Огни большого города / City Lights (1931)

Александров Григорий. Наш друг Чарли Чаплин // Искусство кино. – 1978, № 6. – С. 147-150.

Прощание с великим артистом

Наш друг Чарли Чаплин

В чем секрет успеха Чарли Чаплина? На этот вопрос пытаются дать ответ книги, изданные во многих странах мира. Теоретиками предпринято множество изысканий, открыто немало серьезных формул, имеющих общеэстетическое значение. Но вот что говорил по этому поводу сам Чаплин: «Основа успеха – это знание человеческой природы. Смешное в комедии должно помогать раскрытию человеческой души». Думаю, что сила Чаплина была в том, что он всегда строго придерживался этого принципа. И бывал беспощадно жесток к себе, когда вдруг замечал, что буйная фантазия уводит его от этой генеральной линии.

Кто-то сказал, что от хорошего клоуна до философа – один шаг. Пожалуй, эта озорная мысль вполне применима к Чаплину. Он возвысил комедию до гуманистических высот, наполнил содержание своих фильмов идеями, имеющими непреходящую ценность. Искусство Чаплина подлинно интернационально. Его имя пользуется не просто популярностью во всем мире, а настоящей золотой славой. Два всем знакомых слова – «Чарли Чаплин» – стали не только именем и фамилией. Эти два коротких слова – целая глава в развитии киноискусства, с ними неразрывно связано понятие о реализме, человечности, виртуозном мастерстве, понятие о смехе, как об остром политическом оружии. «Я верю, что могущество смеха и слез, – говорил Чаплин, – может стать противоядием от ненависти и страха. Хорошие фильмы говорят на понятном для всех языке, они отвечают потребностям человека в юморе, жалости, в сочувствии. Они служат средством рассеять туман подозрительности и тревоги, окутавший ныне мир».

С самых, первых шагов своей самостоятельной работы в кино Чаплин шел по пути демократического искусства и за это постоянно подвергался ожесточенным нападкам реакционеров. Его картины пытались опорочить, пытались дискредитировать и его самого. Уже в I927 году раздавались голоса, требовавшие заточить Чаплина в тюрьму или изгнать его из Соединенных Штатов. Но это только лишний раз убеждало Чаплина в том, что он прав, заявляя, что «мир жесток и суров, и мир надо переделать». Чаплин смело продолжал работать, не капитулируя перед угрозами и нападками.

Таким решительным, оптимистичным, полным творческих идей был. Чаплин и тогда, когда мы – С. М. Эйзенштейн, Э. К. Тиссэ и я – встретились с ним летом 1930 года в Голливуде. А вскоре после пер-

147

иого нашего знакомства Чаплин пригласил нас на свою студню; она была тогда самой маленькой и самой бедной студней Голливуда, но именно на ней в то время делались большие и, быть может, самые значительные фильмы в Америке. В тот день шла очередная съемка картины «Огни большого города», снимался кадр № 3166… на боксерском ринге – тщедушный, маленький человек с черными усиками, знакомый всем бродяга Чарли. Вот, надев свой традиционный котелок, набросив на плечи мятый пиджачок, он направляется своей смешной походкой к центру ринга, чтобы обменяться рукопожатием со своим могучим противником. Помню, мне подумалось, когда я смотрел этот эпизод, в схватке слабого с сильным тот же подтекст, что и в большинстве картин Чаплина; не зря вспоминает герой чаплинского фильма легенду о Давиде и Голиафе, когда юный, беззащитный герой смог одолеть всех устрашавшего исполина.

В перерыве, за завтраком. Чаплин горячо рассказывал о замысле фильма «Огни большого города» Уморительно смешной, говорил он, и одновременно глубоко социальной должна быть сцена открытия памятника. Герой ленты – бездомный Чарли, ночует под пологом статуи, олицетворяющей Правосудие. Утром, при открытии памятника, полог падает и присутствующие важные господа ахают от возмущения и удивления: на коленях Правосудия мирно спит бродяга. Полицейские кидаются к нему, пытаются его схватить; но, спасаясь от своих преследователей, бродяга нечаянно зацепляется штанами за меч, который держит в руке статуя, и высоко повисает над толпой. В это время оркестр исполняет гимн. Висящий на мече Правосудия Чарли, как истинный гражданин своего отечества, снимает с головы котелок…«Огни большого города» были подлинным шедевром чаплинского искусства, фильм имел поистине мировой успех. Но в самой Америке началась новая волна ожесточенных нападок на Чаплина как на возмутителя спокойствия – этого «ничтожного клоуна», осмелившегося бросить вызов устоям «демократического общества»!

