искусстве. Расселу оказался неинтересным их горячий социальный пафос. Ему важен сам человек, личность, которая в любые времена, в любых условиях испытывает давление среды и которая интересна как раз тем, каким способом ей сопротивляться. Картина «Томми», снятая в 1975 г., уже на вершине карьеры, стала чем-то вроде эпиграфа ко всему творчеству Рассела. Это фильм-опера – эмблема эпохи молодежных бунтов 60-х годов, который режиссер закончил арией заглавного героя «Я свободен». Свободен-то свободен, внутренне, в помыслах, зато что ни поступок – то и расплата, в зависимости от расположения все того же общества, которое, захочет – будет на руках носить, а захочет – выбросит на свалку. И потому – ну его к черту, общество, давайте заглянем поглубже в душу, лучше всего – в чужую, которая всегда – потемки.

Вот выбор источников вдохновения Кена Рассела: «Влюбленные женщины» Лоуренса – эротический роман о любви вчетвером; «Радуга» того же Лоуренса с ее мотивами не только безудержного свободолюбия, но и лесбийской любви. Или страсть молодого художника Анри Годье к женщине, годящейся ему в матери («Дикий мессия»); запретная любовь настоя-

38

тельницы французского монастыря к священнику («Дьяволы»); история создания романа Мэри Шелли «Франкенштейн» в доме, где собрались люди, соединенные незаконными любовными узами («Готика»).

Одержимый неукротимым порывом вывернуть наизнанку любой авторитет, переставить местами все моральные ценности, Рассел с каким-то сладострастным упоением вторгается в святая святых национальных культурных сокровищниц и ведет себя там с безоглядной бескомпромиссностью неоварвара. Он ставит фильмы о русском композиторе Петре Чайковском («Любители музыки») и американском актере немого кино Рудольфе Валентино так, что патриоты по обе стороны океана чувствуют себя оскорбленными. (Французы вспомнят по этому поводу кардинала Ришелье в «Дьяволах»). Он делает Ференца Листа первым рок-музыкантом и отдает эту роль Роджеру Долтри из группы «Ху». А папу римского в «Листомании» играет у него Ринго Старр.

Только ли ради эпатажа выворачивает Рассел наизнанку души великих, добираясь до самых темных и потаенных уголков, сталкивает самое, казалось бы, несовместимое – творческий порыв и физиологическую грязь? Конечно, и ради эпатажа тоже. Но еще и потому, что его влечет масштаб личности, которой тесно в рамках скучной нормы, его интригует предельное выражение самости – вплоть до совпадения гениальности и безумия.

Излюбленный жанр Рассела – биография. Но его не заботит соблюдение исторической точности. Конечно, не потому, что он плохо ориентируется в литературе, живописи или музыке, напротив, его культурный багаж поражает воображение, он энциклопедичен как титан Возрождения. Сознательно путает даты и факты самые известные, будто провоцируя умника-зрителя уличить его в неточности. Вот, например, «Последний танец Саломеи»: история постановки запрещенной пьесы Оскара Уайльда в лондонском борделе силами жриц любви и их гостей. Здесь все неправильно – и дата постановки, и арест автора пьесы, произошедший не там, не тогда и не за то (по фильму – за убийство исполнительницы заглавной роли, по жизни – за оскорбление общественной нравственности). Все это известно даже среднему английскому зрителю. И пока он отвлекается на мелочи, главное может и не заметить – а именного, что отсекновение головы пророка Иоанна Крестителя в награду за танец обольстительной Саломеи на пиру Ирода – парафраз на тему судьбы самого Оскара Уайльда. Нет пророка в своем отечестве…

Не менее решительно разделался Рассел и с «Радугой» Лоуренса, этим четвертым романом писателя, запрещенным цензурой, после чего тот покинул родину и уехал умирать в Италию. Рассел обрубил все побочные линии, сфокусировав внимание на главной героине – Урсуле (Сэмми Дэвис), сделав ее средоточием навязчивых идей самого Лоуренса. К.-Г. Юнг, психоаналитик, считал, что душа человеческая двойственна: она имеет свою тень, у мужчины – в женской ипостаси (анима), у женщины – в мужской (анимус). Урсула у Рассела – анима Лоуренса.

39

И вообще режиссера занимает возможность разного, вариантного состояния души. В фильме «Другие ипостаси» он проводит своего героя гарвардского ученого Эдди Джессупа (Уильям Херт), через серию фантастических превращений вплоть до существования в виде бесформенного плазмоида на грани аннигиляции. Обратим, однако, внимание на то, что спасение приходит от любящей женщины, готовой на самопожертвование.

В сущности, и «Готика» – эксперимент в области возможностей человеческого сознания, в данном случае, подстегнутого наркотиками; это своеобразная психоделическая фантазия, оживляющая адские видения Иеронима Босха и сюрреалистические пейзажи Сальвадора Дали, эротические грезы Макса Эрнста. И одновременно это – ненавязчивая пародия на «сай-фай» – жанр научной фантастики в духе «Чужого».

«Готика» густо населена демонами – в образах реальных персонажей (лорд Байрон, доктор Полидори) и иллюзорных, рожденных воображением участников ночной оргии на вилле Диордати на берегу Женевского озера. Демонизм пронизывает каждую ленту Рассела, придавая его киномиру пряный аромат жути, эротики и легкой пародийности – ибо кто нынче всерьез верит в демонов?

Рассел терпеть не может проторенных дорог. В творчестве Брэма Стокера, автора «Дракулы», он выбрал самую неудачную вещь – «Логово белого червя»; ему зачем-то понадобилось доказать, что отличную идею, которую писателю не удалось как следует реализовать, можно образцово воплотить на экране. Вряд ли это получилось у него в полной мере, но во всяком случае один эпизод оправдывает всю постановку: леди-вампир Сильвия Марш (Аманда Донохью) топит в пенной ванне бойскаута носком своего узкого черного ботинка. Тут одной символики на объемистую психоаналитическую статью, а маэстро, конечно, лукавит: каждому приятно почувствовать себя тонким и догадливым зрителем.

Яростный напор и эпатажность молодого Рассела, ниспровергателя авторитетов, с годами потихоньку сменяются умудренной снисходительностью – и к героям, и к зрителям. И все больше в его фильмах скрытого (английского, что ли?) юмора. Таков и его «производственный роман» «Шлюха» (по повести бывшего лондонского таксиста Дэвида Хайнса). Это тоже реальная биография простой английской девушки из бедной семьи, вынужденной торговать своим телом. Такую историю могла бы рассказать о себе любая проститутка. Рассел излагает ее с мнимой серьезностью в псевдодокументальной манере «синема-верите», так сказать, «прямого кино», будто не сочиненного, а подсмотренного прямо на улице. Но по сути это ироническое обыгрывание остросоциального пафоса кинематографа 60-х, времени его молодости, когда очень любили показывать на экране бедных и обездоленных, вызывая к ним участливое сострадание. А Рассел не бьет на жалость и сам не испытывает сочувствия к бедной Лиз: работа есть работа. И потом: разве ей хуже, чем скажем, любому художнику из тех, о ком он, Рассел, успел поведать с экрана?

– Те же унижения, тот же ужасный разрыв между необходимостью угодить клиенту и желанием остаться самим собой. В общем, почти по Некрасову: «и музе я сказал: гляди, сестра твоя родная»…

Лукавит маэстро.

Н. ЦЫРКУН

40