Собственно, с той самой встречи на студии в Голливуде и началась наша долголетняя дружба с Чаплиным. Многие из Голливуда тогда боялись встречаться с «эйзенштейновской троицей». Нас обвиняли в том, что мы приехали «делать революцию в Америке», пресса именовала нас «красными собаками», «опасными агентами Кремля». Но Чаплин демонстративно приезжал к нам и часто приглашал нас в свой дом. Это было большой смелостью с его стороны и огромной радостью для нашей троицы. Однажды он позвал нас, когда у него собралось много друзей. Говорили и спорили о значении киноискусства, об общественной роли художника-кинематографиста. Чаплин высказывал неожиданные и интересные мысли. Помню, своего любимого писателя Эдгара По он упрекал в отсутствии любви к обездоленным, а Шекспира в том, что он «невыносимо высмеивал простого человека». А о себе Чаплин говорил, что он всегда стремится выразить в своих фильмах любовь к народу. Он не раз повторял: «Для того чтобы быть понятным миллионам, надо думать так же, как думают они». Если дискуссия слишком обострялась и страсти накалялись до предела, хозяин дома садился обычно за большой орган, стоявший в гостиной, и начинал играть свои сочинения. А потом, что случалось неоднократно, показывал сцены и этюды на самые неожиданные темы, взятые из жизни. Он, например, изображал маленьких детей, которые учатся ходить, и передавал их неуверенные движения, их первые самостоятельные шаги с таким мастерством, с такой непосредственной наивностью, которая недоступна взрослым. Или с поразительной достоверностью и юмором, выразительно показывал поведение обезьян, наслаждающихся жизнью на воле или заточенных в клетку.

Но больше всего меня поразил этюд, который Чаплин назвал «парад характеров»… Чаплин пускал пластинку с бравурным маршем и объявлял: «Сейчас вы увидите, как ходят на параде люди различных профессий…» Скрывался на мгновение за ширмой и появлялся из-за нее. маршируя таким образом, что «се узнавали известного генерала. Комнату оглашал хохот и аплодисменты! А в другом марширующем все тотчас же узнавали голливудскую кинозвезду: артист изо всех сил старался очаровать публику, показать «товар лицом». Затем маршировали французы, немцы, итальянцы – с их характерными чертами. Пожалуй, злее всего Чаплин показывал, как ходят на парадах американцы. И когда уставшие от смеха зрители вытирали слезы, Чаплин, выждав паузу, объявлял: «А сейчас идет комик…» Все готовились к новому смеху и замирали в нетерпеливом ожидании. Но Чаплин долго не появлялся. Может быть, он готовится к стремительному выходу, чтобы споткнуться, смешно упасть, опрокинуть мебель?.. Нет, ничего этого не происходило. Появлялся усталый и грустный человек. Он шагал не в ритм музыки, его не интересовала парадная шумиха… Вот он останавливался и начинал пристально, испытующе рассматривать вас. Теперь вы уже становились смешными; это тот же ход, что и у Гоголя: «Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!..» Вы поправляли костюм, вам мешали руки, вы начинали с ног до головы осматривать себя – все ли у вас в порядке… А он все внимательно смотрел и смотрел, и вы вдруг понимали, что он видит и знает вас насквозь.

Да. Чарлз Спенсер Чаплин был не просто большой артист.

Он был великим гражданином мира и сознавал, видел куда больше, чем его герой – маленький безработный бродяга Чарли.

Когда Чаплина спросили, почему он делает фильм «Великий диктатор», артист шутливо ответил: «Потому, что Гитлер украл у меня усики…» Потом серьезно объяснил: «Этот фильм я сделал потому, что видел вокруг себя в Америке страшную апатию, в то время как нацизм наводнял мир. Это меня беспокоило, я был охвачен ужасом. Нужно было что-то делать».

148

Чарли Чаплин был первым художником в США, потупившим в бой с Гитлером и Муссолини. В конце фильма артист сбрасывал грим «великого диктатора» и обращался к зрителю от своего имени: «Всем, кто может услышать меня, я говорю: не отчаивайтесь! Несчастье, поразившее нас, лишь результат дикой жадности и злобы людей, боящихся человеческого прогресса. Ненависть между людьми пройдет, и диктаторы погибнут. Власть, которую они захватили, вернется к народу. Пока люди способны умирать за свободу, она не погибнет… Вы – народ, н в вашей власти создать прекрасную, свободную жизнь, сделать ее лучезарной и увлекательной… Будем сражаться за новый мир, за чистый мир, который каждому человеку даст возможность работать. Ты видишь?.. Человеческой душе дали крылья».

Бывший консул СССР в Лос-Анджелесе во время войны П. Кондратьев рассказывает, что еще задолго до выпуска «Диктатора» на экраны американские профашистские организации начали травлю Чаплина. «Третий рейх» со своей стороны предпринял дипломатический демарш. Сперва гитлеровский консул в Лос-Анджелес пытался различными путями повлиять на Чаплина н заставить его отказаться от постановки фильма, предлагая компенсацию всех расходов. Но Чарли был неумолим. Тогда немецкий посол в Вашингтоне официально потребовал запрещения фильма. Японская фашистская организация «Черный дракон» с помощью наемных убийц пыталась уничтожить артиста. Чаплин нанял для охраны частных детективов и спешил закончить работу.

В начале 1941 года фильм вышел на экраны. Он имел огромный успех, однако фашистские организации продолжали злобствовать. Они громили кинотеатры, где демонстрировался «Великий диктатор», разбивали витрины. И прокат картины был прекращен…

А когда гитлеровские армии напали на Советский Союз, а Соединенные Штаты стояли в стороне, выжидая, Чаплин активно выступал на митингах в разных городах страны, обращался лично к президенту Рузвельту с требованием открытия второго фронта в Европе, подписывал приветственное письмо народам Советского Союза, внес в денежный фонд Комитета военной помощи России крупную сумму. После того как Чаплин потребовал открытия второго фронта. 95 процентов американских газет разом напали на него.

Позже, когда Америка была уже в состоянии войны с Германией. Чаплин выступил на десятитысячном

149

митинге в Сан-Франциско и, в частности, сказал: «Товарищи! Я называю вас товарищами и я приветствую наших русских союзников как друзей». Слово «товарищи» по отношению к русским и американцам было первым пунктом, по которому началась новая затяжная травля, завершившаяся изгнанием великого артиста из Америки. Но и под гул брани и угроз Чаплин продолжал выступления. Он неоднократно провозглашал: «Приветствую тебя. Советский Союз, за величественную борьбу, которую ты ведешь во имя свободы. Я приветствую вас, советские люди, я приветствую мужество, с каким вы проводите самый смелый в истории человечества эксперимент. Вы выросли могущественными и свободными, вы – вдохновляющий пример для обновления людей!»

В дни, когда советские войска разгромили фашистов под Сталинградом, Чаплин каким-то образом отыскал меня и прислал из Голливуда в Баку, где я тогда работал, телеграмму: «С огромным вдохновением слежу за доблестной борьбой советского народа против нашего общего врага…» Как драгоценную реликвию храню я этот листок, полученный в то трудное для всех нас время.

Казалось бы, после войны для Чаплина тоже наступит мир. Но для него настали еще более тяжелые времена. Травля продолжалась. В 1947 году вышла картина Чаплина «Мсье Верду», и американская «большая пресса» буквально обрушилась на создателя фильма. Его обвиняли в новом оскорблении капиталистического общества. А в самый разгар «охоты на ведьм» Чаплина вызывали а Верховный суд, где ему предъявили несколько обвинений, припомнили ему все. Даже бывшие друзья Чаплина, в том числе и тс, кто снимался и прославился у него в фильмах, как, например, Адольф Менжу, из страха за свою собственную судьбу требовали тогда расправиться с ним. В те годы многие режиссеры Голливуда, движимые страхом, начали снимать антикоммунистические фильмы. Так жизнь в США стала для Чаплина невыносимой. И в 1952 году он навсегда покидает Америку.

Год спустя Всемирный Совет Мира удостоил Чарли Чаплина Международной премии мира. Присуждение этой премии замечательному драматургу, режиссеру, несравненному артисту, талантливому композитору н смелому, активному общественному деятелю наполнило чувством огромной радости и гордости сердца всех поборников мира, всех друзей Чаплина. В ответ на получение премии Чаплин огласил свою декларацию о мире. В ней, в частности, говорилось, что он польщен и очень счастлив получить награду, что он «не претендовал бы на знание ответов на проблемы, угрожающие миру, но. – заявил Чаплин, – я знаю, что нации никогда не разрешат этих проблем в атмосфере ненависти и недоверия и, тем более, не разрешит их угроза сбросить атомные бомбы… В нашу эру атомной науки нации должны были бы думать о вещах менее устарелых и более конструктивных, нежели использование насилия для разрешения своих разногласий…»

За почти полувековое знакомство и дружбу с Чаплиным моя память сохранила множество впечатлений, связанных с этим удивительным, мудрым и обаятельным человеком. Чтобы рассказать все то, что хотелось бы рассказать, наверное, не хватило бы и объемистой книги. Не каждый, например, знает, что в одном из голливудских театров Чарли поставил восемь спектаклей и среди них – «Три сестры» и «Чайку» Чехова. Поставил, правда, скрываясь под чужим именем… Или о том, что он инкогнито принял участие в международном конкурсе на лучшее подражание… Чарли Чаплину и получил… 7-е место… Можно было бы рассказать и о мечте Чаплина создать «человеческую комедию» об Иисусе Христе и сыграть в ней главную роль… О многом, очень многом можно и надо было бы рассказать.

Но здесь я хочу вспомнить лишь еще об одной нашей встрече с Чаплиным. В 1955 году он пригласил нас с Л. П. Орловой погостить у него в Швейцарии, в его доме на берегу Женевского озера.

Стоял солнечный май. Чаплин встретил нас все такой же дружеской, обаятельной улыбкой. Он был по-прежнему энергичен и подвижен, хотя голова его стала совсем белой, а голубые глаза Чарли казались от этого совсем синими. Чаплин выглядел умиротворенным и беззаботным. Рядом с ним была его молодая и очаровательная жена Уна, которая к тому времени уже успела подарить ему седьмого ребенка.

«Какой вы счастливый. Чарли, – сказал я ему. – Вы отец такого замечательного семейства. Вы так много успели в жизни. Вам дважды присвоили звание доктора, у вас более восьмидесяти превосходных фильмов и много подлинных шедевров. Вы великий маэстро!»

И вот тут, грустно улыбнувшись, Чаплин сказал:

«Маэстро?.. Знаете. Гриша, все мы дилетанты в этой жизни. Она слишком коротка, чтобы успеть научиться сделать действительно что-то великое…»

Беззаботность Чарли оказалась обманчивой. Он оставался прежним – беспокойным, ищущим, неудовлетворенным, полным новых исканий.

И таким он был до конца.

…Чарли и Уна успели отправить мне традиционное новогоднее поздравление к Новому, 1978 году. (Последние сорок лет я получал их ежегодно) Оно опубликовано выше, на предыдущей странице.

Но пока письме шло, его опередило скорбное сообщение о смерти Чаплина.

С большим волнением распечатал я запоздалый конверт из Швейцарии. В нем было несколько теплых слов и фотография Марли, сделанная в апреле минувшего года, в день рождения, когда ему исполнилось 88 лет.

Последняя фотография друга…

Нет, Чарли не умер. Разве может исчезнуть из нашей жизни человек, художник, так много сделавший для радости, для простых людей, для справедливой и мирной жизни на земле.

Григорий Александров

150

Зоркий Андрей. Без тебя дом мой пуст // Советский экран. – 1989, № 6. – С. 28-29.

БЕЗ ТЕБЯ ДОМ МОЙ ПУСТ

Андрей ЗОРКИЙ

С присужденным ему о 1975 году английской королевой Рыцарским крестом на груди Чаплин снялся в кругу своей семьи. Слева направо: дочери Энни, Джозефина, жена Уна, младший сын Кристофер, дочери Джеральдина и Джейн.

На советских экранах не идет ни одной чаплинской картины. Не идет уже много лет. С этих неюбилейных фраз приходится начинать…

Сто лет со дня рождения Чарлза Спенсера Чаплина или почти сто лет одиночества без его картин?

Нет Чаплина в нашем действующем фильмофонде. У меня все теплилась надежда. Несколько лет назад в Вильнюсе, где с помощью ЭВМ дело налажено так, что в любую минуту и в кратчайший срок можно узнать, где, в каком городе или селе, или на фильмобазе находится любая копия, сколько отработала она сеансов и набрала зрителей, я задал умнице кинофикатору по фамилии Друг этот чаплинский тест: «Ну, Друг, а вдруг?!» Нет. Чаплин нигде не находился.

Можно ли вообразить себе Кино без Чаплина, его главного действующего лица? Можно ли вообразить себе девственную публику – целую страну! – не оплодотворяемую гением Чаплина? Оказывается, можно. Среди рок-шлягеров, сотрясающих эфир, есть один, скандирующий на надсадной ноте:

Чарли Чаплин,

Мы тебя все любим.

Чарли Чаплин,

Ты так нужен людям.

Эти балалаечные строчки – ложь, «лажа» в стиле рок. Шагают к очередным «зарницам» пионерские отряды, ни разу не надорвавшие живот над чаплинскими короткометражками. Вызревает студенчество, незнакомое с творчеством Чаплина и безразличное к нему.

Нет на нашем экране маленького человека, которому протягивает цветок презревшая цветочница в финале «Огней большого города». Нет его лица, глаз и великой разгадки сюжета. Нет на экране рыцаря-бродяги, которого обстреливают из трубочек мальчишки-сорванцы, и зал хохочет, а потом вдруг осекается, почувствовав, что в лору и заплакать. Чаплин владел уникальным даром облагораживания людей. Прямо в зрительном зале. «Моей целью всегда было – стать артистом, создавать искусство для массового зрителя». «…И вот я подошел к концу своей одиссеи. Я понимаю, что время и обстоятельства благоприятствовали мне. Мне выпало на долю быть любимцем всего мира, меня любили и ненавидели».

У нас вместо «Новых времен» – «Новые амазонки».

Вспоминаю начало семидесятых, когда мы, наконец, приобрели и выпустили на экран несколько великих чаплинских картин. Это были «Золотая лихорадка» и «Цирк» с опозданием почти в полвека. «Огни рампы» и «Король в Нью-Йорке» с опозданием всего-то в 15–20 лет… Помню самый первый просмотр «Огней рампы» на «Мосфильме», в маленьком зале среди зрителей Аркадий Райкин, Иннокентий Смоктуновский, дублировавший Чаплина, очень поздний час, пустынная студия и ощущение праздника, чуда, счастья: неужели мы владеем, наконец, Чаплином, и эта новенькая, эталонная копия «Огней рампы» – нашенская, отечественная?

Тогда, в начале семидесятых, чаплинские фильмы претерпели в нашем прокате сокрушительный провал. Любая «Королева бензоколонки» могла тогда запросто нокаутировать «Короля в Нью-Йорке».

Не буду говорить о бездарности нашего кинопроката, загубившего шедевры на корню – серой рекламой, полнейшим невладением премьерной ситуацией «старых» кинолент, абсолютной убежденностью в их «несмотрибельности» – экое профессиональное словечко! – и немедленным спихиванием с экрана в фильмохранилища. Многие тысячи зрителей попросту не успели добраться до кинотеатров, многие-многие тысячи так и остались в неведении, что чаплинские фильмы были в наших закромах, да по сей день – убеждался в этом не раз! – попросту не знают, что «Цирк» и «Золотая лихорадка», «Огни рампы» и «Король в Нью-Йорке» были куплены нами и как будто шли на экранах и снова на встречах со зрителями вопросы, записки когда же мы, наконец, увидим Чаплина? Прокатные итоги были постыдными и. как обычно, неопубликованными. Но их следовало бы опубликовать сегодня для нравственного самоочищения. «Чарли Чаплин, мы тебя все любим. Чарли Чаплин, ты так нужен людям».

Коснемся причин более глубоких и драматических.

У массового зрителя киноискусства – отнюдь уже не молодого, разменявшего целое столетие – существует косная предубежденность против старых картин. Не сегодняшние значит устаревшие. Есть убежденность, что киноискусство – это в основном зрелище новых фильмов. Современный конвейер. Подобного восприятия, естественно, нет по отношению к литературе, музыке, изобразительным искусствам. Вы представляете себе, что случилось бы с интеллектом и сердцем читателя, если бы он пользовал только современную литературу (например, прозу журнала «Молодая гвардия»)?

Лишь с косной позиции чаплинские картины могли показаться устаревшими. Речь всерьез могла бы идти лишь о старомодности одежд и интерьеров, но ведь и Онегин не ходил в «варенке», о черно-белом изображении и неширокоформатности, о стилистике, естественной для Чаплина и его времени… И все же этот Рубикон еще предстоит одолеть (очевидно, не без помощи видео) всему мировому сообществу зрителей.

Но Рубикон, как мы увидели в «Амаркорде» Ф. Феллини, весьма мелкая и преодолимая речушка. Не существует, к примеру, никакой дистанции между чаплинскими немыми короткометражками и современным кинозалом. Парадоксально, но более «устаревшими» представляются самые поздние картины Чаплина. Однажды мне довелось оказаться по другую сторону зала за огромным холстом киноэкрана, на который проецировалась старинная чаплинская лента «Реквизитор». Я стоял на тёмной сцене, куда докатывались волны гомерического хохота, рядом с экраном, до которого можно было дотронуться, чуть ли не пощупать чаплинский котелок, всего о нескольких

28

шагах от Чарли и его партнеров, самозабвенно выполнявших свою комедийную работу – сиюминутно, на наших глазах, и все же тогда – в отдаленнейшем 1914-м… Это было непередаваемое ощущение пульсирующей жизни и вечности чаплинской киноленты! В той уральской поездке мне посчастливилось смотреть эту короткометражку раз десять кряду, и на гениальном прямоугольнике экрана я постоянно открывал какие-то новые, не замеченные ранее трюки, остроумнейшие штрихи, детали, нюансы и великолепие целого. «Короткометражного» чаплинского заряда вполне хватило бы на годовой тоннаж наших нынешних кинокомедий…

Но сегодня и десятиминутного «Реквизитора» не увидишь на экране. Мы лишены юридического, коммерческого права демонстрации чаплинских картин. Нас всегда поджимали деньги. Всегда на Чаплина не хватало. И наш народ никогда не располагал приличествующим ему собранием чаплиновских творений. Более-менее сносно было с ранними короткометражками. Перед войной счастливчикам удалось увидеть «Огни большого города» и «Новые времена»… И снова десятилетия безвременья в нашем общении с Чаплином… Потом печальная история из семидесятых… И снова пустота… Чиновное бескультурье, прячущееся за безденежьем.

Но представьте себе, если б нашего Пушкина издавали и предлагали публике подобным способом! До войны – почитайте «Евгения Онегина», передохните с четверть века, о макулатурные семидесятые – получите академическое издание «Повестей Белкина» и. скажем, «Бахчисарайский фонтан», а уж «Маленькие трагедии»… в следующем тысячелетии.

Но ведь и Чаплин – вершина мировой культуры. Только сегодня мы начинаем осознавать истинные масштабы его героя – не «маски», не ярчайшего, но проходного персонажа с котелком и тросточкой, не «маленького человека», а титана, Дон Кихота XX века, защитника низов, идальго-простолюдина, сражающегося отнюдь не с ветряными мельницами.

По тысяче вполне ясных обстоятельств маленький Чарли – необходимейшая фигура на нашем экране, в нашем перестраивающемся общество. Я голосую за этого народного депутата.

Но Чаплин сегодня не с нами. Александр Иванович*, Элем Германович**, Андрей Сергеевич***, вы считаете это нормальной ситуацией?

Так кто же для нас Чарлз Спенсер Чаплин сегодня?

Конечно, это светлые воспоминания, заветный уголок сердца, драгоценное прошлое и мечта о будущем.

Но это и ветхая память, со колыхающаяся в склероз, в темное беспамятство.

…Помню тогда, в семидесятые, в полупустом подмосковном кинотеатрике мы смотрели семьей чаплинский «Цирк». Варя, моя четырехлетняя дочь, с рожицей, перемазанной черникой, была впервые отведена в кино. Сидя на материнских коленях, она как-то независимо от нас установила контакт с экраном и вот уже хохочет со всеми, приобщившись к планетарному сообществу чаплинских зрителей. Ей несказанно повезло с самым первым фильмом в ее жизни!.. И вдруг, растопырив ручонки, она кинулась к Зазеркалью экрана с ликующим воплем: «Чафли! Чафлин!!!» Ребенок – это изначальное движение, это само собой катящееся колесо, как говорил Заратустра вот и мое маленькое колесико покатилось было к Чаплину… Помню, что этот сентиментальный кусочек вырезали из моей давней литгазетовской статьи о Чаплине. Бог с ним, с кусочком, куда хуже, что из жизни моей теперь шестнадцатилетней дочери «вырезали» самого Чаплина.

Что помнят, знают они, что освоено ими в гениальной Чаплиниана? В лучшем случае… силуэт очень смешного и симпатичного человечка с усиками и в котелке… ворох уморительных разрозненных кадров, насмотренных по «ящику»… «как ботинок кушал и шнурки», «как танцевал булочками», «как ему розу девушка подарила»… из фильмов вроде бы и без названия… И еще – проблески небывалого зрительского счастья. Но Чаплин нечто иное. Чаплин – это способ знакомства с человечеством – один из самых проверенных, надежных и прокрасных. Но следует уклоняться от этого знакомства, особенно в масштабе страны, ее многомиллионного народа.

Вот о чем мне хотелось сказать в этот грустный и высокий час чаплинского юбилея.

_______
* А. И. Камшалов, председатель Госкино СССР
** Э. Г. Климов, первый секретарь правления Союза кинематографистов СССР
*** А. С. Смирнов, и.о. первого секретаря правлении СК СССР.

Фото из фондов ВНИИ киноискусства, «Советского экрана», а также из личного архива А. В. Кукаркина.

ЧАПЛИНИАНА В РИСУНКАХ

Есть в Москве художник Григорий Бенционович Ингер. Большую часть созданных им произведений составляют портреты его любимых композиторов. Однако, пожалуй, самые веселые, красочные и озорные произведения посвящены… Чарли Чаплину. Личность Чаплина заинтересовала его еще в молодости, когда о 1939 году он увидел фильмы «Огни большого города» и «Новые времена». С тех пор великий Чаплин стал любимейшим персонажем художника. Для работы Ингер выбрал тушь, карандаш, акварель и гуашь. Совсем не стремясь к максимальному портретному сходству, художник видит главной целью своей работы раскрытие внутреннего мира замечательного комика. В коллекции Ингера Чарли Чаплин о роли нищего неудачника из «Огней большого города». Его взгляд выражает грусть и в то же время надежду. На других рисунках мы узнаем Чаплина из «Цирка», «Малыша», «Новых времен», забавных короткометражек, где веселье перемешано с грустью, а юмор с тоской. Иногда мы встречаем рисунки, скорее, похожие на дружеские шаржи. Хотя, как кажется, художник довольно точно отразил в своих работах внутренний мир Чаплина, он и по сей день возвращается к образу этого всеми любимого, неповторимого мастера мирового кино.

А. МИХАЙЛОВА

На последней обложке – рисунки художника Г. Ингера

29